Невидимое оружие

Кемень Дежё

Невидимое оружие

Дежё Кемень

Невидимое оружие

Оттокар был начисто лишен музыкальных способностей. Флейта Петера оставляла его столь же равнодушным, как и фортепиано Шари. Лениво покачиваясь, он медленно ковылял от своей коробки, задвинутой в угол передней, к стоявшей у окна комнаты качалке и обратно. Особенно он любил качалку, доставшуюся Шари в наследство от бабушки: качалка была покрыта пледом с кистями, свисающими до пола, в них можно было отлично прятаться. В первые же дни своего пребывания в жилище молодых супругов он попробовал на вкус одну из кистей, но, убедившись в ее полной несъедобности, стал использовать бахрому только в качестве убежища.

- Глупое животное, - проворчал Петер и отложил флейту.

- А ты попробуй флейту-пикколо, - посоветовала Шари. - Может, ее звук ему больше понравится. Но вообще, мне кажется, ты слишком многого требуешь от обыкновенного ежа.

- Животное, лишенное музыкальности, для меня перестает существовать, с глубочайшим презрением заявил Петер и последовал за Оттокаром к коробке, служившей зверьку домом. Здесь он отмерил ему порцию еды на ужин: остатки мяса, вареную картошку и половинку яблока - без витаминов и ежу не обойтись.

- Не забудь съесть кожуру, будь так любезен, - проворчал он и, покончив таким образом с домашними обязанностями, повернулся, чтобы заняться наконец каким-нибудь более полезным делом.

В эту минуту в дверь позвонили. На пороге передней стоял Имре Сакач.

- Ты еще жив? Три месяца к нам не заглядывал.

- Четыре - чтобы быть точным. А вообще-то я жив, хотя и нахожу в этом мало радости... Послушай! Это что за зверь?

- Это? Ах, да, вы еще не встречались! Разреши тебе представить нового члена нашей семьи. Его зовут Оттокар.

- Весьма уродливое создание.

- А каким должен быть еж? Похожим на Венеру Милосскую?

- Если придерживаться твоих сравнений, я бы сказал, он скорее напоминает Виллендорфскую Венеру. Зачем он тебе?

- Говорят, ежи относятся к самому интеллектуальному виду грызунов. Хочу провести с ним эксперимент, чтобы узнать, как животные реагируют на музыку... Но почему мы здесь топчемся?

Когда они вошли в комнату, Шари уже уничтожила следы эксперимента и поставила на стол тарелку с печеньем собственного изготовления.

- Прошу, угощайтесь. Что вы скажете об Оттокаре?

- Не хотелось бы обижать хозяев дома, хотя Петеру свое мнение я высказал. Во всяком случае, что касается имени вашего ежа...

- А что? Епископу можно называться Оттокаром, а ежу нельзя?

- Порядочный еж удовлетворился бы обычным честным именем. По-моему, вашему ежу очень подошло бы, например, имя Манци.

- Вы с ума сошли?! Оттокар мальчик!

- Ах, вот как? Прошу прощения. Впрочем, я бы не удивился, если на самом деле сошел с ума... Печенье у вас отличное, Шари! А нельзя его чем-нибудь запить?

Петер вынул бутылку коньяка.

- У тебя какое-нибудь гнусное дело? Ты пьешь только в этих случаях.

- Да, пока не отважусь распутать дело... Спасибо, не больше половины. Так вот, рано или поздно, но я обычно на это решаюсь.

- Потому что от вас этого требуют и иначе нельзя! - рассмеялась Шари.

- Нет, не только поэтому. Мне самому интересно. И я не люблю нераскрытых дел.

Петер сел, облокотясь о ручки кресла, и наклонился вперед.

- Ну, рассказывай, а мы будем слушать, как два несообразительных Ватсона слушали бы блистательного Шерлока Холмса.

- Дело действительно гнусное, - начал Сакач. - Гнусное, потому что пока не за что ухватиться. И к тому же оно связано с Интерполом.

- Скажи на милость!

- Следовательно, приходится думать и о репутации венгерского следственного аппарата. - Сакач задумчиво повертел в руках бокал, сделал глоток и продолжал: - В прошлую пятницу в консерватории... Но вы-то наверняка там были! На концерте Раджио. Верно?

- Я даже записал концерт.

- Мы сидели сзади, - перебила Шари. - Петеру удалось протащить в зал магнитофон, и он записал весь концерт на пленку. Проиграть вам?

- Нет, нет, благодарю! Сейчас у меня нет настроения наслаждаться музыкой.

- Издеваешься? Дино Раджио - величайший из ныне живущих теноров. По крайней мере, один из величайших. Он достойный преемник Карузо, Флеты и Джильи.

- Хорошо, хорошо. Одним словом, в самом конце, когда он пел на бис...

- "Прощанье Туридду"...

- Меня, право, не интересует, что именно пел этот кривляка. Меня интересует то, что в зале в третьем ряду партера сидел американский делец, Артур Картер, который приехал к нам, чтобы заключить долгосрочный...

- А, это, наверное, тот человек, которому стало плохо! - воскликнула Шари. - Вы имеете в виду лысого мужчину с двойным подбородком? Он почувствовал себя нехорошо, когда концерт уже окончился, и его вынесли.

- Значит, вы это видели?

- Я не видел, - сказал Петер. - Я был занят магнитофоном. Ты и в самом деле не хочешь послушать?

- Сейчас нет, старина; Может, позднее.

- Одно могу сказать - в зале было очень душно. Неудивительно, что ему стало плохо. Но почему этим делом интересуется Интерпол?

- Да потому, что все не так просто, Шари. Вы не читали сегодняшних газет? Через два часа Картер скончался. Умер, не приходя в сознание. От сердечной недостаточности.

- Бедняга! Но почему...

- Дело в том, Шари, что Артур Картер умер неестественной смертью.

- Что?!

Сакач замолчал, а в это время Оттокар, покачиваясь, пересек комнату и спрятался под качалкой.

- Как так неестественной?..

- Пока это только предположение. Оно держится в секрете. К счастью, мои Ватсоны умеют держать язык за зубами. Так вот: смерть Картера - это только звено одной цепи. Очень странной и грязной цепи. Все началось в прошлом году. По крайней мере то, что нам известно. Весьма вероятно, что многие звенья цепи еще не раскрыты. Итак, в прошлом году в Дели проходила Международная конференция солидарности. В последний ее день умер доктор Радж Бахадур, один из крупнейших знатоков международного права, член почетного президиума конференции. Врачи констатировали инфаркт. Не найдя другого объяснения. Через три месяца в Веймаре на Международном конгрессе Пэн-клуба при точно таких же обстоятельствах умирает Мануэла...

- А это кто? - перебил Петер.

- Одного образования недостаточно, друг мой. Необходимо еще следить за прессой... Мануэла была испанской журналисткой. Эмигранткой. Всю кубинскую революцию провела рядом с Кастро. Ей стало плохо в зрительном зале Концертхаузена - как у нас Картеру. По иронии судьбы Картер тоже был в Веймаре и к тому же, как нам сообщили немецкие коллеги, сидел рядом с Мануэлей.

- А это важно? - спросила Шари.

- Не знаю. Может быть, и не важно. Но факт остается фактом. Как и то, что два месяца назад Айзек Д.Вашингтон на массовом митинге в Гарлеме потерял сознание, а когда пришел в себя, утратил способность речи. Паралич.

- Ты имеешь в виду того Вашингтона, который выступал с докладами о гражданских правах?

- Того самого. Больше он никогда не будет выступать. И еще одно обстоятельство: за несколько недель до этого на студенческом фестивале в Мехико потерял сознание и умер секретарь отдела высших учебных заведений Организации свободной немецкой молодежи. Врачи констатировали инфаркт. Не найдя другого объяснения.

- Сколько ему было лет? - спросил Петер.

- Двадцать три года.

- Инфаркт у двадцатитрехлетнего молодого человека?

- Я уже сказал - ничего другого врачам установить не удалось.

- Звучит довольно невразумительно, - заметил Петер. - И вообще - где тут связь? Если это неестественная смерть, то...

- Связь? Сначала и мы не усматривали большой связи. Кроме одного: во всех случаях трагическое событие обязательно происходило на каком-нибудь собрании, конференции, массовом митинге, на худой конец - концерте. К тому же жертвами обычно становились люди, чья принципиальная позиция - будь то политика или экономика - расходилась с той, которой придерживаются сторонники правых взглядов.