Страница 18 из 22
– Да, мне лучше, – несколько уклончиво отозвалась Есислава, убирая от губ окровавленный ручник и неотрывно глядя на Першего, страшась, что он также, как Стынь ее покинет или, что еще хуже, заставит унести отсюда тотчас.
– Как ты сюда попала? – очень мягко поспрашал Бог, стараясь теперь отвлечь от перенесенного юницу. – Хотя… можешь не отвечать. Я итак знаю. Стынь принес сюда, очевидно, решив излечить твой глаз. А где же он теперь?
– Куда-то ушел, – дрогнувшим голосом ответила Есислава и прикрыла очи, ощущая такую могутную слабость, коя не только оплела всю плоть, но и сделала деревянными стопы ног.
Яркая золотая искра в морг осветила залу, вызвав своей насыщенностью трепыхание в сомкнутом, здоровом глазе Еси так, что она не сразу его открыла. Когда же открыла, увидела не только враз возникшего Стыня, но и Мерика крепко удерживающего за лодыжку Трясцу-не-всипуху. Несмотря на свой, в сравнение с бесицей-трясавицей малый рост, Мерик был достаточно сильным. Потому плененная Трясца-не-всипуха, цепко обвитая его двумя ручищами, даже не вырывалась, вроде обреченной явившейся на казнь.
– Отец! – голос Стыня яро дернулся, ибо он первым узрел стоящего пред ним старшего Димурга.
– Господь Перший! – многажды тягостнее дыхнул Мерик и немедля разжал лодыжку бесицы-трясавицы, упав пред своим Творцом на пузо, оно как согнувшиеся вспять в коленях ноги не смогли удержать его.
Более одначе восторженно вскрикнула Трясца-не-всипуха, она также как черт повалилась на брюхо, при том вельми горестно захныкав, тем, верно, указывая Зиждителю, как сильно и неправедно была обижена.
– Да, мой бесценный, прибыл только, что, – нескрываемо нежно произнес Перший, единым взглядом оглядев сына и лежащих на полу созданий, а потом сызнова перевел взор на девушку.
– Я сейчас унесу Еси, – торопливо проронил Стынь, судя по всему, до конца не осознавший, что в его отсутствие с девушкой, что-то произошло и оттого резво шагнул в ее сторону.
– Не тронь, – непререкаемо властно дыхнул старший Димург, и повернув в сторону сына голову, силой собственного взгляда останавливая его поступь. – Прошу тебя, малецык, срочно призвать и встретить Небо и Асила у меня к ним разговор.
Стынь тревожно застывший на месте, резво оглядел Есиславу, сдержав свой взгляд на покрытой кровью годовщине, и не мешкая, качнув головой, направился вон из залы. Но только не так как раньше пропав из нее искрой, а вроде войдя в зеркальную стену и пустив по той глади рябь борозд. Как только младший Димург покинул залу, Перший воззрился на лежащих недалече на полу созданий.
– Мерик, – днесь голос Бога наполнился стылостью, коя точно вскинула с пуза черта и поставила на ноги, при сем не забыв низко пригнуть его голову. – Благодари Родителя, что я занят, иначе не избежать тебе повторно каземата. Я отбуду на непродолжительное время, в мое отсутствие проверять состояние Господа Стыня, о всех несоответствиях немедля сообщать по контактной сетке мне… А теперь брысь отсюда, поколь я не передумал.
Мерик враз качнул своей головой, и вместе с ней дернулось его ухо, кончик которого порос тончайшими перепутанными меж собой розовыми волосками, а рубеж, украшенный девятью крупными густо красными рубинами, в такт тому полыхнул алыми отблесками. Гулко щелкнул черт каблуками своих коротких, с загнутыми кверху носами, фиолетовых сапожек, и развернувшись побежал к стене, в которой дотоль пропал Стынь на ходу помахивая мечом висящим на широком сыромятном поясе огибающим его стан. Это был не малый такой в длину меч, закругленный конец которого доставал до средины лодыжек Мерика. Меч крепился на поясе без каких-либо ножен, словно за серебряную рукоять купно украшенную, как и грибовидное навершие, крупными изумрудами и рубинами. По полотну его плоского клинка, переливающегося золотым мерцанием, шли махонистые долы, кои занимали не меньше трети ширины и немного суживались к завершию.
– И, да, Мерик, – вслед черту вельми недовольно отметил Перший. – Оболтус ты такой, кинжал сними, сколько можно о том сказывать. Не хватало еще, чтоб тебя с кинжалом увидел Воитель и расстроился, ибо дарил его не тебе воровливая бестолочь.
Мерик разком обхватил рукой покачивающийся взад… вперед меч, и, прижав к ноге шибутно пригнув голову нырнул в стену, отчего последняя, точно испугавшись, даже не пустила по зеркальной своей поверхности и малой ряби. И как только пропал черт, гулко всхлипнула дотоль лежащая на полу бесица-трясавица.
– Ну, чего… чего ты расхныкалась, Трясца-не всипуха, – голос Бога наново зазвучал мягко. – Подымайся и принеси девочке чего-нибудь… У нее шла кровь, и ощущается слабость во всей плоти… Слышишь? – все также благодушно и вместе с тем властно дополнил Димург.
И бесица-трясавица подскочив на ноги, приоткрыв свой рот, да гулко хлюпнув, отозвалась:
– Господь Стынь заставил меня осмотреть госпожу. И я значимо почувствовала напряжение лучицы и охватившую ее боль.
– Боль? – переспросил Перший и теперь каждая жилка на его лице дрогнула, а полные губы затрепетали, так как дотоль трепетала плоть Еси.
– Да… боль, Господь Перший, очень резкая и сильная, – добавила Трясца-не-всипуха и внимательно зыркнув на сидящую девушку, своим одним оком, поспешила вон из залы, также, как и ушедшие до нее, тукнувшись в стену.
– Пусть, Стынь отнесет меня домой, – тихо протянула Есислава, потому как он мягкости, что плыла в тоне старшего Димурга при общение с сыном и созданиями, вновь почувствовала огорчение.
– Немного погодя, моя любезная девочка, – проронил Бог, вложив в каждое сказанное им слово еще больше нежности и теплоты, и тем, снимая горечь девушки. – Я, непременно, отправлю тебя домой, но погодя. Поколь, раз ты прибыла ко мне в гости, прошу тебя задержаться.
Перший теперь резко вздел руку и тем взмахом, словно сорвал со свода часть облаков да единожды сбросил их позадь себя, где они сформировались в виде пузатого кома, несколько топорщившегося своей угловатой макушке. Неспешно Бог опустился в облачные пары, и одним своим касанием, обратил ком в подобие кресла с высоким ослоном, и покатыми локотниками.
– А, где твой трон, простой… Как сказал когда-то Седми, у Отца все всегда просто, – молвила поспрашая Еси, узрев как желтоватая поверхность кресла Бога сменила тональность на более землистый цвет. – Тот, что находился в похожем на эту залу помещение. Там еще было ночное небо в своде и звезды… Ты, там принимал Владу.
И сызнова тугая боль дернула голову юницы и во рту стала ощущаться кисловато-кровавая слюна.
– Не будем покуда о том говорить, – негромко протянул Перший. Он так и не оперся спиной об ослон кресла, всего-навсе обхватив перстами края облокотниц напряженно замер, взволновано всматриваясь в изменяющиеся от боли черты лица девушки.
В залу сквозь теперь явственно разошедшуюся на части зеркальную стену вернулась Трясца-не-всипуха, в руках сжимающая высокий прозрачный кубок на золотой ножке с колыхающимся внутри густым голубым напитком. Она торопливо направила поступь к креслу девушки, и, остановившись подле, протянула к ней сразу обе руки. Правую длань бесица-трясавица бережно подсунула под голову Есиньки, и, обхватив ее, немного приподняла с ослона. И тотчас приткнула к ее губам край кубка, принявшись медлительно поить принесенным вязким, сладко-терпким напитком, который не только снял с плоти последней слабость, но, и, надавив, вогнал в глубины желудка всю кровавую слюну. Бесица-трясавица влив в Еси весь отвар, убрала от ее губ кубок и левыми перстами прощупала на правом запястье пульс, заглянула, приподняв верхние веки, в оба глаза. При этом, испустив из своего единственного ока серый, разрозненный, тонкий луч, нежно огладивший кожу лица юницы.
– Что? – вопросил Перший, стоило бесице-трясавице закончить свой осмотр и положить правую руку девушки на облокотницу.
– У госпожи вельми мощное утомление, нужен отдых, – торопко отчеканила Трясца-не всипуха своим может и скрипучим, но ноне более не пискляво-хныкающим гласом, и развернулась в сторону, сидящего на супротив Еси, Бога. – Лучицу поколь лучше не колыхать… Наши предположения, думаю, правильны, раз вы Господь Перший тут и вмале отбываете.