Граальщики

– Именно, – отвечал череп. – Машо де Виллежардин.

Голос Бедевера дрогнул:

– Матрона?

Череп опять рассмеялся, и на этот раз Бедевер подхватил его смех.

– Ты помнишь меня, Матрона? – восклицал Бедевер. – Я был на одном курсе с Агвизаном и Борсом, и Гахерисом-младшим.

– Разумеется, помню! Ты еще держал жуков в обувной коробке в спальне юниоров.

– Послушай… – это был Туркин, и в его голосе звучала нотка раздражения. – Не хочу прерывать, но может быть, ты все-таки представишь меня?

Повисла озадаченная пауза, затем Бедевер произнес:

– Прости, Тур, совсем забыл. Матрона уволилась как раз перед тем, как ты поступил. Матрона, это сэр Туркин ле Сабль. Он тоже учился в нашем добром старом колледже.

– Весьма польщена.

– Я также. Послушай, Беддерс, ты не мог бы мне объяснить, что здесь происходит, а то…

– Заткнись, Тур, будь так добр. Прости, Матрона. Ну, так как же ты поживаешь?

Последовало долгое молчание.

– Я умерла.

– Да не может быть!

– Тем не менее, это так.

– Понимаю. Как печально это слышать, Матрона! Я…

Бедевер прервался на полуслове. Ему послышалось, или он здесь чего-то недопонял?

– Умерла? – переспросил он.

– Мертва как ржавый гвоздь, – подтвердила Матрона. – И я бы не сказала, что это мне очень нравится, могу тебя уверить.

– Неудивительно.

– Видишь ли, – продолжала Матрона, – когда я увольнялась, колледж выказал ко мне необычайную щедрость – гораздо больше, чем я рассчитывала, я была действительно очень тронута, – и разумеется, я захотела обеспечить себе маленькое гнездышко на старость. И тогда мне повстречалась эта очаровательная молодая леди – она сказала, что она старшая сестра одного из мальчиков…

Бедевер почувствовал, как в его горле набухает комок.

– «Акции Треста Роста Капитала Лионесс»? – спросил он.

– Нет, «Облигации Управляемых Доходов Лионесс», – отвечала Матрона. – Не прошло и шести месяцев с тех пор, как я получила полис, как ко мне пришло это письмо, в котором говорилось, что вся контора подлежит ликвидации, и как они сожалеют о случившемся. У меня просто кровь вскипела в жилах, можешь себе представить. Так что я пришла прямо сюда и… и вот я здесь. Но если мне когда-нибудь приведется добраться до этой маленькой прохвостки, до этой торговки тухлыми яйцами… что ж, пусть она поостережется – это все, что я могу сказать!

– Это ужасно, Матрона, – сказал Бедевер. – Так обмануть тебя, да потом еще и убить – это… это просто ужасно. Им нельзя позволять делать такие вещи.

– Слушайте, слушайте! – пробормотал Туркин, добавив что-то относительно необходимости поднимать мертвецов из могил, чтобы понять такую очевидную вещь, – что Бедевер посчитал довольно дурным тоном. Он шикнул на него и почесал в затылке.

– Прости, что спрашиваю, – сказал он после минутного раздумья, – но как получилось, что ты все еще можешь, э-э, разговаривать? Мне казалось, что для этого нужно…

Череп защелкал зубами.

– Некоторые люди позволяют себе исчезнуть до последней капли, когда уходят, – произнесла Матрона. – Но не я. Как я всегда говорила вам, мальчики, главное в человеке – это сила воли, сила воли и решимость. Я была исполнена решимости не дать себе потерять форму, и это сработало.

– Вижу, – отвечал Бедевер и добавил: – У тебя неплохо получилось. – Но тем не менее он продолжал чувствовать, что здесь чего-то не хватает. Например, объяснения. Однако было бы невежливо продолжать расспрашивать, тем более что Матрона всегда была особенно чувствительна к таким вещам. Он сменил тему, и некоторое время они болтали о других мальчиках из бедеверова класса. Это заняло их на некоторое время; плохо было только, что все эти мальчики были уже в могиле, и был риск, что разговор станет несколько загробным, чтобы не сказать однообразным. Очень осторожно Бедевер вернулся к прежней теме.

– Матрона, – сказал он, – прошу простить меня, если этот вопрос покажется немного… личным, что ли, но мне всегда казалось… – Вдохновение! – Когда я учился в колледже, сэр Жиро говорил нам, что когда человек – ну, умер, то он…

– Жиро! – презрительно щелкнул череп. Да, теперь у нее нет губ, которые можно было бы поджать, подумал Бедевер, иначе… – Жиро был шарлатан. Он постоянно оставлял огрызки от яблок за батареей.

– Он никогда мне особенно не нравился.

– И правильно, – отвечала Матрона. – Да что он знал о том, каково это – быть мертвым? Если он умудрился получить дутую степень в каком-то университете бог знает где, это еще не значит, что у него есть право вытаскивать весь мякиш из хлеба.

Бедевер кивнул, хотя его никто не мог увидеть.

– А на что же это похоже в действительности? – спросил он. – Я имею в виду, быть мертвым. Мне всегда хотелось узнать.

– Ну, – произнесла Матрона после минутного размышления, – я могу говорить только на основании собственного опыта, как ты понимаешь. Меня никто не обвинит в том, что я проповедую вещи, о которых ничего не знаю, как некоторые упомянутые здесь персоны. Но лично я нахожу, что это очень похоже на жизнь. Разумеется, магия вносит свою поправку.

– Ага, понимаю, – сказал Бедевер. – Магия.

Матрона рассмеялась.

– Ну, я бы сказала, ты-то не очень внимательно слушал на уроках, мастер Бедевер. Могу поклясться, ты был слишком занят, играя в «повешенного» с этим Эктором де Мари.

Бедевер покраснел, поскольку никто не любит, когда на него возводят напраслину, но подавил возмущение и продолжал:

– Так что насчет магии, Матрона? Как она работает?

– Магия, – начала Матрона своим несколько резким учительским тоном, – это побочный продукт распада изотопа золота, золота-337. Она является одним из видов радиации. Любая радиация вызывает в живых организмах мутации; видишь ли, она воздействует на молекулярные структуры. Но магическая радиация обладает чрезвычайной мощью. Она может заставить живые существа мутировать очень быстро – превратить тебя в жабу, к примеру, – и может также воздействовать на неодушевленные предметы, такие как вазы, или цветы, или государственные флаги; может сделать так, что они начнут выскакивать у тебя из цилиндра, ну и тому подобное. А также она может, э-э, воскрешать мертвых. – Матрона немного поколебалась. – Нет, это не совсем верно. Точнее, она делает смерть немного более похожей на жизнь. Нет, и это не так. Правильнее будет сказать наоборот.

– Делает жизнь похожей на смерть, ты хочешь сказать? – предположил Бедевер. Это было похоже на уроки философии у доктора Магуса; а потом он вспомнил, очень отдаленно, что Матрона и доктор Магус частенько предпринимали совместные прогулки по стрельбищу. Под покровом дружественной темноты, ухмыльнулся он.

– Вот именно, – отвечала Матрона. – Если вокруг достаточно магии – а здесь внизу ее полно, смею заметить; если не веришь, попроси крысу, чтобы она показала тебе свои заклинания, – то человек может быть мертвым и живым в одно и то же время. Так сказать, сам он жив, а тело мертво. Это слегка действует на нервы, конечно, – добавила она, – но со временем привыкаешь.

– Понимаю.

– Не то чтобы мне хоть немного нравилось, – продолжала Матрона, – быть живой, когда остальная часть меня представляет собой не больше, чем груду старых костей. Фактически, это худшее, что есть в обоих мирах, вот разве что зубная боль меня больше не мучает. Нужно уметь быть благодарным за маленькие милости, я всегда это говорила.

Бедевер некоторое время сидел молча. Туркин, со своей стороны, тайком прилаживал друг к другу кусочки скелета, из которых пытался соорудить крикетные ворота и биту.

– А что если мы все выберемся отсюда? – сказал наконец Бедевер. – Я имею в виду, что тогда произойдет, как ты считаешь? Будешь ли ты… Перестанешь ли ты быть наполовину живой и станешь полностью мертвой, или перестанешь быть наполовину мертвой и станешь…

– Я даже не знаю, – ответила Матрона. – Но учти, что любой из вариантов будет к лучшему. Я всегда терпеть не могла неопределенности, ты же знаешь.