Страница 36 из 37
– В таком случае, как вы узнали о его планах? – требовательно спросил один из членов Комиссии – низкорослый толстяк, которого Джим не узнал.
– Я – антрополог, – сухо произнес Джим. – Моя главная область интересов лежит в изучении человеческих культур, во всех их проявлениях и вариациях. И существует определенный предел этим вариациям для любой человеческой культуры с концентрированным населением, в зависимости от того, насколько она развита. Социальные отношения на Тронном Мире и социальные отношения знати на колониальных мирах, отражающих отношения на Тронном Мире, были на самом высоком культурном уровне, которого, как верили Высокородные, они достигли. Высокородные – и имитирующие их колониальные дворяне – были разделены на маленькие искусственные группы или клики, которые вели себя точно так же, как и «нойо».
Джим остановился и подождал, пока его спросят, что такое «нойо». Спросил его об этом Хейнман.
– Французский этнолог Жан-Жак Петтер назвал термином «нойо» общество, раздираемое внутренними противоречиями, – ответил Джим. – Роберт Ардли несколькими годами позже, охарактеризовал это понятие, как «соседство территориальных властителей, связанных вместе дружеско-вражеской зависимостью». Примером «нойо» в природе является обезьяна Каллицебус. Каждая семья Каллицебус проводит свое время, свободное ото сна и пожирания пищи, у границы территории другой семьи Каллицебус, крича и угрожая ей. Все это, за исключением того, что физическая территория была заменена «положением», а угрозы – интригой, заставляющей другого человека и людей упасть в глазах своих товарищей, – можно отнести и к обществу Тронного Мира. Единственным исключением из такого «нойо» были Высокородные вроде Ро, но и то, только потому, что она была атавизмом – тем типом, который Высокородные развили только в процессе своих умственных и физических достижений, а затем двинулись дальше, в то время как Высокородные, подобные Ро, остались на том же уровне физического развития.
Поэтому ее не считали компетентной. Хотя это и не так.
Джим опять замолчал. Некоторое время ни один из членов Комиссии не нарушал молчания. Затем заговорил Хейнман.
– Ранее вы изображали этих Высокородных сверхсуществами по сравнению с нами, людьми Земли. Сейчас – с обществом обезьян. Они не могут быть и тем и другим.
– О, нет, могут, – сказал Джим. – Ардли так же утверждал, что «нации дают героев, „нойо“ – гениев». В случае Тронного Мира, который стал прообразом колониальных губернаторств, процесс был обратным. Гении сделали «нойо». Обезьяны Каллицебус живут, так сказать, в утопии. На деревьях им хватает и пищи и питья. Так же и Высокородные Тронного Мира создали для себя утопию, в которой технология направлена на удовлетворение малейших их желаний и физиологических потребностей. Естественно, в таких утопических условиях они когда-нибудь ослабнут и станут легкой добычей для колониальных миров, у которых положение намного тяжелее. Это – исторический переворот общества, когда аристократия слабеет и становится зависимой от низших форм.
– Почему же этого до сих пор не случилось с Высокородными? – подал голос Хейнман.
– Потому что им удалось создать нечто уникальное – увековеченную аристократию. Империя начала с того, что собрала на одной планете лучшие умы. Эта планета впоследствии стала Тронным Миром. И когда она уже стала Тронным Миром, туда все еще продолжали прибывать самые талантливые люди с других миров. Это обеспечило почти бесконечное вливание свежей крови. И, кроме того, аристократия Тронного Мира, развившаяся в Высокородных, сделала то, чего прежние аристократы никогда не могли сделать. Она заставила каждого члена своего аристократического общества знать все о технологии Империи. Другими словами, Высокородные были не просто гениями, они были гениями высокообразованными. Высокородная Ро, сидящая сейчас позади меня – дайте ей только время, материалы и инструменты – сможет сделать из Земли точную копию Империи со всеми ее технологическими достижениями.
Хейнман нахмурился.
– Я не вижу здесь связи между гениальностью Высокородных и тем, что они «нойо».
– Бесконечно обновляющаяся, увековеченная аристократия, – продолжал Джим, – останавливает естественные процессы человеческой эволюции. В результате создаются искусственные ситуации, при которых происходит социальная, а следовательно, и индивидуальная эволюция. Такая аристократия – если она и не будет разрушена снаружи – просто обязана в конце концов разрушить самое себя. У Высокородных когда-нибудь обязательно наступит упадок. Они упадочны по своей природе.
Губернатор наклонился и что-то настойчиво зашептал в ухо Хейнману. Но Хейнман, почти со злостью, отстранил его рукой.
– Как только я понял, что они обречены, – говорил Джим, не отводя глаз от губернатора, – я понял и то, что зерна разрушения Империи уже посеяны. Свидетельством этому упадку служило «нойо», до которого деградировали их общественные отношения. Другими словами, через несколько сотен лет, самое большее, Империя начнет разваливаться – и тогда им будет уже не до Земли и ее обитателей. Можно было бы не беспокоиться, но… К сожалению, я узнал в это время о планах Галиана, который жаждал захватить власть в свои руки. Не все Высокородные были удовлетворены тем, что могли дать «нойо» их чувствам. Некоторые индивидуумы, вроде Галиана, Словиэля и Вотана, чувствовали потребность в настоящих действиях, а не в этой тени существования, которую им предлагали «нойо» и игра в Пункты. К тому же, Галиан был опасен, поскольку, как и Император, был сумасшедшим. Но, в противоположность своему брату, он действительно был сумасшедшим – человеком, который был в состоянии применить свое безумие на деле. И у Галиана были свои планы в отношении Земли. Он втянул бы нас в упадок своей Империи прежде, чем Империя свалилась под собственной тяжестью.
Джим замолчал. Внезапно ему захотелось оглянуться на Ро и посмотреть, какое впечатление произвели на нее эти слова. Но он не осмелился.
– Итак, – заключил он, – я поставил своей целью остановить и уничтожить Галиана. И я это сделал.
Члены Комиссии за столом, губернатор, люди, сидящие в зале продолжали сидеть бесшумно и не двигаясь, как бы ожидая, что он продолжит свою речь.
Наконец, слабое перешептывание между членами Комиссии подсказало им, что Джим кончил.
– Значит, таковы ваши объяснения, – сказал Хейнман, медленно наклоняясь вперед и уставившись прямо на Джима. – Вы сделали то, то вы сделали, чтобы спасти Землю от упадочного безумца. Но как вы могли знать, что вы правы?
– Я скажу вам, почему, – Джим несколько мрачно улыбнулся. – Потому, что я нашел в их архивах достаточно сведений о том, что Земля все-таки была колонизирована Империей. Среди колонистов было несколько Высокородных, тогда они только-только стали так называться. И… – Он заколебался, затем выговорил медленно и очень ясно: – Я САМ ЯВЛЯЮСЬ ОТЩЕПЕНЦЕМ ПО ОТНОШЕНИЮ К ТЕМ ВЫСОКОРОДНЫМ, КОТОРЫЕ ВЫСАДИЛИСЬ ТОГДА НА ЗЕМЛЕ, ТАК ЖЕ, КАК И РО ЯВЛЯЕТСЯ ОТЩЕПЕНКОЙ ПО ОТНОШЕНИЮ К ВЫСОКОРОДНЫМ ТРОННОГО МИРА. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ Я НЕ СМОГ БЫ СДЕЛАТЬ ТОГО, ЧТО СДЕЛАЛ, СОСТЯЗАЯСЬ С ГАЛИАНОМ И ДРУГИМИ ВЫСОКОРОДНЫМИ. Я БЫЛ ОТЩЕПЕНЦЕМ БОЛЕЕ РАННЕЙ И БОЛЕЕ ЗДОРОВОЙ ИХ АРИСТОКРАТИИ, И Я БЫЛ БЫ СПОСОБЕН СДЕЛАТЬ И ДОСТИЧЬ ГОРАЗДО БОЛЬШЕГО, ЕСЛИ БЫ МОЙ РОСТ НЕ БЫЛ ОСТАНОВЛЕН ЗДЕСЬ, НА ЗЕМЛЕ, КОГДА МНЕ БЫЛО ВСЕГО ДЕСЯТЬ ЛЕТ ОТ РОДУ!
В гробовом молчании, последовавшем за его словами, Джим обернулся и взглянул на губернатора. Губернатор стоял как вкопанный, рот его был слегка приоткрыт, коричневые глаза не мигая смотрели на Джима. Совершенно неожиданно Джим ощутил симпатию и веру в себя не только аудитории – чего он и добивался своей речью – но и среди членов Комиссии; веру и симпатию, которая так же неожиданно исчезла, сменившись недоумением и недоверием.
– Высокородный? Вы? – сказал Хейнман низким голосом, оторопело глядя на Джима.
Было похоже, что председатель задает этот вопрос скорее себе, чем Джиму. Долго он продолжал смотреть на Джима, затем взял себя в руки, и лицо его приняло прежнее выражение. Хейнман вспомнил, кем он был, и каковы его обязанности.