Каникулы в Аризоне

У него чуть земля не ушла из-под ног. Он раздевал это тело в темноте после не очень удачной посадки, обеспокоенный только одним – сберечь, согреть Пейдж.

Теперь, при солнечном свете, он не мог оторвать глаз от точеной крутобедрой фигурки, прикрытой струями волос до невероятно тонкой талии.

Она уже оделась и растянулась на большом камне, когда он сообразил, что все еще таращится на нее – будто грязный тип из тех, что любят подсматривать на пляжах. Докатился, сказал он себе брезгливо. Слава Богу, Пейдж не заметила, что он глазеет на нее из засады, как рысь на добычу. Он помотал головой, отгоняя наваждение, и стал спускаться вниз.

Пейдж показалось, что солнце зашло за тучу, и она открыла глаза. Хок стоял рядом, накрывая ее своей тенью. Она встретила его сонной, довольной улыбкой и проговорила, потягиваясь:

– Было чудно, Хок. Спасибо, что привел меня сюда.

– Не за что, – ответил он грубовато. – Ты готова идти обратно? Она села.

– Вообще-то я хорошо отдохнула, пока ждала тебя. – Она слезла с камня. – Что, если мы еще немного пройдемся в гору?

Разве мог он отказать ей, когда она смотрела на него такими глазами? К тому же лишняя нагрузка не помешает и ему – он чувствовал себя совсем развинченным.

– Ладно, если обещаешь не пересиливать себя.

Она протянула ему одну руку, а другую подняла, как для клятвы.

– Торжественно обещаю.

По пути им встретилось множество разных растений, птиц и зверушек, и Хок знал, как они все называются. Кроме того, он изумил ее своим знанием лекарственных трав. Он был здесь как дома, и Пейдж даже позавидовала богатству его угодий.

Раз ты за ним замужем, это и твои угодья тоже, напомнила она себе и повеселела.

Подъем оказался труднее, чем Пейдж предполагала, и когда вершина была преодолена, на нее снова напали маленькие туземцы с колотушками.

Хок взглянул на ее побледневшее лицо и чертыхнулся про себя.

– Так я и знал. Снова голова, да?

– Да, – призналась она. – Мне просто надо чуть передохнуть.

Она опустилась на камень и попыталась полечить себя видом умиротворяющего пейзажа.

Хок сел рядом, обнял ее обеими руками.

– Прости, моя дорогая.

Она прижалась ухом к его груди, услышала частые удары сердца.

– Ты не виноват, Хок.

– Я несу за тебя ответственность. Я дол-" жен был сообразить, что тебе можно, а чего нельзя.

– Ты прекрасно все соображаешь. Как, ты думаешь, я бы уцелела в таких условиях одна?

– Да в том-то и дело. Мне не надо было ставить тебя в такие условия.

Она откинула назад голову, посмотрела ему в глаза.

– Ты вовсе и не собирался брать меня с собой в горы?

– Именно.

Вот и объяснилось, почему у нее с собой нет подходящей одежды.

– Ты хотел забросить меня во Флагстаф, к отцу?

– Да.

Что же такое между нами стряслось за каких-нибудь несколько дней, что я решила бежать к отцу, а он – в Мексику без меня? Теперь она знает почти все. Пусть думает, что мы рассорились, – по крайней мере до тех пор, пока я не доставлю ее к отцу.

– Ну как, сможешь идти? – Он постарался придать тону бодрость. – Вниз всегда легче.

Единственное, чего она хотела, – это лечь. Но сначала, конечно, надо было добраться до лагеря. Она встала, покачиваясь.

Не говоря ни слова, Хок подхватил ее на руки. Она обняла его за шею, со вздохом прислонила голову к его груди и закрыла глаза. Она устала, смертельно устала.

Хок следил только за тем, чтобы не оступиться. Он выбрал как можно более пологий спуск, хотя для этого пришлось сделать солидный крюк.

Пейдж повисала на нем все тяжелей, и он понял, что она уснула. Исходя нежностью, он крепче прижал ее к себе – как ребенка, которого несут в постель.

Разве мог он жалеть, что судьба свела их, дала ему шанс узнать Пейдж? Опустив взгляд на ее лицо, он отметил, что круги под глазами еще не прошли. Как же он позволил ей уговорить себя – в противовес здравому смыслу?

Да потому, что стоит ей посмотреть на тебя своими фиалковыми глазищами – и ты уже кисель киселем.

До лагеря они добрались в сумерках. Пейдж так и не проснулась. Хок бережно уложил ее поверх спального мешка и пошел к костру сообразить что-нибудь на ужин. Слава Богу, хоть провизии у них предостаточно. Живи не хочу. Только вот Хок знал, что долго не выдержит рядом с Пейдж – его разнесет на куски желание. Все тело ныло, и лишь отчасти это можно было свалить на трудный переход, который он проделал с Пейдж на руках.

Была уже темная ночь, когда Пейдж тоже вышла к костру.

– Прости, я доставила тебе столько хлопот.

Хок улыбнулся.

– Ничего страшного. Тебе получше? Пейдж кивнула.

– Не понимаю, откуда эти приступы боли. Как только хочу сконцентрироваться – хоть что-нибудь вспомнить, – голова просто лопается.

Он протянул ей тарелку с едой и кружку.

– Ответ ясен, доктор. Поменьше думай. Не концентрируйся. Все придет в свое время.

– Тебе легко говорить. У тебя же нет провалов в памяти.

– Я только хочу сказать, что от этих мыслей пользы не будет, один вред.

Она призадумалась. Он был прав – как всегда. Ели они в молчании, следя за игрой огня.

– А мы с тобой уже занимались любовью? – выпалила вдруг Пейдж.

Хок, только что отхлебнувший кофе, поперхнулся. Ему с трудом удалось выговорить:

– С чего это ты вдруг?

– Просто я обдумывала все, что от тебя услышала. Ты избегаешь разговоров о нашем браке, как будто это была ошибка. Ты сказал, что мы знаем друг друга недавно, значит, недавно и поженились. Но ты по каким-то причинам не хочешь об этом говорить.

Хок поднялся.

– Да, правда. Не хочу. Ты кончила есть? Пейдж взглянула на свою тарелку и с удивлением увидела, что все съела.

– Кончила.

Он забрал у нее тарелку и кружку. Присев подле, взял ее руку в свои.

– Пейдж, прошу тебя, оставим тему нашей семейной жизни. Выбрось это из головы. Сейчас это совершенно неважно. Сейчас для тебя важен покой – и никаких мыслей, чтобы ты поскорее поправилась. На днях нам придется, не дай Бог, начать переход через горы, ты должна быть готова.

Он повернул ее руку ладонью вверх и медленно провел указательным пальцем по ее линии жизни.

– Ты мне очень дорога, и я обещаю, что никогда тебя не обижу. Ты должна доверять мне.

– Я доверяю. Я уже доверила тебе свою жизнь. Только я не понимаю, какая кошка между нами пробежала.

– Не пробегало между нами никакой кошки, можешь ты это понять?

– Могу, наверное.

– Вот и хорошо.

Он встал и поднял ее.

– Теперь иди ложись и постарайся снова уснуть. Постараешься?

Выражение его лица было хмурое, чуть ли не болезненное. Как бы она хотела разогнать эти тучи, прижать его к себе, уверить, что нет такой трудности, которой они не преодолели бы вместе.

– Постараюсь, Хок. Буду тебя слушаться. Она поднялась на цыпочки и поцеловала его.

– Доброй ночи, любимый.

Он смотрел ей вслед, пока она не забралась в палатку. Потом взял свою кружку с кофе и в первый раз с тех пор, как они застряли здесь, пожалел, что нет чего-нибудь покрепче.

Еще несколько часов он в оцепенении просидел у костра. Может быть, его любовь и не поддавалась контролю, зато он чертовски здорово контролировал внешние проявления этой любви.

И не будет никаких внешних проявлений.

Уж я постараюсь.

Глава 7

-Сначала Средний Восток, потом Юго-Восточная Азия, там я крутился года три… Под разговор Хок разбирал свою рыболовную снасть. Они с Пейдж расположились у заводи, образованной излучиной их ручья. Хок полулежа раскладывал поплавки и грузила по ячейкам специального сундучка.

Пейдж растянулась на спине в нескольких футах от него, наслаждаясь тихими звуками природной жизни, тенью осины, но больше всего – тем, что Хок говорил с ней о себе.

– А в армии ты служил?

– Нет. Я делал для них кое-какую работу, но не более того.

Она смотрела, как пляшут по нему пятна света, пробивающиеся сквозь густую листву, и вдруг спросила с бессознательной острой тоской: