Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 2



Ликоновы матросы замешкались, убирая парус; шквал будто клещами ухватил судно и поволок его к зловещим Кианеям. Говорят, некогда скалы эти двигались, как живые, и шумно сталкивались, губя зазевавшихся мореходов; но и доныне, застывшие, враждебны они судам. Рули были сломаны, днище пробито подводным камнем. В ужасной темноте, в тучах водяной пыли сумел я подвести свою триеру к гибнущему кораблю и перегрузить драгоценнейшее наше достояние... Сердце мое чуть не разорвалось, когда ящик со статуей повис меж двух пляшущих бортов, над кипением бездны, и матрос с той стороны выпустил мокрую веревку...

Ликон просто визжал, умоляя перетащить его первым, но я был неумолим и сначала забрал команду - как-никак, эти люди кое-что умели и могли пригодиться в море... Однако, при всех стараниях, мы потеряли трех гребцов, и эта жертва, надо полагать, на время умилостивила разгневанное божество. Но только на время. Тяжким было наше плавание, и я едва удержался от стона, когда сегодня утром дозорный на носу закричал, что видит землю.

С неослабевающим удивлением смотрю я на наш берег... Сплошные лиловые горы, тронутые зеленью трав и желтизною цветущего дрока. Глухая стена. Кто скажет, что между перекрывающими друг друга обрывами - начало извилистого прохода в огромную, глубоко вклиненную бухту? Недаром английский флот году в восемнадцатом проглядел здесь стоянку наших кораблей. Воистину, лучшее место для базы подводных лодок и пограничных сторожевиков.

Сразу после снятия с бочки случилась маленькая накладка с двигателистами: не выходило левое крыло. То есть, они его, в конце концов, выпустили; но у меня уже душа была не на месте. Я приказал сделать длинную запись в журнале и доложить. Потом на всякий случай решил сам обойти корабль. Со дня на день должен был, прибыть с инспекторским смотром начальник погранвойск округа, комбриг гонял нас нещадно и наказывал за малейшую неисправность.

Слава Богу, в машинном отделении все шло нормально: жара и ритмичный грохот. Узким лазом по лестнице я поднялся наверх и протиснулся через люк в помещение радиометристов. Те усердно отрабатывали вымпел, висевший над телеэкраном, - "Лучший боевой пост". Луч развертки бежал по кругу, рисуя береговые скалы и не суля неожиданностей. Посетив палубу, приняв рапорт сигнальщиков и соленый душ через борт, я, наконец, вполз в свою рубку. Мне всегда казалось, что я крупноват для сверхэкономных корабельных переходов...

Рулевой, штурманский стажер Мохнач, занимался в мое отсутствие именно тем, чего я не терплю, а именно: веселился по поводу убитых чаек. Ничего не поделаешь: если птица сядет на воду впереди по курсу нашего корабля, ее уже ничто не спасет, слишком велика скорость. Но, по-моему, только дикарь может радоваться и восклицать, как Мохнач: "Птичка, птичка, птичка... Все! Нету птички". Услышав эту реплику, я пристыдил стажера. Удивительная черствость. Ну почему они такие?! Сплошное, видео-диско-шоу... Я, кажется, старше всего лет на десять, но чувствую себя человеком другой породы. Несправедливо, наверное...

Затем я вспомнил, как этот же самый Мохнач, округлив таинственно глаза, в компании себе подобных мудрецов-стажеров пересказывал историю про "девушку с веслом". Тогда я услышал впервые о случае, взбудоражившем всю бригаду. И считал его басней, суеверным бредом, пока не погиб "Тритон" и Арина не сообщила мне подробности.

Якобы ПСК [*] ноль восемьсот два, здоровенный корабль с экипажем из тридцати человек, не то что наша крылатая пигалица, на походе встретился с призраком. И не просто встретился, а вошла в ходовую рубку женщина в красивой длинной одежде, но с открытой грудью, вся белая, без кровинки, и на плече несла широкое белое весло. Не говоря лишнего слова, женщина взялась одной рукой за штурвал, причем рулевой сидел, не в силах шевельнуться, и - изменила курс на два румба. Потом обратным порядком вышла из рубки; на палубе никто ее не видел. Прямо какая-то Бегущая по волнам... А через несколько часов в этом квадрате будто бы нашли притопленный понтон, болтавшийся в метре под поверхностью моря со времени осенних учений. Ноль восемьсот второй шел прямо на него, и белая дама, стало быть, спасла ПСК от больших неприятностей. ------[*] _ПСК_ - пограничный сторожевой корабль. ------

Положим, понтон действительно нашли, я знал точно. Однако, решил я тогда, это еще не причина, чтобы распространять дурацкие слухи (ненавижу обывательское, низколобое, трусливое мифотворчество). И все-таки, признаюсь, червячок в душе моей остался. Захотелось поговорить с командиром ПСК, с рулевым... Но, как назло - и в этом тоже кое-кто усмотрел мистику, - ноль восемьсот второй перебросили в спецподразделение, что охраняет правительственные курорты, а капитан-лейтенанта Харламова так и вовсе услали на Северный флот...



Ладно. Мохнач получил от меня очередную пилюлю, ему не привыкать; только покосился укоризненно и вздохнул - мол, нет в мире справедливости... Я же невольно сам принялся следить, не попадет ли какая морская птица под стальные ножи наших крыльев... Но случилось, пожалуй, еще худшее. Прямо по курсу выскочил из воды глянцевый, точно маслом облитый, дельфин-белобочка, разинул смешную треугольную пасть. Может, поиграть захотелось с чудовищной ревущей рыбиной?.. Оглянувшись назад, в пенной дороге, оставленной винтами, увидел я мелькнувшее кровавое пятно.

Боги, боги, почему вы создали нас такими беспощадными?! Всадники князя Гнура, сжигая и разоряя хору, оставили за собой умирающих коров, истыканных стрелами и ползавших, будто громадные ежи. Да, конечно, воины Гнура - варвары, не просвещенные истинной мудростью, арете. Но разве, когда наша конница ворвалась через несколько дней в княжью столицу, не вели себя природные эллины точно так же, в пылу налета даже детей рубя смаху, факелами поджигая мирные жилища? То ли места здесь, на берегах Понта, чужим богам подвластные, вселяют бешеную ярость; то ли впрямь Арес, овладев любым человеком, делает его безумным, себя не помнящим?..

Не знаю, почему при виде близких гор родного берега пришли ко мне эти темные, кровавые воспоминания, а не иные, светлые, о детстве или, скажем, о Мирине... Не знаю. Но с какой-то горькой сладостью воскрешал я тот день, горчайший в моей жизни.

Бесноватый князь Орик, опасный наш союзник, в очередной раз не поделил тогда пастбище со своим соседом Гнуром, и тот, прознав о нашем военном договоре, решил предать полис огню и мечу. Часовые не успели вовремя подать сигнал, внешняя стенка держалась недолго, и вот уже пылают дубовые створы северных ворот, и горящие стрелы сыплются на крыши.

Даром тогдашний стратег Андромен вертелся на коне посреди улицы, слепя глаза золотым солнечным ликом на щите и потрясая махайрой. Наспех вооружаясь, жители ближних кварталов еще отстаивали главный вход в город, а со стороны береговой рыбацкой слободы, где стены были стары и ветхи, уже мчались по звонким плитам конники на низких степных лошаденках... Не обременяя себя штурмом наглухо замкнутых хорионов, они спешили к агоре. Должно быть, отлично знал Гнур про казну городскую, сберегавшуюся в храме Афродиты Навархиды. Люди едва успели разбежаться из рыночных рядов; тут и там вспыхивали подожженные стрелами навесы, метался перепуганный скот, топча рассыпавшиеся плоды и обрушивая пирамиды новеньких горшков.

Все же посыльные стратега сумели собрать кучку гоплитов, и те переняли нападавших у самой священной рощи. Варвары не знают боя на больших копьях, а стрелы отскакивают от щитов и доспехов. Поэтому нашим удалось придержать Гнуровых разбойников; но тем временем другой отряд выбил-таки полусгоревшие ворота и, гоня перед собою Андромена с его подручными, захватил подворье храма, а затем ударил гоплитам в тыл.

Сам я тогда находился в военной гавани, следил за тем, как смолят и конопатят мою триеру. Город наш - морской союзник Афин, и мой корабль едва вырвался из позорной ловушки под Эгоспотамами... Позже соседи рассказывали: Эвпатра, которой оставалось два месяца до родов, заслышав крики и увидев клубы дыма, - сначала возле Северных ворот, потом все ближе и ближе, - забилась в самый дальний угол гинекея; рабы заперли все двери, вооружились кто чем смог и собрались в перистиле под водительством Псиакса, моего семнадцатилетнего шурина.. Бедняга! В мое отсутствие он был единственным свободным мужчиной в доме.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.