Страница 140 из 156
Вот о чём я, ты, мы, тогда, сейчас, завтра, человек, Судья, пишущий, читающий, живой, мёртвый, вот чем я, капитан хобо Аб, бывший Марк Байно, Судья, хозяин Ночи и Утра, заполняю кристалл "персонала" Ермака Романова. Информации всегда достаточно, и часы никогда не встанут.
Я просто перестал искать в себе удивление и выжил. Я отлично помню, что меня по-настоящему удручала именно невозможность удивиться - ведь вокруг меня и в связи со мной происходили вещи поистине удивительные! Мне казалось, что стоит мне удивиться - и облегчение наступит столь великое, что и тучи рассеются над планетой, и альфа выскочит и засияет, и опустится шаттл, и выйдет из шаттла живой Ниткус и скажет, мотнув головой на пандус: пошли, у нас там с Ван-Келатом и твоим Очкариком есть немного… Но я не удивлялся, и я сходил с ума от неудивления. Плохо больному без температуры.
Так вот, я перестал тужиться, удивляясь, - и выжил, и помог мне, отвлёк меня, случайно, разумеется, самый удивительный персонаж истории моей жизни - Янис Порохов, 1971 года урожая города Москвы человек, бывший человек, царь земной, Судья и подонок, спасибо ему. Я сказал: случайно? Я чаще всего думаю, что случайно, но может быть, и нет, может быть, с длинным умыслом он помог мне, произнеся вслух, когда укрывал меня клетчатым колючим одеялом (или это был плащ? он был очень колючий), вслух сказав, даже нет, не сказав, а бормотнув в сторону, но очень внятно - или слух у меня тогда уже обострился? - так вот, он сказал фразу, спасшую меня от сумасшествия. Он сказал, бормотнул, в сторону, но очень внятно:
- Если всё так, а не иначе, значит, всё так, а не иначе, парень.
- Расслабься, - продолжал он, - а я за тобой поухаживаю. А то ведь сдохнешь от реактивной простуды, мне и поговорить будет не с кем! Сиди, грейся, сейчас я налью тебе чаю, к печке тебя подвинуть ближе? ты сиди, сиди, знаю я, про кого ты, не беспокойся, он, Нортон твой Кротик, жив, здоров, и спит. Вон, в соседней комнате. И не он один! Целая компания подбирается. Да сиди ж ты, горе ты луковое! Космонавты в моё время, знаешь, как вели себя, завершив орбитальную вахту? И после благополучного возвращения на родную землю? Тихо сидели в носилках и глупо улыбались окружающим. Так что уж ты давай, космонавт, сиди и глупо улыбайся. Контузило немного твоего Кротика и сильно забрызгало неприятным. Контузия пройдёт, а от неприятного я его отчистил. Не надо его тревожить, а тебе не надо тревожиться. У него есть время поспать, а у нас с тобой есть время выпить чаю, согреться, позавтракать - и поговорить.
Янис Порохов хмыкнул, поправил жаркую колючую ткань у меня под подбородком, на шаг отступил, рассматривая меня, словно скульптор незавершённое произведение, - а я и походил на незавершённое произведение, на мраморную каменюку с не извлечённой скульптурой внутри: клетчатый кокон с торчащей из него моей башкой в очень удобном моему бедному позвоночнику кресле. Икры у меня ныли в лад позвоночнику. Невыносимо чесалось под кровяной коркой. Налюбовавшись, Янис Порохов открыл стенной шкаф, вынул оттуда ботинки и сказал:
- Ейбо ваш - с тебя ростом. Должны тебе подойти. Нет, ты сиди, а я их на печку поставлю, наденешь подогретые. Ты знаешь, что посуду положено подогревать?
Подойдя к позвякивающей от расширения и разящей горелым железом печке, Янис Порохов поставил ботинки на печкин верх.
- Не сгорят, не бойся, - предупредил он меня. - Так сделано.
- Спа… си… я не бою… - что-то такое из меня вылезло.
- Ты, парень, помалкивай пока, - сказал Янис Поро-хов. - Отдыхай, двигай глазами, осматривайся; но ни о чём не думай! Времени нет! - воскликнул он со странной интонацией, как будто киногерой. - Угощение и чай! Сейчас сделаем. Кстати, а ты мне ничего не должен сказать сразу? - вдруг спросил он. Например: "Грузите апельсины бочках"! (Он так и сказал - отчётливо выпустив предлог). Или - "Сегодня прекрасная весна"! Нет? Не понимаешь? Да знаю я, знаю, что тебя послали, знаю… И кто.
- Дровишек надо подбросить… - говорил он сам себе тихонько, но я всё слышал, а он уходил из клуба, возвращался через минуту с охапкой частей нарезанного дерева и по одной закладывал эти части в костёр, горящий внутри железного куба недалеко от меня справа. Да, навидался я костров. - О сладок дым продуктов сгорания! - говорил он, поднимаясь с корточек и отряхивая ладони и живот. - Жаль, что сейчас не утро. Я бы был вправе сказать: люблю запах горящих ботинок поутру! Шутка, выживут твои ботинки. Ты не обращай внимания, я цитирую, я цитирую… Цитировать безопасно, парень, слова чужие, отвечать не тебе. Подлый приёмчик! Меня и самого уже тошнит от цитат. Дотошнит, и стану я совершенно нормальным. Ты ещё соскучишься. А видал, парень, какой у меня чугунный чайник? Это, парень, настоящий инопланетный артефакт! А какая на мне курточка? - Он хохотал, горстями бросая в чайник чайный порошок из хорошо мне знакомой стандартной упаковки, хохотал, понимая неведомый мне смысл своих слов, хохотал, наливая в чайник какую-то тягучую жидкость из зелёной бутылки. - Ты видел "Звёздные войны"? Нет? Был такой трёхсерийный фильм-сказка на моей великой старой доброй Земле, планете непростой… Чего ты, что я сказал? "Планета непростая"? Экзюпери, мой мальенький друг, - (Он так произнёс - "мальенький"), - да, да, у нас с тобой общие знакомые, о счастье. "Мне всегда казалось, что в наших песнях и в этой книге… хм-хм, скорее наоборот, в этой книге и в наших песнях… очень много общего… - И он хохотал непонятной мне шутке, отводя в стороны чайник и только что налитую большую чашку.
- Жаль, что ты не видел "Звёздные войны", - говорил он, помогая мне выпростать из-под ткани одну руку и вставляя мне в неё чашку. - Я, парень, уже тысячу лет играю в Оби-Ван Кеноби, - доверительно сообщал он, придвигая большой лакированный ящик с расчётом, чтобы, когда он, Янис Порохов, на ящик сядет, мне бы не пришлось скашивать глаза. - Тысячу лет: с тех пор как кончилась первая тысяча. И это не смешно! - (А я и не думал смеяться.) - Ты, может быть, сейчас вообразил, что это метафора - "тысяча лет"? Ошибаешься. Смею вас уверить.
- Пей! "Не пей. - Почему? - Вино отравлено! - Что придумал, подлец!" Чего ты дёргаешься, это опять цитата! Пей, это, во-первых, чай, а во-вторых, не ядовитый, - сообщал он. - Сахара нет, налил сиропа… Ты не должен считать меня праздным болтуном, - говорил он мне с упрёком. - Я просто рад, рад я, ну все мы люди, все мы человеки, каждый в своём роде, но - все. Ну что, Марк Байно, парень - "чокнемся чаем"? "На поцелуй"? Ну вот ещё, с тобой цаловаться!