Страница 13 из 18
Или ель с сороками, - возле нее, в тростниках, спрятал байдарку.
Вообще все - вечное событие.
Небо, время. Там, где время, - что-то происходит.
Время, я, пространство...
Он услышал какой-то шорох, чьи-то цепкие лапки ухватились как будто за кору на стволе, возле которого он лежал. Меньшиков приподнялся, оглянулся. Действительно, из складок коры на поваленном дубе выползла черная бабочка. Крупная. Величиной с ладонь... Сорвалась, полетела. В другом месте - другая. Черные бабочки бесшумно исчезали в лабиринтах дубравы. Летучие мыши.
Меньшиков улегся.
Интересно, ловят ли их совы?
Было весьма тепло. Не к дождю ли? Или просто прогрелась земля. Он чувствовал спиной тепло. Она теплая была, как тело.
Начал задремывать и тут же очнулся.
Кто-то летел: бжжжжж - шлепок... бжжжжж... Кажется, шершень.
Шершень летел, будто пьяный. Падал в сухую листву, натыкался на веточки и травины. Загулял, припозднился меченосец. А все ворота - сто медных - уже закрыты.
Бжжжжж.
Бжжжжжж.
Меньшиков натянул одеяло на нос, чтобы шершень не столкнулся случайно с этой вершиной.
Бжжжжжж... жжж... ж... Улетел.
Еще раз его разбудила луна.
Медленно, сонно она восходила над лесом, изрезая его черными и светлыми узорами. Бесцеремонно заглянула в лицо спящего, и он проснулся. Полежал, разглядывая узоры и черные арки.
В луне таилась какая-то неприятная влекущая сила.
Меньшиков вылез из-под одеяла, отошел в сторону, помочился.
Было все так же тепло.
Он лег.
Попытался уснуть.
Не она ли хозяйка этого леса.
Кто.
Луна, женщина.
Луна- шар, побитый метеоритами. Тяжелый. Завис в небе. Но это уже не небо. Это уже за пределами неба. Ночью все за пределами неба. Вся запредельность открывается взору.
А эта луна как будто блуждает среди башен. Блудит. Ищет кого-то. Заманивает. Виляет прохладными ляжками. Как машинистка в коридоре.
Терпко пахнет дымом.
Прелой жирной землей.
Раньше дубравы сводили из-за земли, хлеба вырастали хорошие.
Меньшиков чувствует, что с ним происходит то же, что и в тот вечер, когда он пришел в дом Зырянова и ему открыла его жена, статная зрелая женщина, то же, что и в то утро, последнее утро, когда он смотрел на машинистку.
Что он должен сделать, чтобы схватить ее. Кого. Эту странную Самку.
Он думает о ее сосцах, источающих млечный свет.
Думает, что волосы ее пахнут горько-пряно чабрецом.
И за ней-то он и шел все время, по ароматному следу.
Он каменеет от страха. Еще пытается уснуть, вытеснить эти мысли другими. Но под плотно закрытые веки течет эта вкрадчивая лунная влага. Жарко. Как за ней идти. Куда. Всюду лунные тропы, следы. В кронах слабо горят звезды, будто мелкие желуди. Комары впиваются в шею, руки, сосут кровь.
Вот так сходят с ума.
Меньшиков идет по мягкой земле в лунных бликах. Где-то поблизости озерцо. Умыться. Просто слишком теплая ночь. Он обходит дубы. Оглядывается на тлеющие угли. Идет дальше. Туда ли? Смотрит налево. Направо. Да, надо остыть. Размазывает по щеке комаров. Пересекает лунные столпы. Дышит испарениями ночной земли. Была бы рядом река. Он идет, переступает гниющие стволы. Тихо. Углей уже не видно. Еще немного вперед. Никакого озерка, это лунные блики на листве. Наклоняется. Жесткие округлые листы с выемкой. Копытень. Идет дальше. Нет, пора возвращаться. Лес в потоках этого бледного бедного света еще внушительней, бесконечнее. Меньшиков поворачивает назад. Идет. Но, пожалуй, слишком долго уже идет. Должна быть стоянка. Сворачивает направо. Кажется, прошел мимо, взял левее. Вроде бы, оттуда попахивает дымом. Направляется туда. Стволы, уходящие вверх, в древесно-лунное небо. Рытвины. Наверное, кабаны нарыли. Возвращается назад. Кружит. Как будто исполняет какой-то танец. Принюхивается. Можно было бы и так лечь, тепло, дождаться рассвета. Но комарье. Срывает ветку, хлещет себя. Спички в куртке. Надо было надеть. Показалось жарко. Выбирает новое направление.
Хорошенькое приключение. Прийти в лес и всю ночь мыкаться. В погоне за Самкой.
В дубовой тени он оступился, потерял равновесие, упал. Обо что-то ударился. Пошарил по дну канавы. Что-то металлическое, край с зазубринами. Черт. Рваная штанина. Подставил ладонь под свет. В крови. Кровь обильно течет, падает на землю, на сухие листья. Надо перевязать. Пришлось снимать рубашку, отдирать рукав, разрывать его надвое и перевязывать ногу. Сделав это, он надел рубашку. В голое левое плечо впивались комары. Почуяли кровь. Комары всего леса слетались к нему. Меньшиков чертыхался. Скромная его стоянка представлялась сейчас весьма комфортной, чудесной: дымокур, стена поваленного дерева, одеяло из верблюжьей шерсти. И там осталась фляжка, в ней немного воды.
Меньшиков посмотрел на луну. Луна достигла уже высшей точки на небе и густо светила на башни.
Как можно было подчиниться ей, этому небесному объекту.
Луна голая, мертвая. Американцы ее топтали. Русский луноход бороздил.
Понуждаемый комарами, он пошел дальше. И тут же остановился.
Ты же на той стороне.
На какой.
На той, на чужой. Вылез из траншеи на ту сторону. И уходишь неизвестно куда.
Он не мог точно вспомнить, на какую сторону выбрался. На ту или эту. То есть на не эту, которая под ногами и всюду, а на ту, на которой нет стоянки.
По дубраве он кружил еще некоторое время, наконец, устав, сел, задремал... очнулся. Сначала показалось, что луна вдруг стала светить сильней. Но нет. Светало. Луна бледнела.
Что-то его разбудило.
Вновь раздались эти звуки: как будто тяжелые бильярдные шары падали на мраморный пол или стол. Он оглянулся и вдруг понял, что находится на краю дубравы. С остывшего болота поднимался туман, медленно полз к лесу.
Влезть на дуб, посмотреть. Но дубы были неохватные. Да и как залезешь, чтобы не потревожить рану. И все-таки он попытался. Выбрал дерево с низкими сучьями, кое-как подтянулся, поднялся на один сук, на второй. Еще выше. И услышал треск, тяжелые шаги. Громкий вздох. Вместе с клочьями тумана двигался большой зверь, темно-бурый, седоватый. Лось. Могучий, как слон.
Он остановился неподалеку, шевеля крупными, почти заячьими, ушами. Бычьи ноздри раздувались на горбатом носу. Может, он чуял чужака, но головы не поднимал. Медленно побрел дальше. Сорвал на ходу с липы пучок листьев.
Меньшиков осмотрел ствол. Ухватиться было не за что. Пришлось спуститься. Под повязкой потекла свежая кровь.
Он пошел краем леса.
Лось был высок и мощен. Горбонос. Меньшиков слышал, что, обороняясь, лось работает ногами, как булавами. Вражьи черепа всмятку.
С болота тянуло прохладой. Он шел, зевая. На ветвях появлялись птицы. Из-под дубов разлетались шершни. Над башнями расстилалось белесое небо. В свете утра ночное приключение выглядело необъяснимой глупостью.
Нет, так краем леса можно было уйти неизвестно куда. Меньшиков снова углубился в лес. Шел, пока путь не преградила канава. Траншея. Окоп. Заплывший землей. Вот куда ночью он угодил.
Он пошел вдоль окопа.
В папоротнике увидел ржавую каску, раскуроченную сбоку осколком или разрывной пулей. Как будто ржавые острые лепестки. Цветок папоротника.
Папоротник словно выделан из тончайшей зеленой кожи. Из шкурок перламутрово-зеленых змей. На листовых черешках, у земли, крупные рыжеватые чешуйки. Некоторые листья еще плотно скручены: настоящие молодые змейки.
Когда-то они были древовидными. Вот, например, муравьи (тянут чью-то личинку): ящеры. И над ними гигантские папоротники. Говорят, с тех пор папоротник и изменился только в размерах.
Меньшиков следил за муравьями. Вскоре один из них бросил ношу и куда-то исчез, а через некоторое время вернулся с подмогой. Вчетвером они потащили личинку быстрей. Вдруг над ними низко прошел тяжелый летательный аппарат, дирижабль - шершень. От ветра, поднятого его крыльями, заколыхались травинки. Один из муравьев как будто посмотрел вверх. Интересно, хороший у них слух? Ну да шершень так гудел, что мертвый услышит. Муравьи начали двигаться активнее. Меньшиков посмотрел, далеко ли их город. Что-то около семи-восьми метров. Далеко. По муравьиным дорогам взад и вперед двигались строители-муравьи и муравьи-добытчики. Дальше возвышался еще один муравьиный город. Это было похоже на какую-то империю. Сейчас все муравьи были бескрылыми. Но раз в году появляются крылатые самцы и самки, чтобы устроить свадьбу в воздухе. И потом сбросить крылья.