Дар медузы

- Разве это не возмутительно?! - Гогла Михайлович ударил кулаком в песок.- В двадцатом веке живем! Внушаем ребенку сказки и небылицы! Зачем ребенку внушать выдумку о принцах, о превращениях Океан-рыбы в медузу? Зачем? Это чистейший абсурд! Несчастный ребенок...

- Вы слишком строги,- возражал литератор.- Мудрец сказал: "Не злите детей: кто хочет бить, будучи ребенком, тот захочет убивать, когда вырастет". Литератор усмехался добродушно, подсматривая за сердитым лицом ихтиолога.- Сказки учат добру, а наука - рационализму. Необходима гармония. И вряд ли кто знает, на какую чашу весов и чего следует положить больше...

- Вано, генацвале! - замахал руками ихтиолог.- Мы живем в век науки! Мы летаем на самолетах, исследуем генную программу клетки, изучаем глубь моря... На кой черт нам дремучие сказки?

- Может быть, может быть... В молодости мне довелось как-то познакомиться с милой девушкой, дочерью богатого нэпмана. Я влюбился, и сам ей понравился. Мы встречались, как поется, "у садочку, в тэмному куточку...". Аромат юного девичьего тела и французских духов кружил, мне голову, но у нас все ограничивалось одними поцелуями...

Гогла Михайлович заулыбался, перевернулся на спину и зацокал языком:

- Про любовь - это другая наука. Я весь внимание...

- Судьба нас разлучила,- продолжал литератор.- Прошли десятилетия... Иду я по Столешникову переулку, как вам известно, одному из самых людных в Москве, и вдруг улавливаю "тот запах". Он пронзил меня, как электрическим током. И я, как охотничий пес, "взял след" и вскоре нашел эту женщину в комиссионном магазине. Мы узнали друг друга...

- Она душилась "Красной Москвой"? - шутливо спросил ихтиолог.- Вы запомнили запах духов?

- Не знаю,- вздохнул литератор.- Со времен Вавилона, Египта, Индии женщины душились "своими", так сказать, "персональными" благовониями. У моей знакомой была смесь "Черного нарцисса" фирмы "Карон" и диоровской "Фиалки", но я думаю, узнал ее не по духам, а каким-то чутьем... Этого объяснить не могу.

- О, генацвале! Это опять мистика! - Ихтиолог засмеялся. - Клетки нашего серого вещества, наше, так сказать, "я" отражают только реальность и до накопления определенных впечатлений - умственного багажа, мудрости, если хотите, ничего не вырабатывают. Слушаю Бетховена - отражаю Бетховена. Смотрю Рафаэля - отражаю Рафаэля. Читаю Пушкина, Толстого, Достоевского, Шолохова их отражаю. Читаю бульварщину, смотрю наши сырые фильмы - засоряю мозг ими. Ем деликатесы, пью тонкие вина, нежусь в мягкой постели... или сплю на соломе, копаясь в навозе, ем селедку с луком, картошку и кислые щи...

- Ой-ой, Гогла Михайлович,- литератор протестующе замахал рукой.Человек организован сложнее. Бессознательно он общается со всем на земле живущим, в том числе и с медузой. Тут много неузнанного, таинственного... В каждом живом существе два полюса, и потому им владеют противоречивые чувства. Человек в результате общения с окружающей средой приобретает опыт, вырабатывает формы своего поведения. Потому Нина Александровна и раскрывает перед внучкой сокровищницу мировой культуры. И не забывайте, что ее покойный муж, Тициан, прошел сложный творческий путь от символичной поэзии...

Ихтиолог заинтересованно глядел на литератора, который стоял под лучами палящего солнца с задумчивым видом.

- Да-да, генацвале,- произнес он, приподнимаясь.- Много в природе не исследовано. Я знал Тициана Табидзе как поэта и человека. Похож он был скорей на славянина, чем на грузина, с могучей грудной клеткой, с правильными, мягкими, но выразительными чертами лица и челкой римского патриция. Помню, он неизменно носил полотняную блузу с ярко-красной гвоздикой в петлице... К сожалению, и у Тициана из одного стихотворения в другое кочуют мотивы смерти, тоски, забвения, мифологии...

- Вы ученый, а я - литератор. У нас разные оценки Людей... Тынянов о Табидзе сказал: "Тициан ходит по Тифлису, как ходит человек по своей комнате". Его помнят до сих пор, хотя прошло почти тридцать лет, как его не стало... Помнят не только потому, что он сочинял талантливые стихи...

- Точно! Как-то идем мы с Ниной Александровной по Руставели мимо цветочного магазина, где когда-то, наверно, Тициан покупал цветы. И вдруг слышим: "Калбатоно Нино!" Это был выбежавший на улицу продавец, и он подарил Нине Александровне гвоздику,- Гогла Михайлович улыбался.- Ее любят потому, что любили Тициана Табидзе.

- Э, нет! Она и сама прелестная женщина! - возразил литератор.- Она тонко воспринимает людей, любит природу. Помню, в прошлом году гостил у нее в Тбилиси, на Мочабели, наверно, знаете, в писательском доме. Так вот, как-то на заре просыпаюсь от того, что Нина Александровна трогает меня за плечо и шепчет: "Вано, Казбек открылся!" Никогда не забуду этого зрелища! Снежная вершина великана искрилась и сверкала в лучах восходящего солнца. И я долго стоял, ошеломленный этой величественной, могучей красотой, и думал о том, какие люди должны здесь рождаться и жить, глядя на все это.

- Вам повезло, генацвале Вано, Казбек обычно затянут тучами. "Думает!" - говорят поэты. Вас разбудили недаром. Казбек - гордость Грузии. Правильно сделала Нина Александровна.

- Пойдемте купаться! - сказал литератор. - Рационализм- хорошо, но ощущение жизни каждой клеточкой тела, чувствами - еще лучше!

И он, не дожидаясь, пока толстый ихтиолог вылезет из-под тента, зашагал к воде.

Жили они в одном доме. Нина Александровна с внучкой, няней и гостями на первом этаже, а ихтиолог на втором. По вечерам они вместе выходили полюбоваться закатом и с щемящим чувством ожидания и необъяснимой грусти смотрели, как все увеличивающийся шар, коснувшись огненной дорожки, медленно погружался в море, чтобы напоследок, расплывшись, послать свой ласковый привет. Гасли постепенно желто-оранжевые всполохи, небо на западе краснело, становилось пурпурным, горизонт, казалось, охватывало зарево пожара, а на юге, подобно маленькому осколку солнца, отлетевшему далеко влево, загоралась голубым мерцающим светом вечерняя звезда.

Южная темная глубокая ночь наступала сразу и заставляла жителей маленького городка расходиться по домам. Повсюду воцарялся сонный покой. Все вокруг, казалось, медленно погружалось в нирвану...

Нина Александровна часто вместе с московскими гостями, внучкой и няней тоже выходила на вечерние прогулки. Дом их стоит особняком в десяти шагах от высокой опорной стены, отделяющей широкий пляж от дороги. Ужинали все вместе и затем расходились по комнатам.

После ужина бабушка брала внучку на руки. Малышка в ожидании обещанной сказки весело и лукаво улыбалась, а Нина Александровна, превозмогая разыгравшуюся к ночи боль, начинала неторопливо рассказывать. Маленькая Ниночка слушала сказки под доносящийся из отворенного окна аккомпанемент тихо шелестящей волны, уносясь в своем детском воображении в иной, чудесный мир фантазии...

По старинному обычаю, "чтобы дворянству не терять связи с народом", Нину Александровну в детстве отдали на воспитание в крестьянскую семью. И простая женщина, укачивая ее в люльке с молочным братом Нико, пела ей колыбельные песни и рассказывала грузинские легенды и сказки. А теперь, на старости лет, Нина Александровна сама передает внучке самые удивительные истории, предания, легенды, завораживая не только слушательницу, но и себя.

- Вчера я говорила тебе о любимце Востока, хранилище человеческого счастья - тюльпане; о том, как феи укладывают на ночь своих маленьких эльфов в их лепестки, чтобы ветер раскачивал и баюкал их малюток...

- Дидидеда! - прерывает Ниночка бабушку.- А почему я не нашла в наших тюльпанах маленьких эльфов?

- Феи забирают их на заре, когда ты еще спишь, моя девочка.

Лицо малышки становится лукавым, она закрывает глаза и решает про себя; когда бабушка уйдет, чтобы пробраться в палисад, что позадиома, где сейчас цветут несколько поздних тюльпанов, поглядеть, маленького эльфа.

- Сегодня расскажу тебе старинную балладу о прекрасной лилии, которая пользовалась большой любовью во Франции. С ней связано имя основателя Французского королевства Холдвига. Будучи язычником, он, увидя во время битвы с аллеманами, как дрогнули его войска, воскликнул: "О, христианский бог! Помоги мне, и я уверую в тебя!" И в тот же миг перед ним предстал ангел и, протянув лилию, сказал: "Отныне пусть этот цветок станет твоим оружием!" И, как по волшебству, солдаты Холдвига обрели мужество, устремились на врага и обратили его в бегство...