Страница 3 из 113
Не пил Витя, не пил. А вчера бутылку в холодильнике увидел. И огурчики рядом. Аж голова закружилась, так вмазать захотелось. И вмазал. Теперь вот в ментовке откисает…
Волчара. Среднего роста мужик, в плечах широк. Глядя на него, думаешь, что в его габариты впрессовали пещерного медведя – такая сила из него прет.
Сгусток жесткой энергии. И взгляд. Он пробирает насквозь, душу наизнанку выворачивает.
Говорят, когда Дядя Опер в гневе, своим взглядом он может печенку через задницу выдавить. Но сейчас он не злой. Даже, напротив, чересчур добрый. Мягко так смотрит на Витю, улыбается. Только от этого не легче.
А еще он молчит. Уже минут десять Мох перед ним сидит. А Волчара рта не раскрывает. Только улыбается. И это убивает. Скоро Витя мозоли на «булках» натрет – будто какая-то сила задницей его о стул возит.
Волчара сидит бездвижно. И все смотрит на него, непонятно от чего лыбится. Наконец, он пошевелился. Не отрывая от Вити беспредельно добрых глаз, сунул руку в тумбочку стола, извлек на свет бутылку «Столичной». Тут же появились и два стакана. Молча он открутил пробку, расплескал влагу по стаканам. Граммов по сто в каждом. Протянул стакан Вите. И все молча.
Мох хотел отказаться. Да только рука сама потянулась к стакашке. Хлоп, и водовка так жарко пошла по крови. Хорошо, ох и хорошо, хоть запевай. А Дядя Опер снова налил. Однако на этот раз только для него. Ровно сто пятьдесят граммов. Целое богатство. У Вити аж рука задрожала, когда он потянулся к стакану. Бульк, и ему стало еще лучше. Как будто в раю оказался. Еще бы и сигарету. А Волчара словно мысли его прочел. Раз, и на столе появилась початая пачка «Мальборо». И сигарета будто сама выскочила из нее. Смотрит на него фильтром и призывно так улыбается.
А может, этот Волчара совсем не такой, как о нем говорят? Похоже, он мужик ничтяковый. Свой в доску, в натуре.
Витя решил заговорить первым.
– Если ты, начальник, думаешь меня на людей расколоть, то дохлый это номер. Отвечаю!
Мох никогда не сдавал своих корешей.
Волчара ничего не сказал. Только улыбка его стала еще шире. И он снова наполнил его стакан. Все, что оставалось в бутылке, вылил. Себе ни грамма не оставил.
Витя снова приложился. И ему уже стало не просто хорошо, а хорошо невыносимо.
– Ты мне предъяву бросай, начальник. Я за свои дела отвечаю. Хату взял, за это на срок пойду, мне ведь не привыкать…
В голове шумело. Язык заплетался. Чувство реальности уходило как песок сквозь пальцы.
– Предъяву? – искренне удивился Волчара. – О чем ты?
Его слова доносились откуда-то издалека.
– Ты ведь ни в чем не виновен. Ну, подумаешь, в хату чужую влез да пузырь водяры раздавил. Если за это каждого сажать, то тюрем на всех не хватит. Понимаешь?
– Понимаю… – тупо покачал головой Витя.
– Ты же ведь из хаты ничего не взял. Так?
– Так…
– А вот твои корешки взяли много. Пока ты спал, они все из хаты вынесли. И хозяина убили.
– Чо?!
Витя почувствовал боль в глазницах – это вываливались из орбит зенки.
– Через плечо! Кореша тебя подставили конкретно. Понял? С хаты все намыли, а потом хозяина замочили. На пике твои пальчики…
– Да не убивал я! – Для пущей убедительности Витя ударил себя кулаком в грудь.
– Я знаю. Но корешки твои на тебя показывают. Ты, говорят, чувака замочил!
– Где они, козлы? – сквозь зубы процедил Мох.
– Как где? – удивился Круча. – В «кутузке». Мы их вчера вместе с тобой закоцали. Они уже и показания дали. И не в твою, брат, пользу…
– Кто меня подставил? Брыль, Нипель, Кусок… Кто конкретно?
– Брыль и Кусок, – Круча думал недолго. – А вот Нипеля мы не достали.
Ушел, гад… Только он может доказать, что ты никого не мочил…
– Да не мочил я никого! – взвыл Мох.
– Короче, каждый человек кузнец своего несчастья. Сейчас ты мне выложишь все как на духу. Кто такой Нипель, где его найти. И всю свою кодлу мне сдашь…
– Да не в жизнь! – закипел Мох.
– Дятел ты. Я же все знаю. Просто я хочу, чтобы ты мне все сам рассказал. Будешь хорошим, будем с тобой дружить. Будешь плохим, по «мокрой» статье на зону уйдешь…
– Да не убивал я никого!
– А вот это мы проверим!
Взгляд Дяди Опера заледенел. От него вдруг дохнуло могильной сыростью.
Страх сковал Витю. Он чувствовал себя кроликом перед удавом. Язык его сам по себе соскочил с привязи. Он и опомниться не успел, как сдал и Хаву, и Нипеля, и Брыля, и Куска, и всех, всех, всех…
Федот Комов, Эдик Савельев, Рома Лозовой и Саня Кулик. Это его опера.
Его команда. Старшие оперуполномоченные или просто, это неважно. Главное, ребята боевые, настоящие менты, от пяток до макушек.
Не каждому начальнику отделенного угро позволено подбивать штат под себя. Но Степан Круча «не каждый». У него связи везде, и в низах, и в верхах. Под лежачий камень вода не течет – этот афоризм формула его жизни.
Он постоянно в движении, крутится, вертится, все время в поисках, в делах.
Даже вчерашняя пьянка в ресторане не просто так. Правильное застолье, оно ведь еще крепче сплачивает команду.
– Рома, тебе что, на завтрак лимоны подавали? – спросил Круча. – Чего такой кислый…
Рома самый младший среди них. Двадцать четыре года, старший лейтенант.
Физически развит хорошо, мастер спорта по самбо. Огневая подготовка на «отлично». Рост сто восемьдесят, в плечах размах. Но на фоне других оперов он смотрится не так чтобы уж очень. Вот уж бог послал Степану богатырей.
Федот, Эдик, Саня – хоть на конкурс по бодибилдингу выставляй.
Вообще-то Круча никогда не был в восторге от качков. Сила у них какая-то показная, и мясо в мышцах такое же хлипкое, как в «ножках Буша». А потом, худые – они более верткие, что ли.
Но его опера не из этих доморощенных шварценеггеров. Сила в них самая что ни на есть настоящая. И с реакцией все в полном порядке. В рукопашном бою они мастера, и стреляют превосходно. Но главное, мозги у них смазаны как надо. На оперативно-розыскной работе собаку съели.
Его команда – его гордость. Не зря столько сил и времени затрачено, чтобы собрать этих ребят вместе, сбить их в крепкую ментовскую стаю. С такой командой Степан мог горы своротить.