Страница 20 из 27
— Там много костей лежит, — показал он на промоину, — я как увидел, так сразу схватил эту и поволок к машинам. Какая громадина! Вот так кость…
— Вот что, Иван Николаевич, — серьезно начал я, — если вы хотите сделаться настоящим палеонтологом, то сразу и навсегда запомните такое правило… Да что там правило — закон! Если найдете что-нибудь, то никогда нельзя ничего трогать и тем более хватать отдельные куски. Сначала надо зарисовать, занумеровать, потом принять меры, чтобы не рассыпалось, и лишь после всего этого брать, тут же упаковывая… А так делать не годится — схватил первое попавшееся и понес.
Смущенный повар вытер пот и безропотно взвалил на плечо тяжелую кость…
— Пойдемте посмотрим, и я положу ее на место…
Мы спустились в ущельице с большим трудом. Как вынес отсюда повар свою добычу, карабкаясь по отвесной стене?
Плита — слой твердого песчаника — образовала в более податливых разрушению глинистых породах широкий уступ. На этом уступе лежало множество костей — широкие дуги громадного таза, толстые, как поленья, обломки костей конечностей, хищно изогнутые ногтевые фаланги… Да, здесь была вымыта из породы задняя половина скелета громадного ящера. Но напрасно Никитин нес обратно громоздкую кость. Скелет весь рассыпался и был непоправимо испорчен выветриванием. Солнце, мороз, вода и ветер уже сильно разрушили лежавшие на поверхности кости. Вся плита была усеяна продолговатыми кусочками характерного светло-серого цвета, на которые, как на щепки, распадается ископаемая кость при выветривании.
Уступ песчаника выдвигался над узкой промоиной, круто спадавшей к дну котловины. Водоток промоины был усеян обломками костей, замытых весенними потоками в глину, теперь затвердевшую, как цемент.
Мы с Никитиным быстро спустились в котловину. Внизу стена западного увала оказалась состоящей из целого ряда выступов, кулисообразно заслонявших один другого до самого южного предела котловины, где высился похожий на нос броненосца конечный выступ вала. Та же плита твердого песчаника проходила посредине высоты обрыва, образуя ступень на двадцати метрах высоты над котловиной. Мы забрались на нее и пошли, огибая выступы. За третьим выступом бросилась в глаза груда ребер исполинского динозавра. Смещенные с лежавшего под ними позвоночника, ребра громоздились, как куча хвороста. В склон уходили большие лопатки, а из плиты торчали высокие отростки гигантских позвонков. Дальше в промоине рассыпавшаяся хищная лапа еще топырила свои чудовищные когти. На следующем выступе в отломе песчаника выделялась белая челюсть с кинжалообразными черными зубами, эмаль которых блестела, как у живого зверя, будто пробужденного от сна, длившегося семьдесят миллионов лет. В дне промоины и выносах в котловине белели и серели разломанные кости — позвонки, куски черепа, кости громадных лап.
Забыв обо всем на свете, я носился вверх и вниз по крутым осыпавшимся склонам, наклонялся над темными оврагами, заглядывал под выступы плит. И повсюду, почти на каждом выступе, в каждой промоине, я видел новые и новые кости или части целых скелетов, а до конца котловины оказалось двадцать два таких выступа. Несметные научные сокровища были разрушены, уничтожены здесь тысячелетиями выветривания и размыва, пока они предстали перед взором ученого.
Но, конечно, еще большее количество остатков ископаемых ящеров скрывалось в глубине этих обрывов. Разрушенные скелеты не представляли большой научной ценности. Нужно извлечь совершенно целые кости из их коренного залегания в породе… Но так или иначе, нам удалось наткнуться на очень богатое место…
Я овладел собой, посмотрел на часы и превратился вновь в начальника экспедиции. Послав Никитина, как более «быстроходного», вперед себя к машинам, чтобы там успели собраться и подготовиться к переезду, я начал карабкаться на увал. За стеной увала было тихо и жарко, на гребне же ветер ударил в меня, как показалось, с особенной силой, холодя влажную от пота спину. Подниматься против сильного ветра было трудно, и я шел медленно. До машин оказалось довольно далеко.
«Что-то открыли Громов, Орлов, Эглон, — думал я, шагая по черным остроугольным камням, — ведь мною осмотрен только самый край юго-западной оконечности лабиринта. Сегодняшний день запомнится навсегда — по-видимому, мы нашли громадное кладбище динозавров…»
Я взобрался на последний холм и увидел маленький желтый останец и три стоявшие близ него машины. Люди окружили повара, а тот, неистово жестикулируя, показывал в мою сторону.
Очки Эглона уставились на меня.
— Ну, мы тоже нашли очень много костей в другой котловинке, — сказал латыш, — куда же поедем?
Из разговора выяснилось явное преимущество моей котловины, которая тут же получила название «Главной», так и оставшееся за ней, несмотря на то что в последующие годы мы вели раскопки в других местах красного лабиринта.
Останец, к которому мы подъехали, получил имя «Первого», новой котловине, открытой Эглоном и Громовым, дали имя «Северо-Западной».
Я пересел на «Смерч», и мы поехали назад, в объезд крутобережных русел, отделявших останец «Первый» от Главной котловины. На гребне первой же продольной гряды проводник остановил машину и объявил, что отсюда ему удобнее пойти домой. Я предложил Ансалмоо переночевать с нами. Завтра, когда разгрузим машины, его можно будет отвезти назад. Проводник покачал головой.
— Там внизу, в саксаульнике, стоит юрта, — сказал он. — Меньше пол-уртона — я к ночи дойду! Возьму лошадь и поеду прямо. Машины так не ходят…
Независимый гобиец поразил нас простотой обращения и полным безразличием к суровым условиям пустыни. Повязанный белым платком, он стоял высоко подняв голову, на худом, горбоносом лице играла слабая снисходительная усмешка. Мы не знали, как отблагодарить этого человека, оказавшего большую помощь нашей экспедиции. Теперь, когда мы видели, что представляет собою Нэмэгэтинская котловина, стало ясно: мы могли долго блуждать по ней в поисках доступного для машины пути к красному лабиринту. В следующем году выяснилось еще одно важное обстоятельство: костеносные породы здесь залегали только в юго-западном углу лабиринта, а вся его обширная восточная часть не содержала крупных скоплений ископаемых остатков. Без Ансалмоо мы могли бы подойти с восточной стороны и получить превратное впечатление о местонахождении, а стало быть, и успех экспедиции был бы иным. От платы сверх условленной проводник отказался. Но нам удалось все же уговорить его заночевать, выспросить, в чем он нуждается, и сделать ему хороший подарок.