Утро

Публика захлопала и зашумела. Ирина притронулась рукой к подбородку Сережи, заставляя его немножко отвернуть голову, послюнила платок и оттерла у него сажу за ухом.

После этого, переполненные ощущением значительности происшедшего, они просидели до конца действия, не поворачивая головы, не смея посмотреть друг на друга.

Через два дня "Некрасов" стоял у причала речного вокзала, готовясь отойти в свой первый, в этом году, рейс. Пассажиры, успевшие уже, не торопясь, занять свои места в каютах, стояли, облокотившись на перила верхней палубы, или, сойдя обратно на берег, покупали журналы, пили около киосков газированную воду, весело переговаривались с провожающими.

Сережа, пришедший проводить Ирину, стоял с ней рядом в стороне от всех на нижней палубе парохода, и оба молчали, рассеянно следя глазами за девушками-садовницами, которые неторопливо, в ногу ступая по сырым дорожкам, разносили плоские ящики с зеленой рассадой для будущих клумб.

- Однако уже и прощаться пора, - проговорила Ирина и незаметно сделала гримаску насмешливую и вместе чуточку печальную. - До свидания, Сережа... Обернувшись, она увидела, что к ним подходят две ее подруги, официантки Валя и Агния, и бодро добавила: - Не горюй, не грусти, пожелай нам доброго пути!

- Ладно. Не забудьте только передать горячий привет моему другу Васе Сушкину, - в тон ей ответил Сережа.

- Не забуду, - сказала Ирина.

- Обязательно, а то друг мой Бубликов обидится!

Девушки, переглянувшись, улыбнулись, и Ирина с удовольствием отметила, что Сережа им нравится.

- Смотрите, сейчас трап будут убирать, - сказала Валя. - Сходите на берег, а то с нами вместе уплывете.

- А это хорошая мысль. Может быть, бросить мне все дела? Затребую себе по радио отпуск и поплыву с вами пассажиром?

Девушки смеялись, а Сережа нарочно медленно, по два раза с каждой, прощался до тех пор, пока действительно не убрали трап.

Радио заиграло марш, провожающие замахали платками и шляпами, глухо зарокотал двигатель и между набережной и бортом двинувшегося теплохода заплескалась быстро расширяющаяся полоска воды.

У Ирины лицо стало серьезным, а Валя ахнула, и обе они заторопили Сережу и стали было его подталкивать к выходу, но тут же вцепились в него с двух сторон, не пуская.

- Сумасшедший!.. - с восхищением и ужасом всплескивая руками, восклицала Валя. - С ума сошел человек! Ведь и вправду уплыл. Что же вы теперь делать будете?

Ирина кусала губы, готовая рассмеяться или рассердиться, смотря по тому, как все обернется. Теплоход вышел на середину канала и полным ходом удалялся от речного вокзала.

И тут Сережа почувствовал, что надо объяснить наконец, в чем дело. Он мог бы, конечно, рассказать, как его бригада, досрочно закончив ремонт двигателя "Некрасова", была переброшена на помощь бригаде Солуянова и вытянула-таки солуяновцев в срок, и как Прокошин, которого за глаза все звали Миша-"Отдохнем Культурно", остановил Сережу и, вынув свой неизменный толстенный синий карандаш, спросил, когда он намеревается брать отпуск, и как вдруг Сережу осенила замечательная мысль: пойти в первый пассажирский рейс на "Некрасове"... Но он ничего этого, конечно, сразу не сказал, а просто вытащил из кармана билет второго класса и с деланной небрежностью, ело удерживаясь от смеха, спросил:

- Между прочим, никто не знает, как мне пройти в каюту номер двадцать два? - и, нагнувшись, поднял с пола припрятанный в темном углу, за тюками, свой маленький чемоданчик...

Радостное ощущение начавшегося путешествия охватило Сережу с той минуты, как он вышел на палубу и услышал неумолчный плеск воды, ветер зашумел у него в ушах, и две чайки, торопливо махая крыльями, обогнали пароход и, далеко впереди, упали в воду. Разваленная надвое носом парохода волна, расходясь в стороны, побежала следом, накатываясь на оба берега канала, шурша и пенясь, как карликовый прибой.

Ирина весь первый день до самого вечера была занята. Он видел ее только два-три раза мельком, не это было неважно: пароход шел и шел, мерно подрагивая от работы машин, уходя все дальше от Москвы, и впереди было еще много дней совместного плавания...

Сережа стоял, облокотясь на перила, и не отрываясь смотрел, как постепенно начинает синеть воздух в полях.

Пароход со своим однообразным, глухим постукиванием все бежал мимо серых прибрежных лугов, где в фиолетовых сумерках уже поднимались белые клочья тумана.

В каютах у пассажиров зажглись лампочки. Одни готовились ко сну, другие, накинув пальто, усаживались на палубе с таким видом, будто собрались просидеть всю ночь. Из ярко освещенной кают-компании доносилось бренчанье пианино.

Плавно поворачивая, пароход начал огибать мысок с густой рощей. В самой ее глубине что-то звонко щелкнуло раз, другой и раскатилось долгой трелью. Немногие пассажиры, которые были на палубе, прислушиваясь, перестали разговаривать.

Сережа подбежал к кают-компании, где за запертой стеклянной дверью видны были девушки, накрывавшие столы к ужину, и постучался.

Подошла Ирина и, вглядевшись через стекло, со строгим и удивленным лицом повернула ключ.

- Соловей! Вы только послушайте: соловей пробует голос.

Сохраняя на лице осуждающее, строгое выражение, Ирина переступила через порог и прислушалась. Валя выглянула из буфетной. Обе руки у нее полны были хрустальных фужеров, которые она держала веером, зажав между пальцев их длинные ножки.

- Что такое? Что там такое? - говорила Валя, боком пролезая в дверь и придерживая фужеры на отлете, чтоб не стукнуть их обо что-нибудь.

Заметив, что все молчат и прислушиваются, она тоже стала слушать, и выражение любопытства на ее круглом, простодушном лице вдруг как-то сразу, без перехода сменилось обрадованной улыбкой.

Последней появилась и остановилась в дверях Агния. Она усмехнулась сквозь сжатые губы и снисходительно сказала:

- Это первый... Сколько их дальше будет по Волге, слушать надоест!

Темная роща, где щелкал соловей, как ножом отрезанная, кончилась на краю оврага, до половины налитого белым туманом, и медленно стала уплывать назад, когда пароход, обогнув мысок, вышел на прямую...