Шрам

Мало что изменилось, когда оба повзрослели. Робкому Карверу не удавались любовные похождения – Эгерт наставлял друга, между делом уводя из-под его же носа симпатичных Карверу девушек. Тот вздыхал и прощал, считая собственное унижение самопожертвованием ради дружбы.

Эгерт имел обыкновение требовать от окружающих такой же отваги, какой обладал сам, и всячески насмехаться над приятелями, не оправдавшими его ожиданий. Тут Карверу приходилось особенно туго; однажды поздней осенью, когда речка Кава, огибающая город, взялась первым льдом, Эгерт предложил состязания – кто быстрее перебежит по льду с берега на берег. Все приятели его тут же сослались на спешные дела, хвори и недуги – а Карвер, оказавшийся по обыкновению под рукой, получил в лицо презрительную усмешку и такое едкое словечко, которое заставило его залиться краской от ушей до самых пяток... Чуть не плача, он согласился на условия Солля.

Конечно, Эгерт, который был выше и тяжелее, благополучно проскользнул по гладкому льду на противоположный берег, и удивленные рыбы в темной глубине разинули рты. Конечно, Карвер в решающий момент испугался, приостановился, собираясь вернуться – и с треском ухнул в черную, лучистую, как звезда, полынью, великодушно предоставив Эгерту возможность спасти себя и тем самым заработать новые лавры.

Интересно, что он искренне был благодарен Соллю, вытащившему его из ледяной воды.

...Матери взрослых дочерей вздрагивали при одном имени Эгерта Солля, отцы подрастающих сыновей ставили юношам в пример. Рогоносцы хмурились, встретив Эгерта на улице – и все же учтиво приветствовали его. Бургомистр прощал ему учиняемые в городе каверзы и дебоши, сквозь пальцы смотрел на поступающие на Солля жалобы – потому что еще жив был в памяти тот случай во время веприных боев.

Отец Солля, как и многие в Каваррене, разводил боевых вепрей – а это считалось тонким и уважаемым искусством. Черные вепри из дома Солля были исключительно свирепы и кровожадны, конкуренцию им составляли только бурые полосатые вепри из дома бургомистра. Не было боев, в финале которых не встречались бы эти вечные соперники; борьба велась с переменными успехом, пока однажды погожим летним днем бурый полосатый чемпион по кличке Рык не взбесился прямо на ристалище.

Походя пропоров брюхо противнику – черному красавцу Харсу – обезумевший кабан кинулся на публику. Собственный полосатый товарищ, случившийся по дороге и упавший с распоротым брюхом, задержал безумца ненадолго; бургомистр, по традиции занимавший с семейством первый ряд, успел только истошно завопить и, подхватив жену, вспрыгнуть ногами на обитое бархатом сиденье.

Никто не знает, чем закончилась бы сия кровавая драма; вполне возможно, что многие, кто пришел в этот день полюбоваться боями, и прежде всего бургомистр, разделили бы печальную участь красавца Харса, ибо Рык, с поросячьего возраста взращенный в свирепости, решил, по-видимому, что вот он, наконец-то, его день. Бедняга ошибся – это был день не его, а Солля, который оказался в центре событий раньше, чем публика в задних рядах поняла, что происходит.

Эгерт выкрикивал в адрес Рыка самые оскорбительные, по его мнению, для вепря слова; в левой руке его неустанно вращалась ослепительно яркая ткань (как потом оказалось, накидка одной из экстравагантных дам, прикрывавшей ею свои обнаженные плечи). Рык замешкался всего на секунду – этой секунды хватило бесстрашному Соллю, чтобы, подскочив вплотную, всадить под лопатку бурого безумца свой длинный, выигранный на пари кинжал.

Потрясенный бургомистр преподнес дому Соллей самый щедрый из возможных подарков: всех бурых полосатых вепрей, содержавшихся в его загонах, в одночасье зажарили и съели (правда, мясо их оказалось жестким и жилистым). Эгерт сидел во главе стола; отец его глотал слезы умиления – ведь теперь черные красавцы Соллей не знали в городе равных! Подступающая старость сулила Соллю-старшему покой и утешение, поскольку сын его был лучшим из сыновей.

Мать Эгерта не присутствовала тогда на пиршестве – она часто хворала и не любила шумных сборищ. Когда-то сильная и здоровая женщина, впервые она слегла после того, как Эгерт убил на дуэли своего первого противника; Соллю иногда приходило в голову, что мать его избегает, едва ли не боится. Впрочем, он всегда гнал от себя странные или неприятные мысли.

...Ясным солнечным днем – пожалуй, это был первый по-настоящему весенний день – купцу Вапе, гулявшему по набережной под руку с молодой женой, случилось приятное знакомство.

Новый знакомец, показавшийся Вапе чрезвычайно благородным молодым человеком, был, как ни странно, господин Карвер Отт; знаменательным было то, что юный гуард прогуливался в обществе сестры – незаурядных размеров девицы с высокой пышной грудью и скромно опущенными серо-голубыми глазами.

Девицу звали Бертиной; вчетвером – Карвер рука об руку с Вапой, Бертина подле красавицы Сении, молодой купцовой жены – они непринужденно прошлись взад-вперед по набережной.

Вапа был удивлен и одновременно растроган – впервые кто-то из «этих проклятых аристократов» проявил к нему столь теплое внимание. Сения мельком поглядывала на юное лицо Карвера – и опускала глаза, будто опасаясь наказания за один только запретный взгляд.

Миновали группу гуардов, картинно расположившуюся вокруг парапета; Сения, бросив опасливый взгляд, обнаружила вдруг, что молодые люди не беседуют, как обычно – отвернувшись, как по команде, в сторону реки, все они одинаково зажимали руками рты и время от времени странно сотрясались, словно всех в одночасье поразил один и тот же недуг.

– Что это с ними? – удивленно спросила она у Бертины.

Та только грустно покачала головой и пожала плечами.

С беспокойством переведя взгляд с гуардов на сестру и с сестры на Сению, Карвер вдруг понизил голос:

– Ах, поверьте, в городе, где так сильны традиции разврата... Бертина – невинная девушка... И очень трудно выбрать ей подруг, будучи уверенным, что тлетворные влияния... О, как было бы хорошо, если бы Бертина подружилась с госпожой Сенией!

В последних словах его проскользнул вздох.