Страница 18 из 30
— Восприятию… Дак чего? — Градька подтолкнул его мысль.
— Чего? Да всего. Всего с нами происходящего. Нет. Не хочу, — Максим нервно искривился. — Не хочу даже думать, почему лес. Почему он растет так быстро. Почему мы в таком окружении…
— Почему? — спросил Градька.
— Знаете, Градислав, потому, что самый простой ответ, потому что человек оккупант и захватчик. Все, что не хочет ему подчиниться, он презрительно именует дикой природой… хорошо что не варварской. А все, что мешает — паразитами и сорняками. Но человек, он покуда берет над природой верх только потому, что берет быстрее природы. Но что, если сорняки на полях начнут вдруг расти быстрее пшеницы? Впрочем, они и растут быстрее, только их успевают глушить. Нет, а еще быстрее? Во много раз быстрее! А лес? Как можно спасти поля, если они с той же скоростью будут зарастать лесом? Может, они зарастают уже сейчас. Хотя почему лишь поля? Города зарастают! Поначалу люди, конечно, будут бороться, расчищать дворы, прорубать улицы, а потом…
— А потом?
— А потом станут жить в лесу. Человек, когда-то вышедший из леса, как из утробы матери, но поднявший руку на мать, получает таким образом воздаяние. Может быть, он даже заплачет: «Ах, мамочка роди меня обратно!» Но мамочка, похоже, не слышит. И даже не видит. Он не ее. Он чужой. Четырехмерный. Эйнштейнианец. Такого она не рожала. Мы не понимаем друг друга. Мы из разных пространств. Я говорю не сложно?
Градька задумчиво описал головой косую петлю и хотел было что-то спросить, но Максим не дал:
— У животных, как мыслится, проблем с пониманием-непониманием нет. Они всегда в одной фазе с лесом. Лес может расти сколь угодно быстро, животные этого не заметят…
— Но почему все-таки растет?
— Это сложный вопрос. Я могу найти на него сто ответов и все будут верные. Но я не был бы человеком, создавшим теорию направлеона, если бы не назвал самую первую и самую простую причину. Лес спасает себя от вырубки, от полного уничтожения, и единственный спасение для него — это расти быстрее, чем рос всегда. Слишком просто?
— Просто просто.
— Значит правильно. Направлеон — это тоже просто.
Уже рассветало, усталость брала своё, оба стали позевывать.
— А если человек спит, он в сознании? — задумался о своем Градька.
— В сознании ли? Вероятно. А что? А, понимаю, — догадался Максим. — Да-да. Да. Это может быть выход. Когда вы лежали в лесу без сознания и не постарели, это, может быть, то. Возможно, вы вошли в одну фазу с лесом. Тут надо подумать. Возможно, нам тоже надо как-нибудь отключиться. Но потом, когда надо будет…
— Я могу заварить мухоморов, знаю один шаманский рецепт. Хорошо отключает. Правда, говорят, будут глюки. Хотя можно без мухоморов. Прикладом по голове, и — в отключке!
— Мухоморы? По голове? Дина сойдет с ума. А, может, и правда проще сойти с ума?
Генины сапоги на ногах Дины болтались и громко хлопали. Оценить она их смогла, лишь когда ступила на плот: Максим прыгнул следом, и вода пронеслась поверху от кормы и до носа, омыв ноги. Первый плот вышел громоздким и сидел низко — это из-за половых плах, использованных вместо настила — но так настоял Максим. Удочки он прикрепил к огромному своему рюкзаку, и тот походил на нелепую ходовую рубку с наклонной сигнальной мачтой.
На другом плоту, без настила, Севолодко устроился даже лучше, он лежал на единственной плахе, подсунув под голову лесниковские вещмешки и придерживая на животе оба ружья — Градькино и оставшееся от Гени. Ноги свои Севолод зацепил за топор, воткнутый в конец плахи. Неудовольствие он проявил лишь тогда, когда Градька прыгнул на плот, и тот покачнулся:
— Дак эдак и опрахотимся! Ты учитывай, парень, плавать я не пловец. Когда и плавал, не помню.
— Ничего, Севолод. Это как ездить на тракторе: раз научился — уже не разучишься. Ну что? — крикнул он Максиму и надавил на шест. — С Богом?
— С ним! — ответил Максим. — Семь нам футов под килем.
Градька первым вывел плот на течение.
— Это сколько же? — спросил у него Севолодко.
— Что?
— Семь этих… футов.
— Больше двух метров, — ответил Градька.
— Не, — Севолодко скосился на воду. — Коли больше двух, утону.
Пересохшее и щелястое избяное дерево вбирало первую влагу, по краям бревен шелестели мелкие пузырьки. Без проблем прошли над первой корягой. Градька стоял на носу и рулил шестом. Шест был длинный, крепкий, сосновый, с обрубленным на-тупо концом и пригождался пока лишь на поворотах. Важно было не влететь в берег, затянутый ивняком. После каждого поворота Градька оглядывался. Дина махала рукой, мол, плывем, все нормально.
Когда река вошла в бор и запетляла в просторной, покрытой кустами ольхи и черемухи луговине, сразу же обнаружились следы мужиков, проплывших здесь ранее на надувной лодке.
— Вон, ты гляди, ёчи-мачи, — показал Севолодко, когда Градька снова забрался на плот, расчистив проход под упавшей с обрыва сосной. — Вона где мужики-то пролезли, только что не по берегу.
— А, может, еще их догоним? — поинтересовалась Дина, уже уставшая сидеть на плоту и скрывать с нависших над водою кустов крупную как виноград смороду. — А давайте мы их догоним и поплывем вместе?
— По земле-то догоним, — хохотнул Севолодко. — Если затор из деревьев, по земле-то догоним!..