Стрелок

2

Он спустился с последнего из предгорий, ведя за собою осла, чьи выпученные от жара глаза уже были мертвы и пусты. Три недели назад он прошел последний городок, а потом был только заброшенный тракт, где когда-то давно ходили дилижансы, да изредка попадались селения жителей приграничья, скопления хижин, покрытых дерном. Поселения эти пришли в упадок и давно обратились в отдельные хутора, где обитали теперь прокаженные и помешанные. Ему больше нравились полоумные. Один из них дал ему компас из нержавеющей стали и попросил передать эту штуку Иисусу. Стрелок взял его с самым серьезным видом. Если он встретит Его, он отдаст Ему компас. Он не надеялся, впрочем, на встречу.

Пять дней миновало с тех пор, как прошел он последнюю хижину, и стрелок уже начал подозревать, что никаких хижин больше не будет, но, поднявшись на гребень последнего выветренного холма, увидел знакомую низко нависшую крышу, покрытую дерном.

Поселенец — на удивление молодой человек с волосами дикого цвета спелой клубники, что свисали почти до пояса — с необузданным усердием пропалывал тощие кукурузные всходы. Мул издал жалобный хрип, поселенец вскинул голову: пристальные голубые глаза уперлись в стрелка, как в мишень. Он поднял обе руки в отрывисто-грубоватом приветствии и снова склонился над своей кукурузой, сгорбившись над ближайшей к хижине грядкой, небрежно кидая через плечо вырванную бес-траву и зачахшие кукурузные стебли. Его длинные волосы развевались и хлопали на ветру, который теперь дул прямиком из пустыни, где нечему было его удержать.

Стрелок спустился с холма неспеша, ведя за собою осла, на спине у которого хлюпали бурдюки с водой. Он встал на краю кукурузной делянки, такой жалкой с виду, отхлебнул немного из бурдюка, чтобы во рту появилась слюна, и плюнул на засохшую почву.

— Доброй жатвы твоим посевам.

— И твоим тоже — доброй, — отозвался молодой поселенец и выпрямился в полный рост. Спина парня явственно хрустнула. Он смотрел на стрелка без страха. Та малая часть лица, что виднелась еще между бородою и алыми космами, как будто нетронута гнилью проказы, а глаза его, разве что чуточку диковатые, были глазами нормального человека. Не дурика.

— У меня нет ничего, бобы только и кукуруза, — сказал он. — Кукуруза задаром, а вот за бобы надо будет платить. Мне их приносит один мужик. Заходит сюда иногда, никогда не задерживается надолго. — Поселенец коротко хохотнул. — Боится духов.

— Должно быть, он и тебя принимает за духа.

— Должно быть, так.

Еще мгновение они молча разглядывали друг друга.

Поселенец протянул стрелку руку.

— Браун. Меня зовут Браун.

Стрелок пожал его руку. И в этот момент тощий ворон каркнул на покатом острие крыши. Поселенец указал на него быстрым жестом:

— А это Золтан.

При звуке своего имени ворон еще раз каркнул и сорвался с крыши. Приземлившись прямо на голову Брауну, он устроился там поудобнее, вцепившись обеими лапами в его спутанную шевелюру.

— Драть тебя во все дыры, — ясно прокаркал ворон. —

— И тебя, и кобылу твою.

Стрелок дружелюбно кивнул.

— Бобы, бобы, нет музыкальней еды, — вдохновенно продекламировал ворон, явно польщенный вниманием, — чем больше сожрешь, тем звончей перданешь.

— Ты его этому учишь?

— Сдается мне, ничего больше он знать не хочет, — отозвался Браун. — Я как-то пытался его научить «Отче наш». — Он обвел взглядом безликую твердь пустыни. — Но, сдается мне, этот край не для «Отче наш». Ты — стрелок. Верно?

— Да. — Он сел на корточки и достал свой кисет с табаком. Золтан перелетел с головы Брауна на плечо стрелка.

— И, сдается мне, гонишься за тем, другим.

— Да. — Неизбежный вопрос сам сложился на губах: —

— А давно он тут прошел?

Браун пожал плечами.

— Не знаю. Здесь время какое-то странное. Прошло уже больше, чем две недели. Но меньше двух месяцев. Тот мужик, который мне носит бобы, с тех пор приходил два раза. Так что, наверное, шесть недель. Но я не стал бы ручаться.

— Чем больше сожрешь, тем звончей перданешь, — вставил Золтан.

— Он останавливался? — спросил стрелок.

Браун кивнул.

— Остался на ужин, как и ты. Ты ведь тоже останешься, так мне сдается. Мы посидели с ним, потолковали.

Стрелок поднялся, и ворон, протестующе вскрикнув, перебрался обратно на крышу. Стрелка охватила какая-то странная дрожь нетерпения.

— И о чем же он говорил?

Браун приподнял бровь.

— Да так, ни о чем. Спрашивал, бывает ли тут у нас дождь, и давно ли я здесь поселился и не схоронил ли жену. Болтал-то все больше я, что вообще для меня необычно. — Он умолк на мгновение, и вой бесплодного ветра пустыни остался единственным звуком. — Он колдун, верно?

— Да.

Браун медленно кивнул.

— Я сразу понял. А ты?

— Просто человек.

— Тебе никогда его не догнать.

— Ничего, догоню.

Они посмотрели друг другу в глаза, — нить глубинного понимания протянулась вдруг между ними, поселенцем на иссохшей его земле, овеваемой пылью, и стрелком на сланцевой тверди, уходящей в пустыню. Он достал свой кремень.

— На. — Браун вытащил из кармана спичку с серной головкой и зажег ее, чиркнув по заскорузлому ногтю. Стрелок поднес кончик своей самокрутки к огню и глубоко затянулся.

— Спасибо.

— Тебе, наверное, нужно наполнить свои бурдюки, — отвернувшись, сказал поселенец. — Там за домом — родник, прямо под свесом крыши. А я пока приготовлю поесть.

Стрелок направился на зады дома, осторожно переступая через кукурузные грядки. Родник оказался на дне прорытого вручную колодца, выложенного камнями, чтобы вода не подмывала рассыпчатую, точно пыль, почву. Пока он спускался по расшатанной лесенке, стрелок рассудил про себя, что с камнями возни было как минимум года два: набрать, натаскать, уложить. Вода оказалось чистой, но текла она медленно, так что долгое было дело — наполнить все бурдюки. Когда он заканчивал со вторым, Золтан взгромоздился на край колодца.

— Драть тебя во все дыры. И тебя, и кобылу твою, — предложил он.

Стрелок вздрогнул и поднял глаза. Глубина футов пятнадцать, не меньше; Брауну ничего бы ни стоило сбросить вниз камень, проломить ему голову и забрать все стрелково добро себе. Ни полоумный, ни прокаженный так бы не поступил; но Браун не дурик и не больной. И все же Браун ему понравился, так что стрелок выбросил эту мысль из головы и заполнил оставшиеся бурдюки. Будь что будет.