Операция

Сергей Диковский

Операция

С тех пор, как отряд Лисицы ушел в хребты, связь между партизанами и шахтой держал только Сайка.

Не всякий из шахтеров Сучана мог бы, выйдя на рассвете, добраться в сумерках до одинокого охотничьего балагана, крытого ветками и корьем. А Савка приходил к Лисице всегда засветло. Он как будто специально был сшит для походов по приморской тайге - из темной кожи, волчьих сухожилий и крепких костей. Чубатый, упрямый, легкий на ногу, как гуран [горный козел]. А знал сопки не хуже, чем шахту, в которой третий год служил коногоном.

Мать без конца ворчала на Савку, штопая брезентовые штаны, изодранные чертовым деревом. Бродяга! Перекати-поле! Весь в отца! Тот приехал с фронта усталый, желтый, разбитый и сразу, не отдышавшись как следует от горчичного газа, кинулся в драку. Он и теперь бродит по степи возле Урги бьется с каким-то немецким бароном, не то Ундером, не то Германом, семижильный, упрямый, как черт. И этот пыжик туда же! Прячет под печью (думает, никто не видит) ржавый драгунский палаш - австрийский тесак - и бутылочную гранату, которую мать, боясь взрыва, каждую субботу тайно поливает водой.

Трудно было не расплакаться, глядя, как исхудалый, почерневший Савка по ночам набрасывается на холодную чечевицу.

В семнадцать лет мало кто слушает материнскую воркотню, а Савка к тому же редко бывал дома. Весь он, от запыленного углем чуба до ветхих ичиг, принадлежал комсомолу, отряду, тайге.

Второй год отряд матроса Лисицы бродил вокруг рудника, нанося молниеносные удары японцам, в то же время избегая серьезных боев. Надолго спускаться в долину было опасно: половина бойцов не имела коней, а за голову командира интервенты давали пять тысяч иен.

То был ожесточенный, хлебнувший горя народ: бежавшие на восток от пожарищ амурские хлеборобы, шахтеры Сучана, владивостокские грузчики, рыбаки, матросы, старожилы-охотники из долины Сицы - люди, вооруженные гневом богаче, чем военной техникой. А командовал ими Лисица - дошлый золотозубый владивостокский минер. Лисица был клад для отряда; он умел заложить фугас, сварить щи из крапивы, смастерить бомбу из боржомной бутылки, даже обузить раздутый винтовочный ствол. А когда матрос начинал передразнивать говор сибирских чалдонов или цокал по-камчадальски, старый охотничий балаган сотрясался от хохота.

Без Лисицы, без дружеских шуток и жесткой матросской руки, пожалуй, не выдержали бы голодную зиму - затосковали бы, рассыпались по деревням. А с ним не сдали. Жили в хребтах, в балаганах из корья - вшивые, закопченные, курили дубовые листья, терпеливо ждали конца весенних туманов...

Савка давно мечтал перебраться из шахты в отряд. Рудник при интервентах был полумертв. Правда, еще стучали насосы и ползли по насыпи вагонетки, но составы на станции стояли порожние: славный сучанский уголек шахтеры берегли для лучших времен.

Скучно было спускаться в притихшую шахту, слушать стук капель да треск оседающих крепей. То ли дело балаган за хребтами, отряд Лисицы, стычки с японцами!.. Так думали приятели Савки - маленький горячий Андрейка, рассудительный, тихий Ромась и другие коногоны и плитовые. Удерживал их только приказ комитета: "Комсомольцам быть в шахтах, ждать наступления, воду откачивать, уголь на-гора не давать".

Втайне Савка мечтал о "настоящей" партизанской работе. Дали бы ему "максим" или, на худой конец, "шош" - он показал бы, на что способны сучанские коногоны! Но поручения были самые пустяковые: срезать в конторе шахты старенький эриксоновский телефон, раздобыть аршин пять запального шнура, подсмотреть, когда сменяется караул у артиллерийского склада, или сосчитать издали, сколько теплушек в японском воинском эшелоне.

Несколько раз Савка доставлял из отряда на рудник странные записки, составленные сплошь из цифр. Адресатом был стрелочник рудничной узкоколейки - голубоглазый, плешивый, очень аккуратный старичок; Он всегда возился на огороде за водокачкой, разрыхлял щепочкой землю вокруг тоненьких стеблей баклажанов, поливал салат или разравнивал граблями и без того ровные грядки.

Видимо, стрелочник кое-что знал, но, кроме самых обычных стариковских рассуждений о погоде или пчелах, Савка ничего от него не слыхал. Это удивляло и обижало связиста. Передав записку, он не раз пытался завязать со стрелочником разговор о более серьезных вещах, чем кабачки или настоящие конотопские дыньки.

- А наши опять двух каппелей взяли, - говорил Савка небрежно. - Один рядовой, другой - с двумя лычками... Операция ничего себе...

Стрелочник слушал его терпеливо, но без всякого любопытства, только гмыкал носом - не то чихал, не то собирался засмеяться.

- А Лисица опять за капсюлями в город ушел... А что у вас нового?

- Что у нас?.. - говорил стрелочник, поджигая спичкой бумажку. - У нас, голуба, огурцы третий лист пустили... Редиска-то, верно, перестоялась, пожухла... Видно, кончился ее срок...

- Организация, говорю, как?

- А ничего, ничего... Липы богато цвели - не продохнешь. Как угадал: два новых улья выставил. Чаевать будем? Ты, голуба, какой любишь - липовый или гречишный?

При этом он глядел такими простецкими глазами, что у Савки пропадала всякая охота продолжать настоящий, "партизанский" разговор.

Только один раз, когда Савка, потоптавшись в сенях, сообщил, что в бочке получены из Владивостока гранаты, стрелочник перестал улыбаться, прикрыл плотнее дверь и как бы в раздумье спросил:

- А что, если я тебя, голуба, в штаб отведу?

Савка опешил, потом рассмеялся.

- Вы - меня?.. Я же вас знаю!

- Ну и врешь, однако, - сказал стрелочник так же спокойно. - Я вот охранник, сыщик японский. А ты - ветряк, балаболка...

Кровь бросилась в голову Савке. Он повернулся и вышел. Это был прекрасный урок. Уметь наблюдать, молчать, понимать... С тех пор Савка никогда не пытался расспрашивать. Молча шарил за подкладкой фуражки, молча передавал записку и уходил, глядя исподлобья.

Он ничего не рассказал даже товарищу по шахте коногону Андрейке, даже Ромасю, с которым каждую осень ходил в сопки за козами. И только по ночам, на жестком топчане, вдруг вспомнив недавнюю обиду, снова вспыхивал, ворочался, бормотал яростные возражения. Балаболка! И это говорят ему, вожаку коногонов, комсомольцу с двухлетним стажем подпольной работы! Ветряк! Да пусть только поручат какое-нибудь настоящее дело!