Страница 36 из 37
Елена Валентиновна сидела на полу машины, между задним и средним сиденьями, начинающий просыпаться Сомс тихо повизгивал и дергался у нее на руках, глаза ее ничего не выражали, только сильно слезились от гари. Ольга стояла на четвереньках, вытаскивала из сведенной руки Валечки тяжелый пистолет - газовый пугач валялся рядом. Все двигались медленно, как под водой, и время ползло медленно, и Елене Валентиновне вдруг представилось, что сейчас она вынырнет и увидит яркое небо, веселый пляж и чуть вдали белый корпус пансионата, опоясанный белыми лентами балконов. В машину вполз Гена - левый рукав его защитной куртки стал темно-красным, под локтем был зажат пистолет, и опять Елене Валентиновне представилось, что сейчас она вынырнет и поплывет дальше, вспоминая глупое кино со стрельбой и приключениями... Гена следом за собой втащил - без лишних церемоний, просто за шиворот - того самого, в тренировочном, толкнул его на сиденье, снова свесился в дверь и втащил за шиворот же еще одного - это был румын, железнодорожник в синем мундире со множеством медных пуговиц, с разбитым в кровь лицом. Перед дверью двигалась, переливалась толпа - связанные люди тянули друг друга, одни лежали на земле, другие пытались встать, третьи отползали в сторону, и все оставались на месте, мешая друг другу и все плотнее заслоняя собой дверь.
Выстрелы прекратились. Время пошло обычным образом, Елена Валентиновна услышала за окном крики по-румынски, часто повторялось "Стоп-стоп!", отвечали явно русские голоса, но слов разобрать было нельзя. "Ну, девочки, сейчас по газам", - жутковато-веселым голосом сказал Гена, рыжие его кудри стояли шапкой, по лицу тек грязный пот, но светлые глаза, конечно, сияли в темноте - и снова померещилось Елене Валентиновне. "Внимание, слушайте меня! - заорал тут же в дверь Гена. - У нас в руках советский партийный работник и румынский гражданин! Мы убьем их, если только последует хоть один еще выстрел с вашей стороны!" Ответа не было. "Ты машину водишь?" - спросил Гена у Ольги, та замотала головой молча. "Я попробую", - неожиданно для себя сказала Елена Валентиновна, передала уже во всю силу визжавшего Сомса Ольге, села за руль. Гена запихал совершенно уже обмякшего секретаря и бешено орущего, но нисколько не сопротивляющегося румына на заднее сиденье, погрозил им стволом пистолета, задвинул дверцу, скомандовал: "Ручной тормоз, справа сзади, отпустить. Ключ повернуть. Ну, сцепление... да слева же, плавно!.." - и они поехали, поехали, поехали! Румыны действительно заправили полный бак бензином, да еще оставили в машине аптечку. Ольга уже перетягивала Гене бинтом руку пуля прошла через плечо навылет, кость вроде бы была цела. Гена для порядка держал перед носом румына пистолет, глядел в проем разлетевшегося в пыль заднего стекла. Уже далеко, словно на маленьком ярко освещенном экране, двигались фигуры людей на станции - солдаты ходили вокруг плотной толпы заложников, развязывали полотенца, а чуть в стороне, на пыльном асфальте платформы, тускло отсвечивающем под прожекторами пыльном асфальте лежали две, быстро сливающиеся с этим страшным асфальтом фигуры - согнутая Сергея Ильича и ничком, во весь рост, с закинутыми за голову руками, почти касаясь ими головы мужа, - Валечка. Гена смотрел назад, не мигая.
Ольга вытерла лицо румыну, оказалось, что у него всего-навсего выбит зуб - Гена нечаянно заехал локтем, когда схватил его, невесть откуда взявшегося под пулями, и поволок в машину. Доблестный краснопресненец сидел, будто онемев, из глаз его текли слезы, время от времени он отлеплял от ног мокрые тренировочные штаны, вдруг шепотом начал молиться "Господи, помилуй меня, прости мне..." - довольно ловко для мастера совсем других речей. И Гена впервые сорвался: "Молчи, сука, - орал он, размахивая стволом перед белым, мертвым лицом, перед закрывшимися в смертном страхе глазами, - молчи, блядь советская, молчи! Ты кого убил, ты знаешь, кого убил?! Сука, гадина, гнида..." - и всем в машине казалось, что действительно этот обоссанный поганец убил несчастного художника и его жену. "Им отказано окончательно, - сказала Елена Валентиновна, окончательно..."
Машина шла по ровному шоссе хорошо, километров через сорок Елена Валентиновна уже перестала налегать на руль всей силой - поехали, почти не виляя. Когда ей было шестнадцать лет, в Юрмале, учил ее управляться с "виллисом" один латыш - она была рослая, он почти ничего не знал по-русски и считал ее себе ровней, хотя был совсем взрослый человек, успел даже послужить в ульманисовской авиации, на побережье скрывался от высылки... "Спасибо, Эрик", - вслух поблагодарила сероглазого латыша Елена Валентиновна, хотя тут же подумала - может, его и в живых-то давно нет, кого благодарит?.. Дочь покосилась на нее с ужасом и состраданием.
Спереди и сзади них мчались полицейские "мерседесы", время от времени оттуда через громкоговорители взывали: "Террористы! Ваши требования будут выполнены! Не проливайте кровь! Вы направляетесь к австрийской границе, не проливайте кровь!" Машина неслась уже почти ровно, включенные Геной фары бросали сильный свет на темное, почти черное шоссе, по сторонам мелькали указатели - Гена следил за ними, проверял по срисованной еще в Москве, еще в другой, странной теперь тихой жизни карте - ехали правильно, к границе кратчайшим путем...
Суд Австрийской Республики приговорил Гену и Ольгу за незаконное проникновение в страну и акты террора к трем годам, Елену Валентиновну от наказания освободили - врачи признали ее психически невменяемой. Ни о какой выдаче, конечно, не могло быть и речи.
Впрочем, итальянцы о невменяемости будто и не слышали, наследство узаконили - все по плану... Иногда в ее саду появляется полицейский значит, Массимо опять неправильно поставил машину. Сомсик рычит на человека в форме, и все трое смеются.
Раз в две недели они ездят из Милана в Австрию. При последнем свидании Гена на их глазах отжался от пола пятьдесят раз - плечо совсем зажило. У Ольги же они несколько раз заставали какого-то молодого человека - в толстой стеганой безрукавке, с серьгой в левом ухе, да Елена Валентиновна уж начала привыкать к такому. Молодой человек оказался репортером телевидения, сказал, что обязательно сделает передачу об их невероятном побеге, Хельга должна очень хорошо смотреться на экране, и пожилая фрау тоже, они удивят зрителей - обе представляют собой настоящий австрийский тип красоты, это вызовет дополнительное сочувствие. Массимо предпочел, чтобы его роль в этой истории была приглушена, как только можно, а сниматься для передачи отказался наотрез. Ольга была весела, довольно ловко объяснялась с журналистом по-английски, с Массимо по-итальянски, демонстрировала, отойдя подальше от пуленепробиваемого стекла, разделяющего зал свиданий, новомодную мини, подаренную серьгастым, - словом, жила в свое удовольствие.