Страница 7 из 27
Балсандорж и Цевен как по команде набили трубки.
— Это очень далеко, там, — Цевен махнул рукой в направлении хребта, — пойдут ли советские люди туда?.. А если пойдут, то пройдут ли их машины?..
— Я знаю русских людей, — возразил Балсандорж, — они пройдут везде, где понадобится, но ты, уважаемый брат, не стар ли для такого пути?
— Я стар — это ничего, найдем проводника помоложе. Я расскажу ему, так расскажу, что он найдет, будто там родился! — с азартом воскликнул Цевен.
Лодой Дамба одобрительно усмехнулся…
Две недели спустя после отъезда уполномоченного наши машины, тяжело нагруженные снаряжением и горючим, медленно шли по Средней Гоби. После ночлега среди больших камней на травянистой равнине у Мандал-Гоби мы въехали в настоящую Гоби — щебнистую, черную, с редко разбросанными кустиками травы. Несколько часов покрышки однообразно скрежетали по щебню. Становилось все жарче, как будто сентябрьское солнце молодело с каждым часом.
Мы сделали остановку на обед у разрушенных глинобитных стен развалин Олдаху-хида («Найденный монастырь»). Длинный ряд разбитых белых чаш субурганов отгораживал развалины от плоских щебнистых гряд с севера. С юга прямо к стенам подходила огромная, совершенно мертвая равнина. Рыжая глина бесплодной почвы просвечивала сквозь черный мелкий щебень. Глубокие канавки — следы автомобильных колес — бороздили равнину в разных направлениях: попытки неведомых водителей пробиться через размокшую во время июльских ливней или весеннего снеготаяния глину…
Сейчас эта равнина не представляла никакой опасности — дожди давно окончились, и глина была суха на много метров вглубь.
Едва только машины остановились, как тяжелый зной обступил нас. Неподвижный воздух между стенами был буквально накален. Мы укрылись от прямого солнца в тень машин, поели и немного вздремнули. Однако долго отдыхать было некогда — мы намеревались сегодня же доехать до Далан-Дзадагада, а оставалось еще сто девяносто километров.
И мы пустились по мертвой равнине, не обращая внимания на усиливающуюся жару. Потирая обожженные солнцем и палящим ветром уши, я с удовлетворением отметил огромную разницу между погодой в Улан-Баторе и здесь, в Гоби, хотя мы и отъехали от столицы республики всего на четыреста километров прямо на юг, то есть около четырех градусов по широте. По сторонам щебень был темным, а на самой дороге гораздо светлее — пустынный загар был стерт колесами с камня и щебень присыпан пылью, отчего вся дорога приняла светлый серый цвет. В Гоби, когда солнце высоко, чистый серый цвет кажется голубым или светло-синим. Мне не раз пришлось потом встретиться с этим явлением. И сейчас под палящим солнцем на темной щебнистой равнине вдаль вилась ярко-голубая дорога, вблизи, перед радиатором машины, казавшаяся совсем синей. Необычайного цвета путь манил воображение, суля впереди неопределенные и необыкновенные возможности…
А часы шли, солнце спускалось ниже и уходило в сторону, голубой цвет щебня дороги сменился красновато-серым. Встретились две монгольские машины ЗИС — 5. Не в пример нам, местные водители бешено гнали по ухабам и ямам, машины дергало, бросало и раскачивало так, что на них жалко было смотреть. Вдобавок пошла «гребенка», и наше передвижение замедлилось.
Короткий осенний день давно окончился, а в свете фар все тянулась и тянулась изрытая ухабистая дорога, пересекавшая глинистую котловину. При торможении перед ямами вихрь густейшей пыли с жарким дыханием отработанного бензина мгновенно обгонял нас, окутывал плотным облаком, забивался в кабину и рассеивался только тогда, когда машина набирала ход.
Глухой ночью мы прибыли в аймак и подъехали к отдельно стоявшему на самом краю поселка зданию, обнесенному глинобитной сплошной стеной. Это был клуб местной милиции, отведенный под нашу базу.
Рано утром я пошел осматривать базу и аймак.
В углу двора, в старой, дырявой юрте, превращенной в кухню, уже готовился завтрак. Квадрат глухих стен обрамлял весь дом — защита от страшных гобийских ветров. Только одна узкая дверная прорезь выходила на восток. С другой стороны дома находился большой чулан, куда вел длинный узкий проход между стеною и домом — там мы оборудовали кладовую и фотолабораторию. Благодаря этой мудро придуманной стене наша новая база выглядела даже уютно в сравнении с другими домами, стоявшими совершенно открыто.
Я вышел через дверной проем. Обе машины стояли перед входом, красная гобийская пыль прочно въелась в их колеса, капоты и крылья. Аймак — отдельные каменные дома, живописные скопища юрт, высокие мачты радиостанции, ряд магазинов, группа белых больничных зданий и стоявшая на отлете большая школа — был поставлен здесь всего несколько лет назад, а ранее находился значительно севернее — в Дельгер-Хангае («Просторный Хангай»). Поэтому юрт было во много раз больше, чем домов, но строительство продолжалось — в самом центре, неподалеку от здания аймачного управления, уже были выложены фундаменты трех больших домов…
Аймак Далан-Дзадагад расположен на плоской щебнистой и пустынной равнине, протянувшейся далеко на запад и на восток. С севера на сотни километров простирались такие же, только, пожалуй, еще более бесплодные. равнины, местами прерывавшиеся грядами холмов и цепями невысоких скалистых гор или глинистыми впадинами — котловинами.
С юга над равниной и аймаком как бы всплывала стена крутого и высокого хребта. Массивные скалы величественно громоздились на пологом цоколе бэля. Хребет уходил косо на запад и распадался на три массива, разделенных широкими сквозными долинами. Это и был Гур-бан-Сайхан («Три Прекрасных»), восточная оконечность Гобийского Алтая. Названия гор в Монголии — пережитки древнего пантеистического шаманизма, оставшегося бытовать и ассимилированного буддизмом, который сумел отлично использовать бесчисленных богов и чертей первобытного, запуганного силами природы мышления. При подобострастном отношении древних путников к горам, посылавшим то необоримые ветры, то снег и жестокую стужу, то гибельные ливни, подлинные имена гор нельзя было произносить и они были забыты. Поэтому самые большие горы до сих пор носят «обобщенные» названия: Сайхан Богдо, Хаирхан — Прекрасный, Святой. Милостивый, к которым добавляется какое-нибудь отличительное прилагательное.