Проза

- Ага. - подтвердил Тот-Амон, и подумав. как всё это выглядит, расплылся в улыбке.

- Тот-Амон! - крикнула Нейд, шагая к нему, - это же морок, ты же видишь!

Сделай же что-нибудь!

- Конечно-конечно. - согласился Тот-Амон, и, весело булькнув, прыгнул к амазонке и смачно хлопнул её по попе. Амазонка с воплем ярости отпрыгнула и выхватив меч, завопила:

- Только попробуй ещё раз...

- А чё пробовать-то? Я просто сделаю - радостно возмутился Тот-Амон, и шагнул вперёд, раздумывая, успеет ли он отбить меч, если он не угадал. Нейд с воплем прыгнула к амазонке и рубанула с плеча. Амазонка подставила меч. Раздался глухой удар, скрежет. звон лезвия по камням. Амазонка застыла. глядя на два лезвия перед собой - меча Нейд и остановивший его кинжал Тот-Амон - Правда весело? - спросил Тот-Амон обоих девушек и плавно отбросил амазонку, пиннул Нейд по колену и выхватил топор. Воздух дрогнул и на месте Нейд очутился дракон, а сама она возникла на месте амазонки.

- Чтоб ты сгнил в дерьме, съеденный червями! - прошипел Хат, стоя на одной ноге и болтая другой.

- Спасибо. И тебе побольше здоровья.

Нейд тупо посмотрела на остатки меча в своих руках, бросила его и сжала виски и застонала от сверлящей их боли. Тот-Амон вынул трубку, и сунув её за пояс, подошел к Нейд и положил руку ей на голову. От его руки потекло тепло и боль сразу же уменьшилась.

- Ну что, Хати? - Тот-Амон быстро массировал Нейд голову и каждое прикосновение говорило ему, что сейчас не время умирать. - Видишь, ты не самый хитрожопый. Может, тебе ещё надо показать, что ты не самый сильный, или ты сразу признаешь, что я тебя сильнее?

Дракон застыл от такой наглости, а в следующий миг прыгнул к Тот-Амону.

замахиваясь длинным мечём. Меч стал падать, окутываясь слабым жёлтым свечением.

Навстречу вылетел синеющий топор, и разгораясь всё ярче и ярче они сшиблись.

Грохот звон и сине-жёлтая вспышка. Тот-Амон и Хати закружились в стремительном танце, разукрашенном сине-жёлтым пламенем и молниеносными движениями.

Нейд, сделав над собой усилие, перевела взгляд под ноги, и подобрав чей-то меч, тяжёлый и неудобный, придвинулась ближе к танцующим. Глядя на них, она видела только что они дерутся и не более - меч и топор почти исчезли, превратившись в серо-синюю и чёрно-жёлтую молнии, немыслимыми путями мелькающие во всех направлениях. Приглядевшись, Нейд увидела, что в этом танце ведёт все же Тот-Амон, понемножку продвигавшийся к стене над рекой.

Толпа драгонинов отступала, давая двубойцам место на узкой, в пять шагов, стене, и Нейд, держа меч на готове против случайного выпада, шла за Тот-Амоном и Хати. А Тот-Амон, кое-как заставляя тело двигаться, очень экономно шевелил топором. Хат был очень быстр и черный меч уже разруби на куртке несколько чешуек. И Тот-Амон выжимал всё, что мог, из величины своего топора, двигая его чуть влево, вверх, направо, выпад, вверх, и шаг за шагом приближаясь к реке. И ещё он опасался, что Хат, которого он разозлил, скоро успокоится и тогда просто спрячется за спинами своих. А дыхания дразнить его не было - внутри и так всё булькало и хрипело.

Шажок вперёд, перекат вбок, поворот, прыжок назад, и Тот-Амон оказался у стены. Он на пол секунды отвлёкся от Хати, и с облегчением заметил, что Нейд проскользнула вперёд и уже готова сигануть в реку. "Пора." - подумал он и стиснув зубы, чтобы не кричать, поймал выпад Хати между лезвий топора и огромным усилием крутанул топорище вверх-влево. Хат потянулся за скованным мечём и налетел лбом на острый конец топорища. С шипением выпустив меч который, освободившись, улетел далеко вбок, он прижал ладонь ко лбу. Тот-Амон мгновенно замахнулся топором, и тут вместо Хати оказалась Нейд с кровохлещущей раной во лбу, и страдальческим лицом. Топор на мгновение замер и этого мгновения Хати хватило, чтобы выхватить маленькую иглу и, шагнув вперёд, ткнуть ею в незащищённую шею Тот-Амона.

От дикой боли Тот-Амон взвыл, а Хати, отпрыгнув назад, завопил:

- Убейте их!

Сквозь растекающийся от укола по всему телу багрово-жёлтый мрак Тот-Амон увидел, как драгонины, отошедшие на десяток шагов, вздрогнули и с визгом и шипением кинулись к нему. Но сквозь визг и шипение пробился звонкий, сильный, чуть дрожащий голос:

- Тот-Амон, я люблю тебя!

По телу прокатилась волна холодной чистой силы, отодвинувшая мрак, и он выпрямившись и ощутив бурление в руках и ногах, бросил взгляд на Хати, подскочил к Нейд, схватил её в охапку и крепко-крепко прижав к себе, прыгнул со стены.

Прежде чем они ударились об воду, он успел ей шепнуть:

- Я тоже...

Удар об воду оглушил их, и оказавшись под водой, он, борясь с жарким бессилием от яда, кое-как сообразил, что надо выплыть на тот берег, и плыть надо под водой. Потом что-то било его в спину, царапало по ноге, чьи-то сильные мягкие руки помогали ему плыть, а потом, держали его и голос, настойчивый, просящий и умоляющий, заставлял его идти. Последнее, что он запомнил - большие, очень печальные зелёные глаза, в глубине которых плескался океан покоя, в который он сразу же и скользнул.

Глава 6.

Зелёная вспышка, поглощающая всё естество, красные молнии, пронзающие и раскалывающие её со страшным грохотом, сотрясающим всё до основания. За расколотой зелёной стеной открывается огромный бесконечный синевато-зелёный тоннель, по стенам которого пробегают золотистые отблески. Быстрый сильный поток заносит в туннель и несёт по нему. В гибкие стены тоннеля вжимаются снаружи, стремясь заглянуть внутрь, лица, и поток подносит то к одной то к другой страшной сине-золотистой маске, которая выкрикивает что-то, что остаётся извне, и исчезает, не докричавшись. А поток всё ускоряется и ускоряется, и от собственного бессилия становится жутко и страх охватывает всё, и сжимает, сковывает, а потом вдруг исчезает, увиденный и понятый. Страх остановки и остаётся только спокойное ожидание конца полёта. Поток выносит в огромное, необъятное пространство, и исчезает, оставив один на один с пустотой. Пустота, полная, абсолютная, давит, давит и тянет во все стороны. И хочется отвернуться, чтобы не потеряться, чтобы быть хоть чем-нибудь. И понятая и принятая, пустота рушится, оставив сгусток темноты, кроме которого ничего не видно, потому что ни на что, кроме него смотреть нельзя. И этот сгусток, сосредоточие зла и разрушения, тянется, надвигается, чтобы уничтожить, сковать, разрушить. И хочется стать жёстким, сильным, чтобы отбросить его. И вдруг приходит понимание, что надо просто принять его, не сопротивляясь и не борясь ни с ним, ни с собой.