Сияние

— Я этим займусь.

— Спасибо, мистер Уллман. — Клерк направился через вестибюль обратно к стойке, где громко протестовала похожая на дредноут дама, закутанная в длинную шубу и нечто, напоминающее боа из черных перьев.

— Я езжу в «Оверлук» с пятьдесят пятого года, — говорила она улыбающемуся, пожимающему плечами клерку, — и не перестала ездить даже после того, как мой второй муж умер от удара на вашей противной площадке для роке… говорила же ему в тот день: солнце печет слишком сильно!… но никогда… повторяю: никогда я не расплачивалась ничем, кроме карточек «Эмерикэн экспресс». Повторяю…

— Прошу прощения, — сказал мистер Уллман.

Под взглядами Торрансов он пересек вестибюль, почтительно дотронулся до локтя миссис Брент и, когда она обернулась, обрушив свою тираду на него, развел руками и кивнул. Сочувственно выслушав, он еще раз кивнул и что-то сказал в ответ. Миссис Брент с торжествующей улыбкой повернулась к несчастному клерку за стойкой и громко объявила: «Слава Богу, в этом отеле нашелся хоть один служащий, который еще не стал безнадежным мещанином!»

Она позволила едва достававшему до могучего, одетого в шубу плеча, Уллману взять себя за руку и увести прочь — вероятно, внутрь отеля, в контору.

— Ух ты! — с улыбкой сказала Венди. — Этот пижон денежки не зря получает!

— Но леди ему не нравится, — немедленно высказался Дэнни. — Он просто притворяется, что она ему нравится.

— Конечно, ты прав, док. Но лесть — такая штука, на которой вертится весь мир.

— А что такое лесть?

— Лесть, — сказала ему Венди, — это когда папа говорит, что мои новые желтые брюки ему нравятся, а на самом деле это не так… или, когда он говорит, что мне вовсе не нужно похудеть на пять фунтов.

— А. Это когда врут ради смеха?

— Почти что так.

Все это время Дэнни смотрел на нее внимательно-внимательно, а теперь сказал:

— Ма, ты хорошенькая. — И, когда родители, обменявшись взглядом, расхохотались, смущенно нахмурился.

— Мне Уллман не слишком-то льстил, — сказал Джек. — Ребята, давайте отойдем к окну. По-моему, я здорово бросаюсь в глаза, когда торчу тут посреди вестибюля в своей варенке. Бог свидетель, мне и в голову не приходило, что в день закрытия тут будет столько народу. Похоже, я ошибся.

— Ты очень красивый, — сказала Венди, и тут они опять рассмеялись. Венди зажала рот рукой. Дэнни все еще ничего не понимал, но не беда. Они любили друг друга. Он подумал, что отель напоминает маме какой-то другой дом,

(домик Бик-мэна)

где она была счастлива. Дэнни хотелось, чтобы отель и ему понравился не меньше, чем маме, он вновь и вновь повторял себе: то, что показывает Тони, сбывается не всегда. Он будет осторожен. Тремс не застанет его врасплох. Но рассказывать об этом он не станет, пока совсем не подопрет. Ведь они счастливы, они смеются и не думают ни о чем плохом.

— Погляди, что за вид, — сказал Джек.

— О, это великолепно! Дэнни, смотри-ка!

Но Дэнни никакого особого великолепия не заметил. Он не любил высоту — от нее кружилась голова. От широкого парадного крыльца, которое шло вдоль всего фасада, к длинному прямоугольному бассейну спускался превосходный подстриженный газон (с правой стороны было небольшое поле для гольфа). На другом краю бассейна на маленьком треножнике стояла табличка: «Закрыто». Он умел сам читать «Закрыто», а еще — «Стоп», «Выход», «Пицца» и кое-что сверх этого.

От бассейна среди молодых сосенок, елей и осин вилась посыпанная гравием дорожка. Там был маленький указатель, незнакомый Дэнни: «РОКЕ». Ниже была стрелка.

— Пап, что такое: Рэ-О-Кэ-Е?

— Игра, — отозвался папа. — Немножко похожая на крокет, только играют на засыпанной гравием площадке. Стороны у нее, как у большого биллиардного стола, а травы нет. Это очень старинная игра, Дэнни. Тут у них иногда проводятся турниры.

— А играют крокетным молотком?

— Вроде того, — согласился Джек. — Только ручка покороче да головка двусторонняя. Одна сторона из твердой резины, а вторая — деревянная.

(ВЫХОДИ, ГОВНЮК МАЛЕНЬКИЙ)

— Читается «роке», — говорил папа. — Если хочешь, научу тебя играть.

— Может быть, — сказал Дэнни странным тоненьким бесцветным голоском, от которого родители обменялись поверх его головы озадаченным взглядом. — Но мне может и не понравиться.

— Ну, если не понравится, док, силком тебя никто играть не заставит. Заметано?

— Заметано.

— Тебе нравятся вон те звери? — спросила Венди. — Это называется «художественная стрижка деревьев». — По другую сторону ведущей к РОКЕ тропинки росла живая изгородь, подстриженная в форме разных зверей. Своими острыми глазами Дэнни сразу разглядел кролика, собаку, лошадь, корову и еще три фигуры покрупнее, похожие на резвящихся львов.

— Из-за этих зверей дядя Эл и подумал, что работа как раз для меня, — сказал ему Джек. — Он знает, что я, когда учился в колледже, работал в фирме, занимающейся парковым хозяйством. Это такой бизнес, когда помогаешь людям содержать газоны, кусты, живые изгороди. Я подстригал растительность одной даме.

Венди хихикнула, зажав рот рукой. Взглянув на нее, Джек сказал:

— Да, я подстригал ей растительность, по меньшей мере раз в неделю.

— Муха, кыш, — сказала Венди и опять хихикнула.

— Красивые у нее были живые изгороди, пап? — спросил Дэнни и тут родители взорвались хохотом. Венди так смеялась, что по щекам потекли слезы и пришлось доставать из сумки салфетку.

— Это были не звери, Дэнни, — сказал Джек, когда снова взял себя в руки. — Это были карточные масти. Пики, черви, трефы, бубны… Но изгородь, видишь ли, разрастается…

(ПОЛЗЕТ, сказал Уотсон… нет, не изгородь, давление в котле. ЗА НИМ НУЖЕН ГЛАЗ ДА ГЛАЗ, А ТО ПРОСНЕТЕСЬ ВЫ ВСЕЙ СЕМЕЙКОЙ НА ЛУНЕ, МАТЬ ЕЕ ТАК!)

Они, озадаченные, смотрели на него.

— Пап? — спросил Дэнни.

Посмотрев на них, он заморгал, словно возвращаясь откуда-то издалека.

— Она разрастается, Дэнни, и теряет форму. Поэтому раз или два в неделю приходится ее подстригать, пока не станет так холодно, что изгородь перестает расти до следующей весны.

— Да тут и детская площадка есть, — сказала Венди. — Ах ты, мой везунчик.