Страница 3 из 5
От неожиданности вопроса смутился не только Андрей, но и Погост недоуменно пожал плечами, пробормотав:
- Что касается меня, товарищ капитан, то я... я, наверно, не очень, как вы выразились, "охоч", поскольку до сих пор холостяк. Ну а этот юноша, - кивнул он на Андрея, - по-моему, еще вообще несмышленыш в таких делах.
- Так-так... - как-то странно улыбаясь, сказал капитан. - Я к тому, что у меня здесь молодая жена... Очень молодая. - Было непонятно, всерьез ли говорит капитан или шутит. - Ну и сами видите, какая тоска здесь зеленая - глушь, безлюдье, пассажирский всего два раза в день проходит... Убиться можно.
Они слушали капитана, не понимая, чего это он разоткровенничался. От простоты душевной или смеется над ними?
- Вас, товарищ... - ткнул он пальцем в грудь Погоста.
- Погост, товарищ капитан...
- Вас, товарищ Погост... Странная какая фамилия-то... Вас я отправлю на семьдесят третий километр, это за рекой. До моста такое расстояние, как и отсюда.
- Есть, товарищ капитан... Я польщен, конечно, так как никогда не думал, что могу представлять опасность... - начал было Погост, но капитан перебил устало:
- На точке нет места для двоих. Поняли?
- Так точно, - ответил Погост.
- Вы завтракали в полку?
- Нет, не успели. Боялись опоздать к поезду.
- Сейчас узнаем у повара, осталось ли что.
Дальше шли молча. Андрей с интересом присматривался к капитану. Какой-то он очень гражданский со своим брюшком, не затянутым ремнем, неспешной, развалистой походкой, со странной откровенностью насчет жены. И очень непохожий на командиров из полковой школы, рубивших приказные слова четко, с металлом в голосе и, конечно, ни в какие душевные разговоры с подчиненными не вступающих.
Точка семьдесят седьмого километра - это обычный путевой домик еще дореволюционной постройки, какие стоят по всем нашим железным дорогам, и еще два домика современные, барачного типа - столовая и красноармейская казарма. К первому они и подошли вместе с капитаном.
- Васек! - крикнул капитан, открывая дверь. - Осталось что от завтрака? Надо покормить двух командиров.
Андрея удивили и обращение к повару по имени, и домашний тон, каким это обращение было сказано, и веселый, не по-уставному, ответ повара:
- Что-нибудь найдем, товарищ капитан. Накормим.
- Поедите, зайдете ко мне, - бросил капитан, на что Андрей и Погост, вытянувшись, рявкнули разом:
- Есть зайти, товарищ капитан! - да так рявкнули, что капитан прикрыл уши ладонями и поморщился.
- Потише, ребятки. Тут вам не полковая школа. Да, видать, здесь, на точке, не очень-то придерживались устава и воинской формалистики.
- Ну, как тебе капитан? - спросил Погост, рубая кашу с мясной подливкой. Занятный мужик. И, несмотря на простоту, по-моему, вполне интеллигентен. Возможно, из бывших офицеров.
И верно, вскоре рассказал им помкомвзвода Сашка Новиков, что капитан их был штабс-капитаном в империалистическую, а в гражданскую командовал полком, имеет орден Красного Знамени, но был демобилизован и только в тридцатых призван из запаса, но звание ему дали небольшое, да и должностью обошли. Действительно, командовать ротой, да еще путейской, после полка вроде обидно, но хлопочет капитан давно о переводе в стрелковую часть на большую должность.
Жену капитана Андрей увидал на второй день. Не показалась она ему уж очень молодой, была худенькая, бледненькая, с какими-то испуганными глазами и совсем не красавица. Но капитан всегда провожал ее на платформу, в кассу, где она продавала билеты перед пассажирскими поездами, и, пока она там находилась, прогуливался по платформе, зорко следя за окошечком, и как только какой-нибудь лейтенантик задерживался у кассы, направлял свои тяжелые шаги к ней.
...Узнав из рассказа Погоста о капитане Иванове, где они служат, Надя сказала, что это же совсем близко от их города и что письма будут идти два-три дня, не то что в Москву и из Москвы - чуть ли не две недели.
- Значит, вы серьезно о переписке? - спросил Андрей.
- Разуеется.
- Я думал, пошутили, - с облегчением вымолвил Андрей, и ему подумалось, что Надя, видимо, очень простая и хорошая девушка, без вывертов, и будет очень здорово переписываться с нею.
Он глянул на ее милое, уже загорелое личико, на русую косу, переброшенную через плечо вперед, и нежность к этой девушке охватила его, и опять ему захотелось поцеловать ее.
- Надеюсь, наш знаменитый капитан Иванов будет отпускать нас в город, и тогда, вьюноша... - Погост многозначительно замолк.
- Мы, кстати, живем недалеко от вокзала, - заметила Надя.
- Вы слышите, Андрюша? Недалеко от вокзала! А значит, у вас впереди потрясающие перспективы, и пусть они там, в Москве, в свете неоновых реклам... - махнул Погост рукой и опять засмеялся.
- Не много ли "неоновых реклам", Погост? - усмехнулся Андрей.
- Вы правы - перебор, - добродушно согласился тот и перевел разговор на другое.
Так сидели они и болтали про разные разности: и о Москве, и об их "припухаловке" на точке семьдесят седьмого километра... Андрей похвастался, что он залезает на верхний пояс фермы моста и оттуда в хорошую погоду любуется городом, где живет Надя. Она же говорила, что их город очень красив и довольно старинный, что очень широк и могуч Амур, на котором стоит город, но в бинокль можно хорошо рассмотреть маньчжурский поселок на том берегу и что в недалеком прошлом маньчжуры и корейцы переплывали на своих лодочках в рыночные дни и торговали в городе...
Когда Андрей опять собрался на перекур, Надя тоже поднялась:
- Жарко очень... Пойду с вами на площадку.
Андрей открыл в тамбуре дверь. Напором воздуха взвило Надину косу, затрепыхалась кофточка, вспорхнула юбка, приоткрыв колени. Поначалу они ничего не говорили, но после того, как Андрей закрыл дверь, Надя спросила:
- Вы давно в армии?
- Меньше года... Но Москва и прошлая жизнь ушли куда-то далеко, словно и не существовали.
- Ну, не может этого быть.
- Может. В полковой школе мы были как заведенные, только двадцать минут в день - личное время, а так с подъема до отбоя без передыха. Некогда даже о чем-нибудь подумать. Но мне повезло, что попал в техническую часть.
- Так вот почему у вас вузовские учебники!
- Заметили все-таки. У меня вообще были планы за годы армии пройти самому первый курс института, но, видимо, не получится. Может быть, вот за второй год...
- А в каком вы иституте?
- В МИИТе... Я знал, что призовут в армию, но все же сдавал экзамены, хотя... - он задумался, - хотя не знаю, придется ли заниматься.
- А почему?
- Так... По разным обстоятельствам. - Он затянулся в последний раз и выбросил папироску. - Да, мы совсем одичали за зиму. Только раз отпустили в увольнение. И сейчас мне как-то странно, что я вне строя, еду в пассажирском, разговариваю с вами... Только вот... неудобно. - Андрей коснулся рукой своей остриженной головы и показал на обмотки: - Никак не привыкну.
- Ерунда какая, - улыбнулась Надя. - Неужели вас это смущает?
- Убивает, - вздохнул он. - Я просил мать прислать мне сапоги. Возможно, скоро получу посылку...
- Не убивайтесь, - продолжала она улыбаться. - Умные люди на такие мелочи внимания не обращают.
- Значит, и вы?..
- Значит, и я.
У Андрея отлегло от сердца, хотя он все же не представлял, что может кому-то понравиться в этих уродливых обмотках. Он опять решил хвастнуть и сказал, что уже купался.
- Вода, наверно, ужас какая холодная?
- Нормальная... Только очень сильное течение, против не проплывешь. Немного ниже нашей точки есть небольшой остров. Так когда я к нему плавал, меня чуть не пронесло мимо. А остров совсем первобытный, было очень интересно бродить по нему. Даже казалось, что вдруг появятся какие-нибудь доисторические чудовища...
Вспыхнувшее в вагоне желание поцеловать Надю сейчас, когда они оказались одни в тамбуре, куда-то ушло. Ему было просто необыкновенно хорошо стоять вместе с ней, говорить... Он начал рассказывать ей об одном вечере, который не уходил из памяти. Капитан Иванов пригласил его и помкомвзвода Сашку Новикова (тоже москвича) к себе, угостил трубочным табаком, который курил сам, и после нескольких офицерских анекдотов времен первой мировой, рассказанных капитаном, и ничего не значащих разговоров он вдруг нахмурился и очень серьезно, без обычного для него двусмыслия, спросил, а не кажется ли им, что в этом году придется и повоевать. Им nак не казалось. Тогда капитан вздохнул: "Нет, ребятки, чует мое сердце - придется. Потому и не гоняю вас, отдыхайте пока, набирайтесь силенок. Война тяжкая будет. Начнут немцы, конечно, но и япошки могут тут зашевелиться".