На запретном берегу

Он дал знак своим не спеша рассаживаться по седлам и, бесцеремонно пнув Пророка, пришпорил своего жеребца. Мальчишка кубарем полетел в толпу зуагиров, а отряд Конана пустился в галоп.

Следом полетели стрелы, и двое баалурцев упали с коней. Конан клял себя всеми пришедшими на ум бранными словами: нужно было сообразить, что никакого торга с этими кочевниками не будет. А теперь, если они в скором времени не найдут воду, возвращаться в крепость придется с боем.

Вернувшись в лагерь, Конан увидел скопище факелов у карниза и, не слезая с коня, помчался туда.

— Ну, что у вас там? — крикнул он еще издали. — Достали вы воду?

— Даже лучше! — ответил баалурец, распоряжавшийся работами. — Взгляни вон туда, господин мой!

Под карнизом, приблизительно на полпути до дна ущелья, была еще одна небольшая терраса, нависавшая над водой. Через нее, сбегая вниз к реке, протекал ручеек чистой прозрачной воды. Возле ручья, глядя снизу вверх на Конана и улыбаясь во весь рот, стоял всадник с факелом в руке.

— Как вы спустили туда лошадь?! — изумился Конан,

— Мы просто нашли проход! Он ведет дальше вверх по реке, и, если мы оставим в лагере зажженные факелы, а сами уйдем по нему, зуагиры так и просидят до рассвета, думая, что караулят нас.

— Отлично, — ответил Конан. Он распорядился сворачивать лагерь и спускать к источнику лошадей и верблюдов. Пришлось пожертвовать несколькими палатками и большим количеством факелов. Оставив их за насыпью так, что издали это было похоже на спящий лагерь, весь караван, стараясь производить как можно меньше шума, снялся и ушел еще до рассвета. Высланные вперед всадники нашли козью тропу, вполне пригодную для того, чтобы по ней прошли верблюды. Поднявшись на гребень утеса, Конан увидел вдали белесые дымки над кострами зуагиров и рассмеялся. Узкий карниз, по которому они теперь шли, становился все уже и уже; время от времени приходилось расчищать его от упавших сверху камней. Они двигались неспешно и осторожно, каждый миг боясь услышать топот копыт за спиной, но так и не услышали.

Ближе к вечеру шум реки под ними стал как будто явственнее и ближе. Тропа вдруг резко вильнула — и вывела путешественников в узкую долину, сжатую с двух сторон отвесными стенами утесов. Земля здесь была влажной от близкого присутствия реки, сквозь камни пробивалась ярко-зеленая трава, на которую тут же с жадностью набросились лошади. Решено было устроить здесь лагерь и дать отдых людям и животным. Солдаты принялись выбивать змей из травы и ставить палатки, небольшой отряд отправился наполнять мехи — и вернулся с дичью, набитой в прибрежных камышах.

Только был установлен лагерь и готова еда, как часовые, выставленные у входа в долину, примчались к Конану, крича еще издалека:

— Зуагиры нашли спуск на карниз! Скоро они будут здесь!

Пришлось спешно поднимать людей и снова седлать лошадей и верблюдов. Торопясь уйти с открытого места, Конан погнал караван в лес, темной стеной встававший на дальнем краю долины.

Но в лесу их ожидали новые напасти: из-за деревьев навстречу всадникам выскочили чернокожие воины в набедренных повязках из леопардовых шкур, вооруженные длинными копьями и раскрашенными щитами из кожи носорога.

Выглядели они как сущие дикари — с кольцами в носах, с ожерельями из когтей и клыков больших кошек, — но действовали не хуже любого обученного войска. Перегородив тропу, они выставили копья и закрылись щитами, словно дожидаясь команды к атаке. Люди Конана заметались, сбившись в кучу, — они неожиданно оказались меж двух огней. Впереди их ждали выставленные копья, а позади уже слышались крики зуагиров, мчащихся по пятам еле отстреливающейся конницы.

Раздался леденящий кровь боевой вопль чернокожих воинов — и, не нарушая ровного строя, они бросились в атаку. Баалурцы выхватили мечи, решив подороже продать свои жизни, но черное воинство промчалось мимо и обрушилось на всадников в белых плащах. Закрывшись щитами от стрел, рослые дикари копьями спихивали всадников с лошадей и добивали уже на земле. В первый миг шемиты не поняли, что произошло. Но в следующую секунду прозвучал боевой клич Баалура, и на степных кочевников ринулись с двух сторон два войска разом.

Глава 17

ЛЕС ОТРУБЛЕННЫХ ГОЛОВ

Насколько сумел понять Конан, черные воины были отрядом племени, живущим в лесу у берега реки в нескольких больших деревнях. Они давно враждовали с зуагирами, "почти три разлива", как пояснил киммерийцу военный вождь. Кочевники, не довольствуясь той кровавой данью, которую взимали с караванов, начали нападать на поселения кешанцев, уводя в рабство детей и женщин.

Увидев обилие верблюдов и поклажи, кешанцы приняли караван Конана за торговый, и он не стал их в этом разубеждать. Они принесли баалурцам вдоволь фруктов, съедобных корней и мяса гиппопотамов, за что Конан щедро одарил их предусмотрительно захваченными с собой яркими безделушками. Баалурцы были приняты с тем радушием, какое свойственно только наивным и простодушным дикарям. Кружащих над караваном стервятников они как будто бы не заметили.

По словам чернокожих, в самой чаще леса, недалеко от реки, было большое озеро. Именно из него берет начало великий Стикс, заявили Конану вожди. На вопрос, растет ли там лотос, они ответили, что да, и во множестве, но не серебряный, а простой белый.

Выйдя к озеру, Конан увидел, что это скорее не озеро, а болото, илистое и вязкое, сплошь заросшее тростником, с небольшими лужами темной воды, соединенными между собой узкими протоками. Конан выслал отряды на разведку, и те вернулись с вестью, что обойти болото невозможно, а идти вброд слишком опасно.

Тогда Конан велел строить лодки. Плывя вверх по течению, баалурцы часто встречали тростниковые пироги стигийских рыбаков и полагали, что без труда смогут сделать их сами, благо тростника было вокруг более чем достаточно.

Но без помощи дикарей им никогда не удалось бы их построить. Тростник, неумело связанный волосяными веревками, немедленно намокал и разваливался, а то и просто тонул, отяжеленный водой. Кешанцы показали им, как правильно связывать снопы, как крепить их, чтобы они не расслаивались и постоянно подсыхали. Через несколько дней общих усилий были готовы две большие пироги и несколько маленьких, на которые и погрузился караван.

Поначалу они продвигались довольно быстро. Но вскоре лужицы воды начали мельчать, а заросли тростника становились все плотнее. Время от времени приходилось прорубаться не только сквозь тростник, но и сквозь заросли лиан и корней деревьев-паразитов, плотно оплетавших ветви, нависающие над водой. На расчистку мелких протоков, соединявших озерца чистой воды, уходило до нескольких часов упорного труда, а продвигались после этого пироги на жалкие сотни шагов.

Это утомительное, по-черепашьи медленное продвижение сводило людей с ума. Солнце палило немилосердно, яркими бликами отражаясь от поверхности воды, слепя глаза и напекая согнутые спины. Болото вечно что-то бормотало, его душные, ядовитые испарения доводили людей до безумной головной боли, худшей, чем боль после кошмарных снов Зерити. Стаи комаров и гнуса не оставляли их в покое ни днем, ни ночью, так что несколько суток спустя все были уже готовы прыгать головой в болото, лишь бы прекратились это ужасное зудение и постоянные ноющие укусы.

Еще одной бедой, и немалой, были крокодилы. После того как несколько неосторожных гребцов были утащены на дно прямо с лодок, Конан распорядился выставить вдоль бортов охрану с длинными копьями, чтобы отгонять жадных хищников.

Конан трудился за четверых. Для него, не привыкшего к безделью, постоянная занятость рук была скорее спасением, чем каторгой. Но и его начинали донимать тучи комарья и бесконечные заросли. Едва пироги проходили сквозь узкую просеку, заросли тростника снова смыкались за ними той же сплошной стеной.

— Здесь хватило бы папируса ца то, чтобы заполнить десяток библиотек, — горестно сказал как-то Конану Каспиус. — Но кому они тут нужны, кроме живущей в них мошкары? И если мы сгинем здесь, никто не сможет найти и следа от нашего пути.