Страница 131 из 134
Глава 47
А на следующее утро они, как было условлено с вечера, отправились на Луговое озеро (опять в разных вагонах). Но, приехав туда, Клайд с удивлением убедился, что берега гораздо более многолюдны, чем он ожидал. Его очень расстроило и испугало царившее здесь оживление: он воображал, что это озеро так же пустынно, как Большая Выпь. А оказалось, что здесь – сборный пункт и летняя резиденция маленькой религиозной секты из Пенсильвании: напротив станции на берегу озера виднелись молитвенный дом и многочисленные коттеджи. И Роберта сразу воскликнула:
– Вот хорошо! Мы можем пойти к здешнему священнику и обвенчаться, правда?
И Клайд, ошеломленный этим неожиданным осложнением, поспешил согласиться:
– Ну что же, конечно… Я съезжу туда немного погодя и узнаю…
Но мысленно он уже изыскивал способ перехитрить Роберту. После того как они снимут комнату в гостинице, он повезет ее кататься на лодке и задержится на озере подольше. А может быть, найдется какой-нибудь пустынный и незаметный уголок… но нет, здесь слишком много народу. Озеро недостаточно большое и, вероятно, не очень глубокое. Вода в нем черная, как смола, а на восточном и северном берегах сомкнутым строем, точно стража, стоят высокие темные ели. Клайду показалось, что это – вооруженные копьями зоркие великаны, чуть ли не сказочные людоеды, – так он был мрачен, подозрителен, так взбудоражена была его фантазия. Да еще Столько народу кругом, – на озере не меньше десятка лодок.
Как все это зловеще!
Как трудно!
И вдруг шепот:
«Отсюда лесом никак не дойти до Бухты Третьей мили. Нет, нет. До нее еще добрых тридцать миль. И, кроме того, это озеро не такое пустынное, – наверно, за ним все время наблюдают эти сектанты». Нет, нет… надо сказать Роберте… он скажет ей… но что сказать? Что он спрашивал и говорят, здесь нельзя получить разрешение на брак? Или что священник сейчас в отъезде, или требует документы, которых у Клайда нет, или… или… Ах, все равно, лишь бы заставить Роберту замолчать до завтра до того часа, когда отсюда отойдет поезд на Большую Выпь и Шейрон, а там они, конечно, обязательно обвенчаются!
Почему она так требовательна? Чего ради в конце концов (если не считать этого ее упрямого желания непременно поставить на своем) он должен таскаться с ней то туда, то сюда? Для него это ежечасные, ежеминутные страдания, поистине жестокая и нескончаемая душевная пытка, тогда как если бы он мог от нее отделаться… О Сондра, Сондра, если бы ты снизошла со своей высоты и помогла мне! Не лгать больше! Больше не страдать! Не знать никаких унижений и горя!
Но вместо этого снова ложь. Долгие, нудные и ненужные поиски водяных лилий. Клайд был так беспокоен и нервен, что вся эта прогулка скоро надоела Роберте не меньше, чем ему. Почему, спрашивала она себя, он так равнодушен к возможности обвенчаться? Это можно было бы уладить заранее, и тогда эта прогулка была бы осуществлением ее грез… так было бы, если бы… если бы он устроил все раньше, в Утике, как она хотела. Опять промедление, опять уклончивость… всегдашняя, такая характерная для Клайда неопределенность и нерешительность. Роберта снова начала сомневаться – правда ли, что он обвенчается с ней, сдержит свое слово? Но завтра или в крайнем случае послезавтра все выяснится. Зачем же теперь тревожиться?
А назавтра в полдень – станция Ружейная, и Клайд выходит из вагона и провожает Роберту к ожидающему приезжих автобусу. На ходу он убеждает ее, что, так как они вернутся этим же путем, будет удобнее, если она оставит свой чемодан здесь; он же свой чемодан возьмет с собой, потому что там фотографический аппарат и заранее приготовленный завтрак, – они ведь решили позавтракать на озере… Но, подойдя к автобусу, Клайд с испугом обнаружил, что шофер – тот самый проводник, которого он Видел на озере Большой Выпи. Вдруг теперь окажется, что этот проводник видел его и запомнил! Разве он не может вспомнить красивый автомобиль Финчли, Бертину и Стюарта на переднем сиденье, Клайда и Сондру позади, Грэнта и Харлея Бэгота, вышедших из машины, чтобы поговорить с ним?
И мгновенно – как все последнее время в минуты особенного волнения и страха – холодный пот покрыл его лицо и руки. О чем же он думал раньше? Как строил свои планы? Да как же можно рассчитывать, что он справится с таким делом, если он так плохо все обдумал? Вот так же он не сообразил надеть кепку в дорогу от Ликурга до Утики или хотя бы достать ее из чемодана еще до покупки соломенной шляпы, и вообще надо было купить шляпу заранее.
Однако проводник не вспомнил его, слава богу! Наоборот, с любопытством спросил, как у совершенно незнакомого:
– Едете на Большую Выпь? В первый раз здесь?
И Клайд с огромным облегчением и все же с внутренней дрожью ответил:
– Да. – Затем в нервном возбуждении спросил: – Много там сегодня народу?
Не успел он договорить, как этот вопрос показался ему почти безумным. Зачем, зачем, ради всего святого, он задал такой вопрос? Неужели не будет конца этим дурацким, пагубным для него оплошностям? Он был так взволнован, что почти не слышал ответа проводника, голос которого, казалось, доносился откуда-то издали:
– Не так уж много. Пожалуй, человек семь-восемь. А четвертого у нас было человек тридцать, но вчера почти все уехали.
Безмолвие деревьев, выстроившихся вдоль вязкой глинистой дороги, по которой они ехали; прохлада и тишина; в чаще даже теперь, в самый полдень,
– темные глуби и закоулки, лиловый сумрак. Если проскользнуть туда, ночью ли, днем ли, кого там встретишь? Из чащи доносится металлический крик сойки; жаворонок вдалеке наполняет серебристую мглу своей звонкой песней. А когда тяжелый закрытый автобус переезжал через журчащие ручьи по грубым бревенчатым мостам, Роберта восхищалась прозрачной сверкающей водой. «Как здесь чудесно, Клайд! Слышишь, как звенит ручей? А какой свежий воздух!»
И все же она скоро умрет!
Боже!
Но допустим, что на Большой Выпи – в гостинице, на пристани – тоже много народу. Может быть, на озере полно рыболовов, они рассеялись поодиночке там и тут, и нигде нет ни одного безлюдного, тихого уголка. Как странно, что он об этом не подумал! Это озеро, вероятно, далеко не так пустынно, как он воображал, – и как раз сегодня тут может оказаться не меньше народу, чем на Луговом, что тогда?
Ну что же, тогда бежать… бежать… и будь что будет. Такое напряжение ему не по силам… к черту! Эти мысли его убьют. И как он мог мечтать о том, чтобы достигнуть счастья при помощи такого дикого и жестокого замысла
– убить и потом сбежать… вернее, убить и подстроить так, чтобы их обоих сочли погибшими… тогда как он – убийца – вернулся бы к жизни и счастью. Какой отвратительный план! Но как же иначе? Как? Разве он не подготовился к этому? Неужели теперь отступить?
А Роберта, сидя рядом с ним, воображала, будто ее ждет не что иное, как свадьба, – завтра утром уж наверно. А пока для развлечения она посмотрит на красивое озеро, о котором говорил Клайд, – говорил так, словно эта прогулка – самое приятное и значительное событие и в его и в ее жизни.
Но вот проводник снова заговорил, обращаясь к Клайду:
– Вы, похоже, сюда ненадолго? Я видел, вы оставили вещи молодой леди на станции.
Он кивнул в сторону Ружейной.
– Нет, мы уезжаем сегодня вечером, поездом восемь десять. Вы отвозите публику к этому времени?
– Ну, конечно.
– Мне так и говорили на Луговом озере.
Ну, для чего он прибавил это – насчет Лугового озера? Этим он показал, что они с Робертой были там, прежде чем приехали сюда. И чего он привязался, этот дурак. Со своим замечанием о «вещах молодой леди» и о том, что они остались на станции! Вот дьявол! Почему он суется в чужие дела? И почему он решил, что они с Робертой не муж и жена? Или, может быть, он этого не думал? Во всяком случае, почему этот вопрос, когда у них было два чемодана? Откуда ему знать, что остался именно ее чемодан? Странно! И что за наглость! Как он мог знать или догадаться… А впрочем, не все ли равно – женаты они или нет? Если ее не найдут, замужем она или не замужем – это не будет иметь никакого значения. А если найдут и будет установлено, что она не была замужем, это только докажет, что она приезжала сюда с кем-то, но не с ним, не так ли? И теперь об этом нечего беспокоиться.