Страница 63 из 83
Но Шаляпин мечтал иметь собственный дом. Для этого жалованья, данного Саввой Ивановичем, было мало. Федор Шаляпин получал намного меньше, чем заезжавшие гастролеры. Он хотел, чтобы его труд оплачивался также.
- Ты скажи, Константин, Мамонтову, что я хочу жить лучше, что у меня, видишь ли, сын, и я хочу купить дом. В сущности, в чем же дело? У всех есть дома. Я тоже хочу иметь дом. Отчего мне не иметь своего дома? - говорил Шаляпин другу и приводил свои доводы:
- Вот я делаю полные сборы, а спектакли без моего участия проходят чуть ли ни при пустом зале. А что я получаю? Это же несправедливо. А говорят, Мамонтов меня любит. Если любишь - плати...
Но Савва Мамонтов не мог себе это позволить, при всем желании: финансовое положение могущественного строителя железных дорог, строителя нового грандиозного театра в Москве, который должен был затмить Большой, заколебалось.
Дом был достроен, но театром не стал, поскольку осенью 1899 года Савву Мамонтова арестовали за нарушение финансовых операций. И хотя был оправдан судом присяжных, вышел на свободу, но разорился. Мамонтовский дом на Садовой со всеми картинами, скульптурами, книгами, мебелью описали и продали на аукционе. А недостроенный театр переоборудовали под ресторан гостиницы "Метрополь". Только грандиозный под стеклянным куполом зал напоминает о несбывшейся мечте великого человека.
В те дни, когда Савва Мамонтов мучился в тюрьме, его любимый Феденька вышел на сцену Большого в роли Мефистофеля, где началась новая страница в истории театра и певца... Теперь его оклад был равен 9000 рублей, а через год возрос до 10000...
Но и при таком жалованье дом заиметь не мог. Новую квартиру снял невдалеке от театра и консерватории, в Большом Чернышевском переулке, застроенном старинными домами. В маленьком доме в этом переулке в февральский день 1900 года родилась первая дочь.
Сюда перевез Шаляпин подаренный ему Мамонтовым рояль, на котором разучивал роли для Большого театра... В этом доме бывал у певца Максим Горький, пожалуй, как никто другой оставивший о нем самые глубокие и полные любви записи, понявший в числе первых, что Федор Шаляпин - гений русского народа. Благодаря Максиму Горькому мы имеем "Страницы из моей жизни", повествующие о жизни артиста.
"Этот человек - скромно говоря - гений... Огромная славная фигура!"
Еще одна горьковская характеристика: "Такие люди, каков он, являются для того, чтобы напомнить всем нам: вот как силен, красив, талантлив русский народ!"
...Семья Шаляпина росла постоянно. Это дало толчок к очередному переезду, в соседний Леонтьевский переулок, в один из престижных в дореволюционной Москве, где дома строились самыми состоятельными лицами города - Мамонтовыми, Алексеевыми, Морозовыми... Здесь Шаляпин снимал квартиру в доме, стоящем на месте, чей № 24. Этот шаляпинский адрес был известен всей Москве, сюда устремлялись многие. В надежде пробиться к певцу, увидеть его, получить контрамарку... У подъезда выстраивалась очередь поклонников, толпа дежурила у подъезда, как теперь дежурит у квартир эстрадных кумиров...
В этом доме родилась дочь Лидия...
Казалось, ничто не предвещало беды. Но она пришла и унесла трехлетнего сына. Семья решает сменить обстановку, где все напоминало об утрате, переезжает на другой конец Москвы, в район Остоженки.
Впервые семья Шаляпина стала жить в особняке. Но и это не был собственный дом, его снимали несколько лет, в 1904-1907 годы. Это типично старомосковский двухэтажный дом, образовавшийся в результате перестроек. Он цел. Его адрес 3-й Зачатьевский переулок, 3.
- Мне приятно было узнать, - говорил в апреле 1988 года побывавший в Москве сын певца Федор, - что дом этот, как памятник, взят под охрану государства. Я знаю, что он был очень дорог отцу: там наконец-то у него родились мальчики. А то были (после смерти первенца. - Л. К.) все девочки... Иола Шаляпина вырастила пятеро детей: трех дочерей, двух сыновей.
В этом доме артист жил в годы первой русской революции, которую восславил исполнением песни, знаменитой "Дубинушки"...
* * *
Мечта Саввы Мамонтова, что несравненный голос Федора Шаляпина зазвучит в стенах нового прекрасного театра, воздвигнутого в стиле модерн наискосок от Малого и Большого, не сбылась...
Задуманный с небывалым размахом и новаторством (опережая время!) культурный центр, где под одной крышей объединялись отделанные по эскизам лучших художников театр, выставочный зал, гостиница, превратился в конце концов (чему посодействовал пожар) в гостиницу "Метрополь". Кроме панно "Принцесса Греза" на фасаде - поражал большой зал ресторана, устремленный ввысь. Его пространство первоначально предусматривалось для партера, лож, балконов... Теперь здесь фонтан, окруженный столами.
В этих несостоявшихся театральных стенах все-таки услышала Москва голос Шаляпина. Выступление его описано Максимом Горьким, неоднократным свидетелем триумфов друга, в романе "Клим Самгин". Его многие сцены запечатлели город в дни революции 1905 года. Ее с нетерпением ждали, и как могли приближали, писатель и певец. Пение "Дубинушки" звучало в те дни гимном, призывом к революции.
"...Углубляя тишину, точно выбросив людей из зала, опустошив его, голос этот с поразительной отчетливостью произносил знакомые слова, угрожающе раскладывая их по знакомому мотиву. Голос звучал все более мощно, вызывая отрезвляющий холодок в спине Самгина, и вдруг весь зал точно обрушился, разломились стены, приподнялся пол и грянул единодушный, разрушающий крик:
Эх, дубинушка, ухнем!
...Снова стало тихо; певец запел следующий куплет: казалось, что голос его стал еще более сильным и уничтожающим. Самгина пошатывало, у него дрожали ноги, судорожно сжималось горло; он ясно видел вокруг себя напряженные ожидающие лица и ни одно из них не казалось ему пьяным, а из угла, от большого человека плыли над их головами гремящие слова:
- На цар-ря, на господ
Он поднимет с р-размаха дубину!
- Э-эх, - рявкнули господа: "Дубинушка - ухнем!"
В тот описываемый в романе день, 18 октября, на улицы вышли толпы людей с красными знаменами. Впервые Москва могла свободно шествовать и митинговать. Фонтан на площади перед "Метрополем" служил трибуной, митинг шел и в зале ресторана, где находился Федор Шаляпин, вспоминавший так:
"Пришлось мне петь однажды "Дубинушку" не потому, что меня об этом просили, а потому, что царь в особом манифесте обещал свободу. Было это в Москве, в огромном ресторанном зале... Ликовала в этот вечер Москва! Я стоял на столе и пел - с каким подъемом, с какой радостью!"
Ни Горький, ни Шаляпин не упоминают, что после пения взял артист шапку и пошел меж столиками собирать деньги. Бросали их не скупясь, как свидетельствует очевидец, писательница Т. Щепкина-Куперник: "Собрал он огромную сумму".
Он пел в концертах, сбор от которых шел на партийные нужды, подготовку восстания.
- Пусть большевики делают революцию, - говорил Шаляпин, как все не знавший, к чему они приведут Москву и Россию.
Пел он и на вечере, выручка от которого пошла на устройство побега из тюрьмы Николая Баумана.
А 20 октября Москва хоронила революционера, убитого из-за угла. После похорон на квартиру Горького, по его просьбе, пришел Шаляпин, чтобы петь. Квартиру охраняла дружина студентов-грузин. В ней таилось оружие, боеприпасы. В одной, самой укромной комнате, изготавливались бомбы. Приди сюда с обыском полиция - и хозяину не миновать каторги. Вот в такой обстановке Максим Горький позировал Валентину Серову, а Федор Шаляпин пел, чем не только радовал слушателей, но и вводил в заблуждение полицию.
В мемуарах "Маска и душа" читаем:
"В день похорон Баумана зашел к Максиму Горькому. Ждали ареста, обыска, квартиру охраняли кавказцы, зашел с Корещенко, аккомпаниатором, попросили петь.
Вечер вышел действительно отличный, несмотря на тревогу, волновавшую дом и собравшихся в нем людей. Через много лет, уже во власти большевиков, мне пришлось быть в Кремле в квартире Демьяна Бедного. Пришел Ленин. Когда, здороваясь с ним, я сказал, что очень рад с ним познакомиться, вождь мирового пролетариата посмотрел на меня пристально и сказал: