Страница 13 из 22
- Все постигаешь на опыте, - заявил Профессор, когда они пришли домой.
- Ага, - сказал Густав, сбегал за яблоком и вонзился в него зубами.
Профессор тут же взял опись наличных продуктов и вычеркнул одно яблоко.
- Безупречный порядок - залог успеха! - заявил он.
Густав пробормотал, жуя:
- Все это мура!
Когда они собрались пойти в столовую, Эмиль предложил:
- Мы могли бы сэкономить эти деньги. Послушайте, давайте я сам приготовлю обед!
- А что ты приготовить? - осведомился Густав.
- Я сделаю яичницу, - заявил Эмиль и засучил рукава. - Яйца есть. Масло и колбаса тоже. Я пожарю колбасу и залью яйцами. Если мы съедим это с хлебом, то будем сыты. А на сладкое консервированный клубничный компот.
Эмиль повязал себе передник Клотильды, приготовил на столе масло, яйца, колбасу, нож и соль, поставил сковородку на огонь, положил масло, потом нарезанную ломтиками колбасу, разбил о край сковородки два яйца и ловко вылил их на колбасу, а потом посыпал все это солью.
Друзья следили за его увлекательными действиями с огромным вниманием и тихим восхищением.
- Желток не растекся, - с гордостью заметил Эмиль. - Это самое трудное.
Тут они увидели, что у открытого окна стоит Вторник. Потом он подтянулся, залез на подоконник и уселся там, как завороженный глядя на Эмиля.
- Как настоящий повар!
- Достигается упражнением, - объяснил Эмиль. - Если мама занята, я сам готовлю еду - больше ведь у нас некому.
Потом Вторник сообщил, что ему разрешили остаться ночевать у Профессора. Ребята были этому страшно рады.
- Но в Копенгаген мои старики ехать наотрез отказались, - сказал Вторник. - Им почему-то не хочется! Ну, разве это уважительная причина?
- Какие же они у тебя упрямые! - возмутился Густав.
- Как можно в таких условиях свободно развиваться? - И Вторник пожал плечами.
Эмиль прикрутил газ.
- Все вместе мы есть не сможем, - объяснил Эмиль. - Первую порцию получит Густав, как самый прожорливый.
Мальчики рассмеялись.
Но Густав не смеялся вместе со всеми.
- Эх вы, погремушки! - сказал он. (Это ругательство он сам выдумал.)
Профессор вынул из буфета тарелку и вилку. Эмиль переложил яичницу на тарелку и отрезал два ломтика белого хлеба.
Густав сел за кухонный стол, накрошил хлеб в глазунью и стал есть.
Профессор принес посудное полотенце, и они повязали его Густаву вокруг шеи вместо салфетки. Густав выглядел, как пациент у зубного врача.
Эмиль тем временем жарил вторую порцию яичницы с колбасой. Профессор тоже сел за кухонный стол и сказал:
- А сейчас самое главное. Пока мы с Эмилем будем есть и мыть посуду, Густав и Вторник сбегают в гостиницу и поговорят с Гансом Шмаухом. Необходимо выяснить, не изменились ли планы у мистера Байрона. Если нет, то Ганс должен обо всем с ним договориться. Нам надо точно знать, когда он намерен удрать и как - поездом или пароходом.
- Может, одолжить им свою мотоциклетку? - со смехом спросил Густав. Выходит, мы будем сидеть сложа руки, пока он будет готовить побег. Так, что ли? Ведь мы можем просто пойти к нему и сказать: "Послушайте, дорогой, не валяйте дурака! Не вздумайте смываться, не то вам придется иметь дело с нами!" Так будет куда лучше. Верно?
- Нет, - сказал Эмиль, - так не будет лучше. Если мы пойдем к нему, он для отвода глаз задержится на два-три дня, а потом тайком удерет. Пусть без Ганса. Но Джекки все равно останется с носом.
- Вот именно, - сказал Профессор. - Следуйте моим указаниям.
- И скажите Гансу, - добавил Эмиль, - чтобы он назначил побег на как можно более поздний час.
- Почему? - спросил Вторник.
- Потому что ночью Джекки будет спать и не заметит, что его отец сбежал. А утром, когда он проснется, отец с Макки уже вернутся - об этом мы позаботимся. И Джекки не узнает, что отец хотел его бросить.
Густав встал.
- Такой вкусной яичницы я в жизни не ел. Официант, отложите мне клубнику на потом!
Он спихнул Вторника с подоконника в сад и сам выпрыгнул вслед за ним.
Слышно было, как они бежали по посыпанной гравием дорожке. Потом хлопнула садовая калитка.
Эмиль и Профессор поели, а Густаву отложили его порцию клубники. Затем Эмиль вымыл посуду, а Профессор тщательно вытер ее и убрал в буфет.
Труднее всего пришлось им со сковородкой, но и ее они в конце концов отскребли и довели до такого блеска, что в нее можно было смотреться как в зеркало. Потом они помыли руки, и, вешая полотенце на гвоздь, Эмиль сказал:
- А вообще-то с отцами получается какая-то чепуха. Одного мальчика отец хочет бросить, а другому - силком навязывают отца.
- Кому это? - спросил Профессор. И, так как Эмиль ему ничего не ответил, удивленно взглянул на него. И вдруг до Профессора дошло. - Ах! Вот оно что!..
- Учти, - тихо сказал Эмиль, - об этом я не говорил еще ни с одним человеком, далее с мамой. С ней-то уж во всяком случае...
- Я никому не скажу, - обещал Профессор. - Честно.
Эмиль почему-то перевесил сковородку с одного гвоздя на другой, потуже завернул водопроводный кран, притворил окно.
- Понимаешь, я же должен с кем-нибудь об этом поговорить... Своего отца я чуть-чуть помню. С тех пор мы с мамой живем одни. И мне даже в голову не влетало, что может быть по-другому. Знаешь, я всегда думал: вот подрасту, начну зарабатывать, и мы заживем как надо - в каникулы будем путешествовать, снимем другую квартиру, побольше, купим красивую мебель и хорошие книжки. А два раза в неделю будет приходить какая-нибудь тетка помогать по хозяйству. Одним словом, навыдумал я невесть чего. И вдруг вместо всего этого у нас в доме появляется какой-то незнакомый человек и хочет жениться на моей маме. И кто теперь снимет большую квартиру? Он! И кто будет путешествовать с моей мамой? Он! И кто будет оплачивать приходящую работницу?. Он! Он зарабатывает деньги. А я - буду ли я зарабатывать или нет, уже не имеет никакого значения. Я даже смогу получить высшее образование, сказал он. Понимаешь, он всегда теперь будет третьим. Всегда. И я больше ничего не могу рассказать маме, потому что ей уже, наверно, все мое совсем не интересно. И вечером невозможно заснуть, и я лежу с открытыми глазами, а когда она входит в комнату, я притворяюсь, будто сплю, хотя самому хочется реветь в голос, как маленькому... - Эмиль тяжело вздохнул. - Ну ладно, авось как-нибудь все образуется. Если уж она в него влюбилась, пусть женятся. Наверно, не так уж важно, что мне все это не в жилу.
- Наверно, - сказал Профессор. - А она в самом деле в него влюбилась?
- Еще бы! А то чего ради она бы за него пошла? Влюбилась! Да он вообще-то неплохой дядька. У нас с ним все нормально. - Эмиль взглянул на своего друга. - Ну, что ты об этом думаешь?
- Я думаю, что ты эгоист, вот что! - сказал Профессор. - Ты не считаешь? Твоя мать ведь не только твоя мать. Она еще и молодая женщина. С тех пор как твой отец умер, она ради тебя об этом забыла. Потому что ты был маленьким. Но теперь ты уже не маленький. И вот после стольких лет она снова немного о себе подумала. Это ее полное право.
- Я себе это повторяю сто раз на день. Но, знаешь, мне все равно грустно. И это очень жаль.
- В жизни много такого, о чем приходится жалеть, - сказал Профессор. Этого мы с тобой изменить не можем. Но все же лучше, чтобы жалел ты, а не твоя мама.
- Само собой, - согласился Эмиль. - Но мне кажется, что во мне сидят два человека. Один все понимает и кивает головой. Другой закрывает на все глаза и тихо плачет. С тобой такое бывает?
- Я об этом читал, - сказал Профессор. - Но сам я не такой. Если я убежден в разумности какого-то поступка, я уже не страдаю.
- Тебе можно позавидовать! - задумчиво сказал Эмиль. - Во всяком случае, я был очень рад, когда получил твое приглашение! Потому что мне так трудно притворяться. Мама могла бы что-то заметить. Подумай только! Она тут же сказала бы, что брак не состоится. Ведь она ему с самого начала заявила: "Я выйду замуж, только если мой мальчик не будет против!" И ему пришлось спрашивать у меня согласия.