Страница 4 из 5
5.
Как поднимались наверх, Яська помнил смутно. Ноги, вопреки его ожиданиям, не болели, а может, он просто не замечал боли - вместо нее навалилась тоска. Вроде бы и не страшная, но тяжелая, словно тюки серой ваты, которую иногда привозят на торговых шхунах. Вместе с апельсинами и мешками соли... Зря он сегодня (а казалось, тысячу лет назад) забрался под свернутый парус. Куда лучше жить, надеясь узнать тайну, чем теперь, когда тайна открылась во всем своем уродстве. Люди, убивающие людей... Такое и присниться не могло, и даже думать об этом не хотелось, но думать о чем-либо другом уже не получалось. Континент, огромный, бурлящий жизнью мир, куда путь закрыт навечно. До самой смерти... Яська попытался представить себе свою смерть - уже не в первый раз, и опять не смог. То есть картинки в голове рисовались - в щепки разбитая о скалы "Голконда", бурлящий водоворот, хлынувшая в рот вода, отвратительно соленая и почему-то кисловатая. Или бесконечно долгие годы, которые, однако, можно записать двумя цифрами - а после слабость, боли в спине, как у дедушки Омира, застеленная белоснежной простыней койка в Доме Целителей - и небо, с каждой секундой становящееся ближе, в него можно с разбегу нырнуть, как в море... Картинки складывались легко, но все равно это было не про него. Про кого-то. А сам он, Яська, словно глядел на экран черно-белого телевизора. И лишь одно никак не удавалось вообразить: смерть от человеческой руки. Взять кого угодно... ну хотя бы рыжего выскочку Ксанфа. Ксанф с топором в руках... только он не колет дрова для печки, он, весело щерясь, наотмашь бьет Яську по голове острым лезвием... Голова трескается как дыня под ножом... Нет, чушь собачья! Все это просто слова, их можно соединить друг с другом, но получается глупо и противно. Не по-настоящему. В жизни такого просто не может быть. А Леон говорил: может. И ведь не прикалывался, не стращал. Уж он-то, Яська, знает своего брата как облупленного. Значит, правда. И в любой момент это, непредставимое, может вырваться на волю. И тогда... Озверелые, с выкатившимися белками морды, в липкой, быстро засыхающей крови... Когда-то люди, а теперь - уже нет. Что-то иное. - Ну ты, заснул? Выходи давай, мне надо бункер закрывать. Или хочешь там остаться, наедине с зубками? Похоже, на свежем воздухе к Леону вернулась его язвительность. Яська вздохнул и, преодолев последнюю ступеньку, вышел наружу. Странное дело, там, внизу, они были довольно долго, и Яська ожидал встретить на поверхности ночь, черное-черное, расцвеченное хрусталиками звезд небо, раскинувшуюся с севера на юг белесую Галакту... Но все оказалось точь-в-точь как на подходе к бункеру. Догорающий закат на западе, длинные ломкие тени, угрюмое безветрие. - Как же это, Лео? - растерянно уставился он на брата. - Привыкай, Хранитель, - невесело усмехнулся тот. - Здесь это обычное дело. Запретка, она и есть Запретка, время тут извилистое. Наверху одно, внизу другое, а в море - совсем уж третье. Поэтому я и говорил, что до полуночи будем дома, - обернулся он к Ларе. Потом, заперев дверь и опечатав сургучом замок, Леон тяжело вздохнул: - Ну что, нам осталось последнее дело - и возвращаемся. - А может, не надо? - поежившись, предложила Лара. - Знаешь, того, что внизу, мне вот так хватило, - и она выразительно провела пальцем по горлу. - Надо, Лара, - терпеливо возразил Леон. - Не тебе, а вот этому надо, мелкому, - кивнул он в сторону сжавшегося Яськи. - Он должен видеть. Потому что это показывают всем. Таков порядок. Хранитель должен понимать, что охраняет. - А сейчас-то зачем? - судорожно заговорила Лара, и в голосе ее уже не ощущалась пушистая шкурка персика. - Ты же сам сказал, рано ему. Подрастет, придет срок, ему покажут. Куда торопиться? - Его срок уже пришел, - мрачно заметил Леон. - Знаешь, когда мальчик становится Хранителем? Когда увидит зубы, вот так. И во сколько лет это случится, не имеет ни малейшего значения. Такова линия судьбы, и глупо от нее бегать. Я, между прочим, не тягал его сюда. Он сам выбрал, и значит, так тому и быть. - Но он же не понимал ничего, - не сдавалась Лара. - Он же просто из любопытства... - А судьбе поровну, - усмехнулся Леон. - Вот этот конопатый оболтус видел зубы. А зубы видели его. Все, теперь он один из нас. Осталось только Проращение. А дальше будет учиться нашему делу. Понял, двоечник? обернулся он к Яське. - Учиться будешь. И не как в школе, тут на нежный подход не рассчитывай. Шкуру спустим, но Хранителем сделаем. Все, хватит трепаться, - резко оборвал он сам себя. - Пошли! - И быстро зашагал, но не на запад, к берегу и оставленной "Голконде", а куда-то вбок, на север. Делать нечего, Лара и Яська покорно поплелись за ним.
6.
Место оказалось ничем не примечательное. Такие же, как и всюду, россыпи камней, под немыслимыми углами пересекающие друг друга рвы, глубокие, сужающиеся книзу воронки. Идти приходилось осторожно, чтобы не угодить ступней в узкие, то и дело попадавшиеся на пути щели. "Не хватало только ноги поломать, - ворчал Леон. - Здесь это не то, что дома... Здесь оно чревато". Чем чревато, Яська решил не выяснять. Наконец, углядев более-менее ровную площадку, Леон остановился. - Ну что ж, - обернулся он к стоящим поодаль спутникам. - Начнем Проращение. Имейте в виду, это довольно опасно. То есть должно получиться нормально, но если все же... тогда бегите к "Голконде". Так быстро, как только сможете. Хотя ладно, никогда ничего не случалось... В общем, сейчас увидите, что такое зуб дракона. Ясон, поди сюда. Что-то было сейчас в его голосе такое, что у Яське мороз пошел по коже. Никогда он раньше так не говорил, даже если намеревался задать серьезную трепку. Больше всего Яське хотелось тут же, не дожидаясь "если все же", броситься к шаланде, но он преодолел себя. С тобой как со взрослым, а ты норовишь чуть что - лужицу? С трудом переставляя деревенеющие ноги, Яська приблизился к Леону. - Вот что, братишка, - мрачно произнес тот, - сейчас будет немножко больно. Ну да ладно, ты же крови у нас вроде как не боишься. Я бы и сам, виновато добавил он, - но ведь это твой день... и твой зуб... То есть не твой, а... Ну, в общем, ты понял, да? Яська ошарашенно закивал, мало чего понимая. - Значит, так, чтобы зуб взошел, его нужно напоить. Не водичкой, разумеется. - Он вынул из-за пояса узкий нож. - Сейчас, подожди. И смотри внимательно, самому, может, придется когда делать... Опустившись на корточки, Леон принялся разгребать ладонями камни. Сделав небольшую ямку, он бережно вынул из сумки драконий зуб и опустил его туда, а потом быстро-быстро стал насыпать поверх него горку из мелкой каменной крошки. - Все, посадили. Теперь смотри, делаем круг. Брезентовая сумка, оказывается, скрывала массу самых неожиданных предметов. Сейчас Леон вытащил оттуда трехгранный медный колышек. Яська успел заметить, что тот был покрыт тусклым зеленоватым налетом. Наверное, от древности. - Вот так, смотри, радиус должен быть не меньше человеческого роста, пробурчал Леон, с силой вгоняя колышек в землю и обводя поверхность глубокой чертой. - Пока не замкнешь, даже и не думай начинать. Ну все. А теперь давай руку. - Леон, ты с ума сошел? - взволнованно вскрикнула Лара. - Ты что задумал? - Спокойствие, только спокойствие, - с жиденькой улыбочкой откликнулся Леон. - Все как положено. Крови-то всего чуток надо... С этими словами он, резко выбросив вперед левую руку, ухватил Яськино запястье. Точно стальными клещами. - Не дергайся, братишка, сейчас, сейчас все кончится, - приторно-ласковым голосом забормотал он и, занеся Яськин локоть прямо над каменной горкой, сделал быстрый надрез тонким клинком. Это действительно оказалось не больно. Ну, почти не больно. И не сравнить с занозой, которую, бывает, с маху всадишь под кожу. Но Яська почему-то дернулся и разом обмяк, безучастно глядя, как тоненькой, распадающейся на отдельные капли струйкой сочится на камни темная в сумерках кровь, расплывается и вроде бы слегка дымится. Остро запахло прокушенной губой и ржавчиной. - А теперь, - деловито бросил Леон, - за круг. Живо! Оттащив Яську на несколько шагов за черту, он аккуратно взял его за локоть и нагнулся над ранкой. Внимательно осмотрел, потом вдруг резко, с каким-то змеиным свистом дунул прямо на выкатывающуюся из разреза кровь. - Ну все, сейчас остановится. Не боись, у тебя и вытекло-то кубиков десять от силы... - А заражения не будет? - встрепенулась Лара. - Ему ж, наверное, перевязать надо... - Не суетись, женщина, - хмыкнул Леон. - Яська у нас молодец, ничего с ним не случится. Особенно когда тонкой силой заживляют... Вот что, скоро уже начнется. Отойдите подальше, во-о-н до той канавки, - указал он на неглубокий, извилистый овраг. - И смотрите внимательно. Сам он, вынув из сумки небольшую черную коробочку, принялся нажимать крошечные кнопки. Вскоре на коробочке зажглись два зеленых огонька. С минуту ничего не происходило, и Яська уже было решил, что все, непонятное дело сделано и пора уходить к "Голконде", когда тишину прорезал звук. Странный был это звук, тонкий и пронзительный - не то комариный звон над самым ухом, не то плач младенца где-то там, вдали. - Смотрите! - сдавленно вскрикнул Леон. От его спокойствия не осталось и следа, и Яська вдруг неожиданно трезво подумал, что не столь уж часто его братец такие вещи проделывал. Может быть, вообще впервые, а раньше только видел, как у старших получается. Каменная горка меж тем зашевелилась, беззвучно расползлась - и на ее месте появилось нечто. Мелкое, не больше кошки, судорожно извивающееся. Пару секунд Яська остолбенело глядел и силился понять, что же это такое, а потом его точно прошибло, и он все понял. И похолодел. На камнях валялся младенец. Самый настоящий, человеческий. Пухлые ручки, ножки, лысая головка и плач, надсадный, жалобный, голодный... - Это... Это кто? - со страхом выдавил он, обернувшись к Леону. - Воин, - отрывисто бросил тот. - Ты дальше смотри. А младенец меж тем с каждым мгновением менялся. Вот уже головка его покрылась жесткими, черными волосами, вытянулось тело, взгляд сделался осмысленным. Он все еще продолжал кричать, но и крик стал другим яростным, возмущенным. Потом - Яська даже не понял, когда это случилось на земле барахтался, бил по камням кулаками уже не младенец. Нет, пацаненок лет пяти, жилистый, быстрый... Да и не валялся он больше - стоял у самой черты, раздвинув ноги и держа кулаки у бедер. Что всего более поразило Яську, малыш теперь был одет. Зеленые трусики, маечка с изображением какой-то птицы... хотя птица казалась довольно странной. Широкие кожистые крылья, извивающийся, точно у ящерицы хвост, маленькая зубастая головка на длинной шее... - Хорош, а? - кивнул на ребенка Леон. - Видишь, сколько злости? Взгляд малыша и впрямь пугал. Люди так не смотрят. Он глядел так, словно вгрызался в печень каждого, кто стоял рядом. Всеми своими мелкими зубками, которых явно было больше, чем тридцать два. - А почему он одет? - сдавленно шепнул Яська. - Он же только что голышом... - А я знаю? - тоже шепотом огрызнулся Леон. - Это еще ладно, смотри, что дальше пойдет... Пока они переговаривались, пацан заметно подрос. Теперь ему на вид можно было бы дать лет восемь-девять. Одежда его тоже изменилась. Трусики с маечкой превратились в странного вида комбинезон, на светло-зеленом фоне расплывались неправильной формы бурые и желтые пятна, на ногах теперь красовались черные, шнурованные до голеней ботинки. Яська оглянулся на брата. Тот стоял бледный, закусив губу, и не отрываясь глядел на пацана. А пальцы его суетливо тискали черную коробочку. И тут Яська понял, что пацан все продолжает кричать. Собственно, тот и не стихал ни на минуту, но лишь сейчас крик превратился в слова. Только слова были какие-то непонятные. Потом, резко нагнувшись, он схватил здоровенный камень и молниеносным движением запустил его в Яську. Сам Яська вряд ли бы и поднял такую глыбу одной рукой, не то чтобы кидать. Из броска, однако, ничего не вышло. Камень тут же замедлил свой полет и, словно наткнувшись на невидимую стену, шлепнулся к ногам мальчишки. Тот нимало не смутясь схватил другой и швырнул вновь. И еще, и еще... Камни летели, точно пущенные неутомимой машиной... - Блин... - тяжело выдохнул Леон. - Я его долго держать не смогу, он же прет как я не знаю кто... Никакой тонкой силы не хватит... Спустя минуту пацан уже гляделся ровесником Яськи. Правда, таких мальчишек ему еще не доводилось встречать. Ни в одной драке не изливалось столько ярости, сколько ее было сейчас. Яська всей своей похолодевшей кожей ощущал слепое, темное давление, звериную жажду рвать на куски, вонзать клыки в теплую, дрожащую плоть, наслаждаясь ужасом жертвы... - Гляди, Яська, гляди, - Леон нервно затряс головой, точно отбрасывая какие-то липкие нити. - Теперь понимаешь, что такое воин? А у стоящего на границе круга мальчишки теперь в руках было... Нет, Яська даже не знал, как это назвать. Что-то темное, длинное, металлическое, отдаленно напоминающее острогу. Толстая труба с двумя отходящими пластинами, одна из которых упиралась воину в плечо, а другую он сжимал левой рукой. Вот он прищурился, пронзительно выкрикнул что-то на своем непонятном языке - и трубка ходуном заходила у него в руках, из нее вылетело розовое быстрое пламя - и свистящий рой мелких точно маслины шариков. Большая часть отразилась на границе круга и осыпалась к ногам мальчишки, но некоторые все же пронзили невидимую стену и умчались в темнеющее небо. - Ну все, ребята! - прерывисто крикнул Леон. - Кончаем! Еще немного, и он прорвется! Уши заткнуть, быстро! Быстро, я сказал! И лечь! На землю! Брюхом! Когда так кричат - рассуждать некогда. Надо или делать, или впадать в полный столбняк. Яська еще не до конца одурел - и потому послушно зажал уши ладонями. И уже падая животом на теплые, накаленные дневным солнцем камни, он успел заметить, как Леон резким движением надавил красную кнопку на своей коробочке. ...Такого грохота он не слышал еще никогда. Даже в самый дикий шторм, когда не то что в море - на двор нельзя носа высунуть, когда обезумевший ветер мчится вдоль улиц, пытаясь сорвать крыши домов, а молнии почем зря лупят прямо за окнами - даже с этим ужасом нельзя было сравнить звук разорвавшегося надвое мира. Земля дернулась под животом, уши моментально заложило, а дробь мелких камней больно вжикнула по спине. "Наверное, майку порвало... - механически подумал Яська, потому что больше ни о чем думать он сейчас не мог. А потом мягкой тяжелой лапой навалилась тишина. Уши вроде отпустило, но все равно ни один звук не мог прорваться сквозь ватную тьму. "Ведь еще не ночь! - подумал Яська и тут же понял, что у него попросту зажмурены глаза. - Вставай, Хранитель, дома спать будешь! - тронул кто-то его за плечо. Яська резко дернулся и сел на корточки, тряся одуревшей головой. Леон стоял над ним, встрепанный и помятый, по левой его щеке медленно сползала густая капля крови. - Не то, что ты думаешь, - перехватив его взгляд, усмехнулся он. - Просто крошкой малость посекло. Эх, не рассчитал я слегонца, надо было подальше отойти. Лара тоже поднялась и сейчас энергично отряхивалась. Ей повезло больше, за исключением испачканной в пыли юбки она ничуть не пострадала от взрыва. Вытащив непонятно откуда крошечное зеркальце, она сокрушенно оглядывала свое лицо. - Вот она, женственность, - уныло прокомментировал Леон. - Первое дело лоск навести. - Вот она, мужественность, - с нервным смешком парировала Лара. - Первое дело - либо подколоть, либо глупость сморозить. Яська ничего не стал говорить, он лишь изумленно таращился по сторонам. Да, местность тоже слегка изменилась. Очерченной кругом площадки уже не было - вместо нее в земле зияла огромная, все еще дымящаяся воронка. Наверное, глубокая. Идти разглядывать дно Яське почему-то не хотелось. И еще плыл над землей странный запах. Не то гниль, не то ржавчина... - А где... этот? - наконец выдавил он перехваченным горлом. Леон понял. - Все, успокойся. Одним драконьим зубом меньше. - А... А пацан как же? - Яська обнаружил, что его слегка трясет. Так бывает зимой, когда подхватишь простуду и тебя сейчас же кутают в шерстяное одеяло и поят теплым молоком. Сейчас, однако, ни на то, ни на другое рассчитывать не приходилось. - Нету, - коротко отозвался Леон. - Сам видишь, полетели клочки по закоулочкам. Яська обмер. Сейчас лишь до него дошло, что же именно тут случилось. - То есть... - язык сделался шершавым и слушался с трудом. - Ты что? Ты убил его? Он с ужасом глядел на брата - спокойного, сильного и насмешливого. Почти такого же, как и раньше. - Ну а что тебя смущает? - очень искренним голосом осведомился тот. Обычное дело, обряд Проращения. Всем начинающим Хранителям это показывают. Для твоей же пользы... - Ты... Ты убил человека! - задыхаясь и чувствуя, как ползут по щекам слезы, выдохнул Яська. - Я убил воина, - мягко поправил его Леон. - Но он же... он же пацан был! Ему же больно... Он ведь такой же, как... Он даже на меня был чуть-чуть похож... - Разумеется, - кивнул Леон. - Мы же твою кровь брали. А Проращение идет на основе генетического материала донора. Вот если бы мы Лару, выразительно чиркнул он себя пальцем по запястью, - у нас бы в круге была девочка. Тебе бы это понравилось больше? Яська не стал отвечать. Перед глазами стоял взорванный воин. Ревущий, обиженный на весь белый свет младенец... Малыш в маечке с диковинной птицей... Захлебывающийся яростным воплем пацан... Да какой бы злой он ни был - живой же все-таки, не заводной медвежонок, не кукла. А если бы он в конце концов перебесился? И с ним можно стало бы поговорить? А то и подружиться? Даром, что ли, мама всегда твердит - ко всякому, даже самому тяжелому человеку есть подход. А вместо этого - динамитом. Что это такое, Яська знал. В прошлом году рвали скалы, благоустраивая Дельфинью Бухту. Пацанов, конечно, прогнали оттуда взашей, но взрывы все и так слышали - отдаленные, похожие на рокот уходящей грозы. Он сам не заметил, как начал реветь - сперва тихо, а потом уже и в голос, точно малыш-дошколенок. И ему сейчас совершенно не было стыдно. Пускай даже и Лара смотрит... Навалилась такая угрюмая тоска, что разом потеряли смысл все приличия и правила. Осталась только затянувшая от края до края душу огромная свинцовая туча. Его брат - убийца. А значит, и он сам, Яська, тоже немножечко к этому причастен. - Слушай, Яся, - положив ему руку на плечо, хмуро заговорил Леон. - Ты давай-ка кончай свою истерику. Смотреть противно, балбесу тринадцатый год, а скулишь как обгадившийся щенок. Ты чего это себе напридумывал, а? Где ты человека здесь видел? Это же воин был, понимаешь, во-ин. Существо такое, потустороннее. Тоже мне, нашел брата-близнеца. Может, стоило дорастить его до сорока лет? Чтобы ты сопли не распускал? Только учти, невозможно. Такое лишь дяде Пелею или учителю Евмену под силу, они у нас Старшие Хранители... А потяни я еще секунду, и эта пятнистая тварь нас бы изрешетила вчистую. Замыкающая Стена уже лопаться начала, сам же видел, хорошо пули в молоко ушли... Могли и не уйти... Да ты, чудо лопоухое, хоть знаешь, что такое десантный автомат с подствольником? Яська решительно дернулся, сбрасывая с плеча ладонь брата. Все, что тот говорил, конечно же, правильно, но слушать его сейчас было противно. Ноздри все еще улавливали тревожный запах... ржавчины, а может, и не ржавчины... Как это, должно быть, больно, когда слепая, мертвая сила равнодушно раздирает тебя на клочки - и те сгорают в взметнувшемся к темному небу пламени... - Ну вот что! - хмуро заявил Леон. - Слов ты, я вижу, понимать не хочешь, значит, необходима встряска. Подзатыльником Яську было не удивить, брат и раньше его не баловал. Но сейчас хлесткий удар по шее оказался явно лишним. Обида взметнулась жгучей волной, прокатилась от сердца до ступней... Коротко вскрикнув - сам не разбирая что - он метнулся в сторону. Стремительно нагнулся и, схватив кремневый обломок, что есть силы запустил им Леону в голову. И обмер, мгновенно поняв, что же он натворил. Время вдруг растянулось податливой резинкой, секунды сделались часами, и он потерянно глядел, как серый, с острыми гранями обломок приближается к виску брата. И уже ничего не исправишь, остается глядеть расширившимися глазами на неизбежное. Леон, однако, если и удивился, то не слишком. В самый последний момент он резко вскинул руку, с присвистом выдохнул - и камень, отразившись от разом затвердевшей ладони, с глухим стуком полетел на землю. И тут же время вернулось в обычное состояние, секунды стали просто секундами, а колотящиеся удары сердца - всего лишь пульсом и звоном в ушах. - Ну что, братишка, - криво ухмыльнулся Леон. - Так кто же тут у нас на самом деле убийца? Яська дернулся как от пощечины - и стремглав помчался прочь, не разбирая дороги, подальше от несущихся вдогонку слов. И пускай кровь шумела в ушах и гасила любые звуки, голос брата все равно проникал сквозь завесу ярости. Глаза он плотно зажмурил, и, наверное, уже тысячу раз должен был растянуться на жестких камнях, переломав себе все, что только можно. Но, странное дело, ноги сами выбирали безопасный путь, ямы и рытвины уворачивались от него, точно от зачумленного, а потом, когда сбилось наконец дыхание и сердце превратилось в сплошной комок боли - он мягко осел на землю и замер, обхватив колени руками. Сил уже не оставалось ни на бег, ни на ярость, ни на отчаянье. Просто пришла наконец тьма.