Страница 57 из 63
На переднем плане виднелись французские, огибавшие город лагерем, войска, целый город палаток белых, серых, голубых, повозки маркитанток с полукруглым цветастым верхом, кухни, источающие дымные ароматы костров и солдатской пищи. От лагеря к крепостным стенам тянулись свеженасыпанные валы, а на стенах крепости нет-нет да и появлялись дымки, после чего перед французским лагерем вздымался столб черного дыма от упавшего ядра, и лишь после этого доносился звук выстрела и грохот взрыва. В ответ начинали грохотать и французские пушки на колесах, выкаченные на край поля, изрытого почти до крепости осадными работами: траншеями, валами, подкопами и ямами от пушечных ядер, словом, перепаханного мертвящей сохой войны.
Гасконцев капитана де Карбон-де-Кастель-Жалу удалось найти не сразу. Всадники долго ехали мимо колесных пушек, еще не выдвинутых для стрельбы, дымящихся костров, зачем-то марширующих то в одну, то в другую сторону солдат в мундирах разных полков, коновязей с унылыми, опустившими головы лошадьми. Хорошенькие маркитантки зазывали всадников в свои повозки, обещая отменное угощение, перебрасываясь при этом с солдатами вольными шутками.
Наконец какой-то часовой на валу окрикнул всадников с характерным беарнским акцентом, несказанно обрадовав друзей.
- Свои, друг, свои! - закричал Лебре. - Господин Савиньон Сирано де Бержерак, первая шпага Парижа, и его старый друг Кола Лебре спешат пополнить ваши гасконские ряды славных гвардейцев.
- Проезжайте, - указал часовой. - Вот в той палатке найдете капитана. - И часовой с интересом стал рассматривать необычное лицо де Бержерака, о скандальных подвигах которого наслышался от своих товарищей, из-за фамилии считавших его гасконцем.
Капитан де Карбон-де-Кастель-Жалу, лихой рубака с двумя шрамами, крест-накрест пересекавшими лицо бравого воина, превыше всего после короля и кардинала ставил своих гасконцев и, узнав, что к нему в отряд прибыл сам Сирано де Бержерак, искренне обрадовался.
- Браво, господа! Именно вас и не хватало в этом лагерном болоте, где мухи на лету дохнут от скуки. И особенно не хватало вас испанцам, которые, несомненно, мечтают испробовать на себе прославленную шпагу знаменитого де Бержерака. Входите в палатку, прошу вас, господа гвардейцы! Я полагаю, вам не повредит подкрепиться с дороги?
- Добрая фляга вина, а то и две всегда к месту, высокочтимый наш капитан, - заверил и за себя и за друга Кола Лебре, с трудом и нескрываемым удовольствием сползая с коня на землю. - Скажу вам откровенно, господин капитан, что между стулом и седлом предпочтение охотнее всего я сделал бы креслу.
Старый вояка, взявшись за бока, оглушительно захохотал.
- Не судите строго добряка Лебре, господин капитан, - сказал Сирано. - Он решил вступить в ваш отряд, чтобы сопровождать меня, беспокоясь за мою пустяковую рану пулей навылет, которую я не собираюсь прощать испанцам.
- Сирано де Бержерак, да еще обозленный на испанцев! Это немалое для нас приобретение! Но... я позволю себе вспомнить, что имею дело не только с отважным бойцом, о котором не смолкает слава, но и с поэтом-острословом. Нашим гасконцам, вернее теперь сказать, в а ш и м гасконцам, очень не хватает собственной песни, с которой они могли бы пойти рядом с вами в бой, господин Сирано де Бержерак.
- Вы хотите, капитан, чтобы я сочинил такую песню?
- Это будет вашим первым боевым ударом по враждебным вам испанцам! с надеждой глядя на Сирано, сказал капитан.
- Идет! - весело отозвался Сирано. - Песня будет завтра же к утру. И мы вместе будем петь ее, идя на штурм!
- Браво, новый гвардеец! У вас есть чему поучиться, словно вы не ранены пулей, как о том сказали.
- Из-за угла, капитан.
- При осаде Музона, как я слышал?
- Восточнее, - неопределенно ответил Сирано.
Капитан щедро подливал вина в кружки. Кола Лебре раскраснелся и что-то пьяно напевал, а Сирано заметил:
- Скажу вам, капитан, что не вижу особой разницы в непомерной дозе вина и отмеренной дозе мышьяка.
- О! Вы, как всегда, острите, Сирано! Но, клянусь вам, перед боем остаться без вина - это все равно что без него отобедать!
На следующее утро Сирано и Лебре явились в палатку капитана.
- Господин капитан де Карбон-де-Кастель-Жалу! - торжественно объявил Лебре. - Мой друг Сирано с присущим ему талантом поэта выполнил ваше поручение, я же, склонный в некотором роде к музыке, осмелился положить его зажигающие слова на известный мне простенький деревенский мотивчик, чтобы господа гвардейцы могли бы распевать песню, идя в бой.
Капитан, полусонный, вскочил, протер глаза, подкрутил усы и, напяливая ботфорты, потребовал, чтобы друзья немедленно пропели ему "гимн гасконцев", как назвал он их совместное творение.
И ранним утром, едва осветило солнце остроконечные крыши города за крепостной стеной Арраса, из палатки капитана донеслось пение, сразу привлекшее внимание не только гасконских гвардейцев, но и встревоженных испанцев, появившихся на крепостной стене, чтобы понять, в чем дело.
А из палатки слышалась исполняемая в два голоса
ПЕСНЯ ГАСКОНЦЕВ
Наша родина - Гасконь!
Пусть сестрой нам станет шпага,
Нашим братом - чуткий конь,
Нашей матерью - отвага!
Жарким солнцем кровь полна,
Закипает у всех вместе.
Вдвое больше нам цена,
Если драться будем с песней!
Мы, гасконцы, не зверье.
Обменяться можно с нами.
У врагов сердца берем,
А свое подарим даме.
Мы сыны твои, Гасконь!
Нам сестрой надежной - шпага.
Добрым братом - быстрый конь!
Строгой матерью - отвага!
Строем едут трубачи,
Собирают птичек стаю.
Поздно ночью у свечи
Птички те на нас гадают.
А наутро грянет бой!
Рубим слева, колем справа!
Рвем косу у смерти злой!
Гром побед, гасконцам слава!
Стал отцом нам край-Гасконь
И сестрою ловкой - шпага.
Ратным братом - верный конь.
Гордой матерью - отвага!
Шпага, конь, Гасконь, отвага!
Капитан обнял Сирано, потом Лебре, затем распахнул полог палатки.
- Петь, всем петь, господа гвардейцы! - скомандовал он.
И зазвучала песня, слова которой подсказывал Сирано, а запевалой стал, закатывая от усердия глаза, Кола Лебре.