Страница 9 из 12
Валя совершенно ободрилась, даже усталость прошла под спокойным и приветливым взглядом геолога. Тот обтер руки поданными Валей концами и протянул девушке крепкую горячую ладонь. Валя схватила ее и, волнуясь, не зная, как выразить переполнившее ее чувство, негромко сказала:
– Нет такого, чего я бы не сделала для вас! Спасибо вам, хороший!
– Зачем, Валя! А вы? Разнес бы меня Высокий Лес, и сидел бы я на дороге со сломанными нартами... и тут вы с вашей машинкой! – Геолог обвел взглядом девушку, такую маленькую, хрупкую рядом с огромной машиной, заразительно рассмеялся. – Будете трогаться – не забудьте, что мост застыл, да и коротка...
При лунном свете Валя видела, как он отвязал оленя, и тот сразу же понесся с места, взяв размашистой иноходью. Геолог едва успел укрепиться на сиденье, как нарты скользнули за гребень увала и скрылись в темноте.
– Счастливой дороги! – донесся из мрака голос, абсолютно уверенный, что никакой другой дороги и не будет, только счастливая.
Этот одинокий геолог с похожим на белый призрак высоким оленем, как сказочный герой, несущийся в царстве снега и гор, через сотни километров замерзшей тайги, передал девушке свою уверенность. Крикнув что-то прощальное, Валя влезла в кабину. С минуту она вращала мотором застывшую коробку, потом осторожно включила скорость, дав побольше оборотов. Медленно стронулась тяжелая машина, раза два буксанула на подъеме и пошла послушно преодолевать перевал за перевалом. Угрюмая луна освещала такую же мертвую тайгу, но все было уже по-другому. Сзади мчался, удаляясь, приветливый сильный геолог, а впереди с каждым перевалом близился прииск. Еще не погасли звезды, а Валя явилась туда в облаках пара и, несмотря на крепчайший предрассветный мороз, была встречена всем населением прииска. Сердечное спасибо суровых приискателей и ласковое гостеприимство явились наградой за пережитое...
...Валя очнулась от воспоминаний. Дорога свернула в широкую степную долину, и машина выбросила налево хвост густой пыли. Жаркий день морил духотой, предвещая дождь, и Валя с тревогой посмотрела на Александрова. Он совсем навалился на скобу, почти прижимаясь к ветровому стеклу мокрым от пота лицом. Валя сообразила, что геолог удерживается на сиденье лишь руками, потому что вся нижняя часть его туловища лежит, как неживой тюк.
– Может быть, остановимся? – предложила Валя.
– Как хотите... Вы устали?
– Немного, – солгала Валя.
Александров вздохнул с облегчением. Машина остановилась на сухой просторной поляне, под сенью темных кедров. Валя поставила кипятить чайник, а геолог, шатаясь и вихляясь на костылях, углубился в заросли кустов. Его неважное состояние усугублялось тем, что некоторые естественные потребности превращались в нечто сложное и постыдное из-за тягостной беспомощности.
Валя украдкой посмотрела ему вслед, и жалость снова резнула ее по сердцу. Стараясь отвлечься от невольного сопоставления двух обликов Александрова, она захлопотала с едой. Геолог вернулся багровый от усилий и почти упал на траву у костерка. Валя постелила пальто, положила под голову мягкий вещевой мешок, и геолог, полежав на спине, постепенно ожил. Чашка крепкого чая – и Александров закурил папиросу.
– Вы раньше не курили вроде? – спросила Валя, чтобы как-нибудь нарушить непривычное для нее молчание.
– Всего месяц, как курю... раньше не требовалось, – натянуто усмехнулся Александров.
– Вы зачем едете так далеко? Поискать что-нибудь по вашей части?
– Вы угадали, Валя!
– Я так и знала, что вы иначе не сможете... Только как теперь-то?..
– А ползком! – улыбнулся геолог, и в его лице мелькнула прежняя непобедимая уверенность хозяина тайги.
Сердце Вали радостно екнуло. Сквозь незнакомую маску она распознала дорогие черты старого друга.
– Но так ведь нельзя!
– Всем нельзя, мне можно, – в прежнем тоне продолжал геолог. – Сейчас все зависит от вас! Довезите и помогите разыскать промышленника или лесника поблизости от Юрты Ворона.
– Чего вам дался этот перевал? Там, говорят, грозы страшные, нынче как раз время...
– Дело не в перевале, – уклонился Александров. – Ну, это впереди, а мы еще не поговорили о вас. Как вы, Валя?
– У меня по-старому, Кирилл Григорьевич! Работаю, много читаю, опять же общественные дела... Словом... без перемен, – ответила Валя на недосказанный вопрос геолога.
– Жаль! Очень вы хорошая, Валя... и хорошенькая, – грустно и серьезно сказал Александров.
– А мне не жаль – я вам раньше объясняла. Друзья и товарищи мужчины, кто по возрасту бы мне соответствовал, – двадцать второго, двадцать третьего, двадцать четвертого года рождения. Это те самые годы, что приняли на себя в войну первый страшный удар врага. Мало их осталось в живых, ну а нас, их подруг, слишком много...
– Ну, а если постарше, разве плохо?
– Кто постарше, вот как вы, например... – Валя вдруг покраснела, – они давно женаты, кто порядочный, а кто меж двор шатается, за тех и идти ни к чему. Как иначе? Хороший, да женатый, да с детьми – я так не могу. Свое счастье с чужого несчастья начинать – не выйдет у меня, а уж если детишки, то и говорить не о чем. Выходит, на нашу долю, кто одного со мной возраста, остались мальчишки – тьфу, ерунда! – либо кто неприкаянный, пьяница да бабник остался! Сами видите, получается такое замужество... только себя уронишь...
– Но ведь может же встретиться подходящий и... не женатый еще, а то и вдовец хороший.
– Может, само собой, да не встретился. Ну что говорить, судьба не привела, – лицо молодой женщины посуровело, – но впереди большая радость намечается. Жду ее нетерпеливо!..
– Что же такое? – даже приподнялся на локте Александров.
– Решило наше государство важнейшее дело: чтобы каждый мог получить знания, какие хочет, по собственному желанию и вкусу, – я про народные университеты. Это дело громадное, и тяга у народа к тому, чтобы искусство, книги, науку понимать, несказанная. Не для звания там какого, а для себя, чтобы жизнь интересней стала...
– Эх, Валя, вам бы с Фоминым повстречаться, есть такой старый горняк, вы ему прямо родная душа... я в больнице лежал с ним.
– С горняком вашим когда встретимся, а в университет этот мне поступить сейчас – самая большая забота. Говорят, заявлений столько, что надо еще десять других открывать...
– Я могу написать письмо в Кызыл, чтобы вам помогли. Не помогут поступить, так посоветуют, где добиваться, а это уже полдела, самое важное – знать, куда правильно удариться!
– Ой, Кирилл Григорьевич, дорогой, напишите! У меня есть всякие рекомендации, но у вас будет по ученой линии.
– Напишу сейчас! – Геолог извлек из полевой сумки конверт и бумагу и принялся писать.
Валя с загоревшимися глазами следила за размеренным движением его руки.
Машина вырвалась наконец из зарослей после долгого мотанья на ослизлых корнях, буксовки в чернеющих торфяной грязью мочажниках. Прекратилось тарахтенье веток по кузову, замолк и мотор. В наступившей тишине стал слышен слабый шум перегретого радиатора.
Александров, едва живой после езды по бездорожью, с облегчением увидел дымок, поднимавшийся из железной трубы низкого, добротно срубленного зимовья. Кочковатая поляна с севера точно забором огораживалась «флажными» лиственницами – толстыми деревьями, лишенными веток с одной, наветренной, стороны.
На жердинной лавке у входа в зимовье сидел, видимо, давно поджидавший машину пожилой тувинец. Едва «ГАЗ-69» остановился, как, собрав в приветливой улыбке все морщины обветренного лица, хозяин поспешил навстречу гостям.
– Хорош машина, куда заехал... их! Баба-шофер... хорош! А я чай готовил. – Тут он увидел тяжко вылезавшего на своих костылях Александрова и замолк от удивления.
– Ну, Валя, дорогая, спасибо вам! Жив буду – век не забуду! – Растроганный тон геолога был несозвучен полушутливым словам. – Только вы это смогли сделать. Теперь мое дело выйдет: отсюда до Юрты Ворона не больше десяти километров...