Право на выбор

Леваневский наконец-то осмелился схватить Шурыгина за рукав.

- Прекрати, он же тебя не слышит.

- Слышит, - зло сказал Шурыгин, опуская ремень. - Все слышит. Эй, ты, как? Хабарик в нос, или так отзовешься?

- Антошка, миленький, - умоляюще сказала Юля. - Напиши, все что нужно. Эти же козлы убьют тебя.

- "Антошка, миленький", - передразнил Шурыгин, храпя, как на подъеме. Державший Юлю сотрудник "Перуна", пришедших в фирму недавно, начал понимать, в каком психологическом состоянии был их командир в те недобрые часы, после которых его, собственно и заставили написать рапорт. - Ведь убью. Кончай дурью маяться. Ты меня не знаешь, я не позволю, чтобы щенок был бы меня круче. Ну?! - ремень опять поднялся.

- Сог.... Согласен.

Юльке стало легко и она, чуток успокоившись, назвала себя дурой, за то, что десять минут назад ей показалось, что он уже сдался. Почему он не мог раньше прекратить!

Антон медленно оттолкнулся от стола, стал нагибаться.

- Штаны не надевай, - приказал Шурыгин. - Сперва возьмешь диктофон, сделаешь контрольное признание.

- Пить дай, - не глядя на него простонал Антошка.

Шурыгин кивнул охраннику. Тот вынул из сумки бутылку, распечатал, протянул Антону.

"Пиво "Банное". Начальная плотность - 14%, максимальный алкоголь - 5,2 градуса." Данные лезли в голову Юле сами собой: все же это была одна из лучших марок ее отца.

Антон выдул почти половину бутылки, высоко запрокинув голову - капли катились на порванный пиджак. Потом он вернул бутылку и в этот момент его взгляд встретился со взглядом Юли.

Взгляд, как рука на плече. Нет, как губы на щеке. Нет, как губы, прикоснувшиеся к губам. Тот взгляд, когда между губами и губами - стекло. Или решетка. Или расстояние в три тысячи километров.

Взгляд, которого ждешь всю жизнь, но не все дожидаются.

Взгляд, который иногда ждешь всю жизнь, а он, счастливчик, ждал всего год, после тех самых танцулек.

Два взгляды встретились и соединились, как два самолета в небе во время дозаправки...

- Долго будем глядеться? - рявкнул Шурыгин. - Бери диктофон!

Юля на секунду перевела взгляд, а когда снова взглянула на Антона, то увидела то, что нам всем в жизни приходится видеть редко. Она увидела чудо.

Ей показалось, что Антон всплывает со дна. Вот его лицо уже на поверхности. Вот перед нет уже прежний Антошка, в полном смысле слова пришедший в себя.

- Дядя, - сказал он, с серьезным выражением на лице (Юля прекрасно знала, что скрывается за этой серьезностью, и ей стало страшно). - я должен диктофон проверить.

С этими словами Антон взял его и включил

- Раз-раз-раз, блям-блям-блям, - как шоумен щелкнул ногтем по микрофону. - Контрольная запись: Раз услышал бедный абиссинец,/ Что далеко на севере, в Каире...

- Охренел, щенок?

- Занзибарские девушки пляшут,/И любовь продают, за деньги. Все, проверка окончена, можно делать запись. Начинаю признание. Вынужден признаться в том, что Юрий Петрович Назаренко, мэр нашего города и вся его банда - факаное г.но, которое скоро сядет в тюрьму и надолго.

Сказав это, Антон, почти не размахиваясь, швырнул диктофон в окно. Раздался звон битого стекла и в секундной паузе прозвучал и другой звук: прибор шмякнулся на дорожку возле корпуса.

* * *

С последним перекуром вообще вышел анекдот. В студии минут десять гоняли какой-то документальный фильм про ирхайских раков, затем, когда студийная фантазия иссякла, на экране возникла заставка с напряженным звуком - та заставка, которая в начале 90-х заставляла сжиматься сердца политизированных телезрителей.

Потом снова дали студию. В кадре мелькнул Батька, сел было за стол, но тут зазвонил его мобильник. Кратко подтвердив репутацию завзятого матершинника, Батька вышел из кадра, продолжая отвечать по мобиле.

Оператор продолжал демонстрировать место поединка. Савушкин сел куда ему положено, улыбнулся зрителям, вложив в улыбку некоторую толику непонимания.

- Юрий Петрович, где же вы? Петрович, ты что, еще не накурился. Без вас же скучно. Наташенька, тут нет телефона для обратной связи? Жаль, я мог бы отвечать на вопросы. Наташенька, может ты хотя бы мне вопрос задать? Нельзя же, чтобы в телевизоре сидела молчаливая голова, это издевательство над народом. Анекдоты про новых русских что ли начать рассказывать? Нет, Наташенька, будь умницей, подкинь вопросик?

- Иван Дмитриевич, - неожиданно для себя спросила Наташа, - я недавно вашу предвыборную газету читала. Это правда, что вы, когда путешествовали по Европе автостопом, две недели проработали в Испании, на ферме по разведению страусов.

- Сущая истина. Еду, вижу указатель: Алба де Тормес, ферма по разведению страусов. До фермы одна миля. Прошел пешком. Ферма на двести страусиных голов, а им требуется чернорабочий. Ну, когда еще такая возможность представится в жизни?

* * *

- Вот она, "граната". - Боец протянул своему начальнику диктофон, поднятый с аллеи. Начальник протянул его Гришину, тот - Олегу.

Олег отмотал пленку назад.

"Охренел щенок! Занзибарские девушки пляшут, и любовь продают за деньги. Все, проверка окончена..."

- Что за херь?

- Это Антон, - сказал Олег. - Все правильно, они здесь.

- Отмотай, дай послушают, кто перед ним, - сказал начальник. - Твою мать, так это же главный "Перун" - Шурыгин. Я с ним десять раз встречался.

Они прислушались. В здании кричали, истошно и суматошно.

- Взять карабины, - не приказал, а сказал Гришин, глядя на командира, - пальнуть вверх, а потом - говорить. Я буду.

Начальник думал около секунды, потом ретранслировал приказ.

Раздался залп из четырех стволов, весьма эффектный для глухой ночи. В здании замолчали и Гришин выступил вперед, складывая ладони - "черт, матюгальника не захватили"!

- Шурыгин?! Ты меня слышишь?

* * *

На этот раз Леваневский действовал с риском для жизни. Он прыгнул на Шурыгина, и вовремя: тот, несколько раз хлестнув лежащего Антона, отбросил ремень и схватил табуретку.

- Уубъююю! Порррввуу!

- Мужики, - орал Леваневский, и в его голосе был полноценный страх. Помогите мне. Мы же все сядем, если он умрет! Мужики, нас же там всех к параше, как садистов!