Всадники

Жозеф Кессель

Всадники

перевод Елена Рау

СОДЕРЖАНИЕ

* Предшественник мира

Часть Первая:

Шахское бузкаши

* Турсен

* Дьявольский жеребец

* Перемена небесных светил

* День триумфа

Часть Вторая:

Искушение

* Чайхана

* Труп

* Писарь

* Дамбура

* Плетка

Часть третья:

Ставки

* Джат

* Голоса ночи

* Мост

* Караван

* Красная молния и Пятнистый шайтан

* Единорог

Часть Четвертая:

Последняя карта

* Отравленная вода

* Псы ада и призраки

* Плакальщицы

* Пять озер

* Последний барьер

* По ту сторону гор

Часть Пятая:

Круг Справедливости

* Урос выносит приговор

* Пощание Серех

* Месть Дьявольского жеребца

* Халлал

* Пробуждение Турсена

ПРЕДШЕСТВЕННИК МИРА.

Грузовики продвигались вперед не быстрее верблюдов ведущих караваны, а всадники не обгоняли людей идущих пешком. Плохие дороги всех принуждали к одному темпу. Приближался перевал Шиблар, - единственный пролом через исполинские скальные массивы Гиндукуша в этом месте. На высоте 3500 метров его должны были проходить все грузовики, все караваны и все массы людей передвигающиеся между севером и югом Афганистана.

С одной стороны - отвесные скалы. С другой - обрыв. Гигантские бесформенные глыбы, что отломились от гранитных исполинов, каменные осыпи перекрывали дорогу. Она поднималась все выше, а ее крутые серпантины и повороты становились все опасней и страшней.

Погонщики мулов, руководители караванов, пастухи и их стада чувствовали себя здесь не очень хорошо. Воздух был разреженный и режущий, ледяной холод пронизывал все. Но все же их путь был менее опасен: словно цепочка муравьев тянулись они друг за другом вдоль скалистой стены этой дороги.

Другое дело грузовики. Путь лежавший перед ними был так узок, что бывало они занимали всю его ширину, и их колеса касались не укрепленного, осыпающегося края обрыва. Одно неверное движение водителя, малейшая невнимательность, отказавший мотор или тормоза - и ржавые, потрепанные временем машины могли рухнуть в пропасть. Из-за своего груза, как обычно превосходящего все возможные нормы в несколько раз, на такой дороге управлять ими было еще сложнее. Но плюс к рядам мешков, пакетов, штабелям ящиков и коробов, тюкам перевязанных грубыми веревками, грузовики несли свой самый тяжелый и непредсказуемый груз - людей. На крышах, поверх мешков, на боках кузовов, и даже на их брезентовых крышах - ехали они.

Плотно прижавшись друг к другу, часто лежа или сидя ютились они сверху - их потрепанные концы тюрбанов развивались на ветру, и каждый поворот, каждый толчок, приводил эту непонятно каким образом сохраняющую равновесие человеческую пирамиду, почти к полному разрушению.

В одном из грузовиков, на самой высокой точке такой удивительной пирамиды, сидел древний старик. Он ничего не сделал, чтобы оказаться на ее вершине и произошло это само собой, ибо он был так худ и легок, что плотные слои людей сложившиеся здесь еще с самого Кабула, вытолкнули его наверх, словно волна несущая на своем пенном крае невесомое птичье перо.

Поставив босые ноги на плечи одного соседа и сидя на плечах другого, он не двигаясь смотрел на медленно плывущие мимо цепи гор и пики Гиндукуша. Скалы, гребни хребтов, острые зубцы гор были серого, того самого древнего, самого беспощадного серого цвета. Мелкая пыль, напоминающая пепел погребальных костров, покрывала эти горы-гиганты. Каждый их гранитный выступ и каждый их острый скол вплоть до ледников лежащих на вершинах пиков, бесстрашно целящихся в небеса.

Все менее разговорчивыми становились путешествующие. Их анекдоты, смешки, шутки и рассказы за которыми эти, любящие посмеяться, люди проводили время, - совершенно утихли. Теперь кто-нибудь лишь глубоко вздыхал или же сбивчиво бормотал молитву. Но в конце-концов смолкли и они.

В молчании ехали все дальше и только пытались покрепче прижаться к плечу соседа.

Но в отличии от остальных, древний старик расположившийся на самом верху - не испытывал ни страха, ни печали. Его глаза видели вместо этого мертвого, лунного пейзажа - зеленые долины, шумные города, жаркие пустыни и бесконечные степи: Афганистан. Он знал все его провинции, все его дороги и тропы. Он путешествовал через все его границы: персидскую и русскую, тибетскую границу и границу Хиндустана*. Все картины прошедшие перед его глазами сохранил он в памяти. Для него, старика, жить - значило собирать воспоминания.

Но внезапно линия горизонта и гор резко дернулась, взревел мотор, путешествующие дико завопили, старик потерял равновесие и полетел в самую середину повалившихся людей, которых отбросил назад неожиданный толчок.

Крики стихли так же внезапно. Испуг уступил место леденящему душу страху. Мотор надсадно заурчал. Водитель безрезультатно пытался завести его снова и снова. Тормоза, изношенные до невозможного, громко заскрипели, но не могли удержать большую, перегруженную машину на круто поднимающейся дороге.Она еще не катилась назад, хотя уже начала покачиваться и сдаваться склону на милость. Но вот, медленно, грузовик поддался к обрыву и прокатился сперва на одну ладонь, затем быстрее и еще быстрее - дальше. Узкая полоса каменистого грунта отделяла грузовик от пропасти и люди в ужасе заголосили опять. Лежащие друг на друге и не видящие ничего, кроме ног и голов своих соседей, они то хрипели, то срывались на крик:

- Что делает дайда пайнч*?

А другие, судорожно цепляясь за крышу кузова:

- Дайда пайнч делает все, что может!

- Кажется, он умный и ловкий!

- Да поможет ему пророк!

- Да дарует Аллах ему еще больше силы и ума!

Все эти сбивчивые и вроде бы сумасшедшие пожелания, относились на счет юного парня, почти ребенка, который во время поездки сидел позади всех на огромном деревянном клине, торчащем из кузова наружу и который был такого же размера и веса, как он сам.

Едва почувствовав первый толчок машины катящейся назад, он соскочил на землю и сейчас лихорадочно отдирал крюки и развязывал узлы крепящие клин. Грузовик покатился к обрыву еще быстрее. Его колеса прокручивались на каменистом грунте, еще чуть-чуть и все будет кончено.