Страница 15 из 22
Таким образом, моя интерпретация мюнхенского кризиса значительно отличалась от интерпретации большинства западных либералов. Кроме того, я не верил в готовность СССР прийти на помощь Чехословакии, даже если бы это сделала Франция. Советские лидеры понимали, что обоснованные опасения поляков и румын за свою территориальную целостность не позволят им пропустить через свою территорию крупные советские военные силы. Поэтому, если бы Франция и Англия начали войну, основное бремя военных действий пришлось бы, по моему мнению, все равно нести им.
Поэтому, если я и сожалел, что во время этого кризиса Англия и Франция не смогли противостоять Гитлеру, то по другим причинам, нежели это было принято среди либералов Запада. Тогда я, сочувствуя трагедии чехословацкого народа, питал в то же время надежду, что у этих событий могут быть и некоторые положительные последствия. Некоторые из этих представлений нашли отражение в моих записях той поры, сделанных вскоре после прибытия в Прагу.
"Здесь, в перенаселенном сердце Европы, где столь обострен дух соперничества, трудно найти такое лекарство от местных болезней, которое бы всех устроило. Перемены всегда проходят болезненно, а теперешние перемены могут в конце концов принести больше экономической безопасности и расовой терпимости людям, которые, увы, нуждаются и в том и в другом.
Чехословакия, в конце концов, центральноевропейская страна, и ее судьбы, так или иначе, связаны с основными силами, действующими в этом регионе. Общепризнанно, что разрушение той меры единства, которое существовало в период империи Габсбургов, имело в этом районе отрицательные последствия для всех заинтересованных сторон. Теперь возникли новые силы, пытающиеся осуществить интеграцию там, где два десятилетия господствовали сепаратизм и разобщенность. Теперь произошло вовлечение Чехословакии в орбиту действия этих сил. Оно совершилось в болезненной, достойной сожаления форме. Но этот процесс лишил Чехословакию не только самостоятельности, но и ответственности. Более того, он не затронул сердца страны. Что самое важное, сбережено для будущего молодое поколение, дисциплинированное и умелое, которое было бы принесено в жертву в случае, если бы романтическое, но безнадежное сопротивление предпочли унизительному, но действительно героическому реализму".
К сожалению, долгое время сохранять подобный умеренный оптимизм было невозможно. Уже зимой стало ясно, что Мюнхенское соглашение поставило перед немцами новый выбор в отношении судьбы остальной части Чехословакии. Тогда, перед тем как немцы вошли в Прагу, я побывал в Словакии и Рутинии{17}, изучив положение в этих провинциях. В своих донесениях я писал, что ситуация там очень неустойчивая. Эти регионы обращались за помощью к Праге, которая и сама переживала множество трудностей, а на местах власть переходила к поддерживаемым Германией пронацистским элементам. Я писал в январе 1939 года: "Быстрое достижение Словакией автономии есть лишь временное следствие происходящего сейчас перехода реальной власти в Центральной Европе от Вены и Будапешта к Берлину. Потеря ею автономии после завершения этого процесса будет возвращением к естественному порядку вещей". В марте того же года я писал, что Рутиния вновь обретет политическую и экономическую целостность в рамках Венгрии, как ее естественная историческая часть (это действительно вскоре произошло). В конце января я приготовил для нашего посланника Карра донесение, касающееся судеб Богемии и Моравии, исторического сердца Чехословакии:
"Положение в Богемии остается опасным. Немцы пока согласны на номинальную независимость этой территории, но только на условиях, ставящих любое чешское правительство в крайне затруднительное положение. Есть известный предел чешским уступкам в отношении Германии, и рано или поздно немцы должны будут выбирать: терпеть ли им независимое государство, которое никогда не отождествит себя в полном смысле с национал-социалистской идеологией, или же оккупировать Богемию, хотя это вызовет новые проблемы".
Через шесть недель Гитлер выбрал второе, оккупировал Богемию и Моравию, предоставив Словакии номинальную независимость. Рутиния отошла к Венгрии (автор забыл упомянуть, что в разделе Чехословакии приняла участие также Польша. - Примеч. пер.). Таким образом, прекратило свое существование Чехословацкое государство, созданное в 1919 году. Эта акция явилась одной из величайших исторических ошибок. Она разрушила мюнхенское урегулирование и вместе с тем - остатки доверия к некоторым европейским правительствам. Невиль Чемберлен был дискредитирован, а Англии ничего не оставалось, как дать гарантии Польше и силой противостоять любым дальнейшим поползновениям нацистов в их продвижении на Восток.
Вступление немецких войск в Прагу 15 января 1939 года явилось для нас, американцев, тяжелым и неприятным событием. Мы понимали: замышляется что-то зловещее, однако до этого дня мы точно не знали, что именно немцы имели в виду. У меня в дневнике сохранилась запись об этих событиях, передающая атмосферу того времени:
"Рано утром меня разбудил телефонный звонок, и встревоженный знакомый дрожащим голосом сообщил мне, что в шесть часов немецкие войска войдут в Богемию и Моравию. Я позвонил военному атташе и попросил его получить подтверждение этой информации от военных властей. Потом я позвонил в чешское пресс-бюро, и печальный женский голос сообщил мне, что информация достоверна. Когда я появился в американской миссии, посланник уже сидел в кабинете. Постепенно собрались наши сотрудники. Светало. К нам явились два страшно бледных человека (чешские шпионы в Германии) с просьбой о политическом убежище. Люди из гестапо знали обоих. Их губы дрожали, когда я отправил их обратно. Вслед за ними пришли два немецких социал-демократа, беженцы из рейха. Оба были смертельно напуганы. Кажется, они поняли мои объяснения, что я ничего не могу для них сделать, но уходить не хотели. Им не верилось, что придется покинуть это здание, где они все еще в безопасности, и выйти на улицу, где они окажутся в положении дичи, за которой охотятся. Пришел один знакомый еврей. Ему мы сказали, что он может здесь оставаться, пока не успокоится. Все утро он, как потерянный, бродил по нашей приемной, а в полдень решил покориться судьбе и ушел.
Часов в семь утра я решил проехать по городу. К этому времени разыгралась метель, однако в центре на улицах было много народу. Часть прохожих и проезжих, очевидно, направлялись на работу, но многие суетились, словно делая какие-то последние приготовления. Некоторые женщины плакали. Видимо, последние новости были уже широко известны.
Когда я вернулся в наше представительство, там уже собралась толпа людей, охваченных отчаянием, и мы вынуждены были поставить у входа охранника, который бы отправлял назад тех, кого мы лично не знали. Но и оставшихся было слишком много. Часов в десять прошел слух, что немцы уже достигли королевского дворца. Мы с Пэрри решили проверить эти слухи, поскольку наша миссия находилась неподалеку. В районе Нерудовой мы действительно увидели немецкую бронемашину, остановившуюся посреди узкой улицы. Видимо, водитель в поисках посольства немецкого остановился около итальянского, чтобы узнать о дороге. Вокруг собралась толпа местных жителей, смотревших на немца со смешанным чувством страха и любопытства. Весь остальной день в город продолжали прибывать сотни немецких военных машин. К вечеру оккупация столицы завершилась, и в восемь часов начался комендантский час. Странно было смотреть на внезапно опустевшие улицы Праги. Завтра утром на них снова появятся люди, но былого оживления здесь уже не будет. Комендантский час, по-видимому, действительно знаменовал собой трагическую перемену".
После немецкой оккупации Чехословакии и формального закрытия американской миссии дел у меня почти не осталось. Единственное, что требовалось Госдепартаменту теперь, - политические донесения и аналитические материалы. Сейчас, хотя я посылал свои доклады с визой нашего генерального консула, как того требовали правила, я фактически стал сам себе хозяином. Мне стало более понятно, что отношение Гитлера к чехам в период оккупации было для него важно не само по себе, а в контексте всей его политики в Восточной Европе и по отношению к Советскому Союзу. Теперь Гитлеру нужен был не только Польский коридор и Данциг, но и политическое господство над землями Востока, богатыми сырьем. У него было три основных способа добиться этих целей. Во-первых, он мог бы сыграть на украинском национализме, создав самостоятельное украинское государство под нацистским протекторатом. Это возможно было сделать лишь за счет Польши и СССР ценой войны с ними обоими, в которую почти наверняка были бы втянуты западные державы. Во-вторых, Гитлер мог совершить сделку с Польшей за счет Советского Союза, компенсировав потерю западных польских земель украинскими территориями. Это означало бы союз с Польшей против СССР, но такое едва ли было возможно. Наконец, Германия могла заключить сделку с Советским Союзом за счет Польши в надежде, что западные державы в этом случае не проявят активности.