Белое крыло

Юрий сделал два больших круга, потом устремил яхту на север, чтобы на обратном пути "взять" несильный ветер полностью в грот и почувствовать яхтсменское счастье во всю меру.

Час спустя "Звезда" вернулась в гавань. Малыгин и Денис отбуксировали "Звезду", а Юрий и Людмила ждали их на веранде.

- Я думала, что вы совсем забыли своих друзей, - сказала Людмила.

- Я только и думал о вас... мои друзья, и о "Диане", - сказал Юрий. - Но времени в самом деле было очень мало. А я так много повидал, поездил. Я доволен, очень доволен!

- А мы здесь грустили, коллективно... и в одиночку...

Юрий взглянул на нее ласково, весело, с благодарностью

- Я и научился кое-чему, а это так необходимо для нашей "Дианы". А какие там чудесные яхт-клубы, гавани, причалы, яхты! Как говорит Клавдий, мечта! Мечта яхтсмена! Вы не торопитесь? Может быть, погуляем? Клавдий, сколько времени? - спросил Юрий у поднимающегося на веранду матроса. - Что-то мои часы в самолете вдруг сдали.

- По особому московскому сейчас двадцать два тридцать шесть...

- У тебя точное? - осведомился Юрий. Времени побыть с Людмилой оставалось еще много, и это было приятно.

- У меня не часы, а институт имени Штемберга!

- Ну что ж, друзья, по домам, - попрощался Юрий. - Завтра утром я на судоверфи, у "Дианы". Счастливо!

- Примите и прочее! - откозырял Клавдий Малыгин.

- До свидания! - сказал Дениска.

Юрий и Людмила пошли по набережной. Они долго молчали, но сейчас молчание тяготило их.

- Вы сердитесь на меня? - спросил Юрий.

- Нет, нет, - обрадовалась она нарушенному молчанию. - Я не сердилась, а обижалась. А теперь все прошло. Забудем об этом. Лучше расскажите о том, как съездили!

Он рассказывал подробно и увлеченно, словно вновь жил в той обстановке, откуда только что вернулся.

Подступила полночь, и солнце расплавленным полушаром уже лежало на деревьях лесистого восточного берега. Ветер совсем стих. Без единой рябинки потемневшие воды могучей реки казались ртутно-тяжелыми.

Встречных на бульваре становилось все меньше и меньше. И было странным в такой поздний час увидеть старенького в заляпанном красками фартуке маляра, который подгримировывал павильон фруктовых вод.

- С утра и до позднего вечера народ, - пожаловался старик остановившемуся Юрию. - Жарко, оно и пьется. Днем нипочем краску не положишь. Ребятишки или какой-нибудь пьяненький обязательно облокотятся, все испортят. Ну, а сейчас покойно, за ночь да утречком и подсохнет.

Смазанная краска - обидная штука. Это Вишняков знал по своему опыту на окраске яхт. Потому он искренне посочувствовал старику.

Когда они подошли к дому Людмилы, через открытое окно одной из квартир послышались звуки радио - бой курантов и гимн.

- Уже двенадцать, - сказала Людмила, взглянув на часы. - Пора домой.

- А я сегодня счастливый. У меня сегодня часы не ходят.

В подъезде, прощаясь, он потянул ее за руку на себя, и Людмила, не сопротивляясь, приникла к нему. Приникла на несколько секунд для короткого поцелуя. Быстро отпрянула и прошептала:

- Иди, дорогой! Уже поздно. До свидания!

Он уходил вне себя от радостных чувств, от еще слабо осознанного счастья. Конечно, он любил ее, эту девушку, и теперь мог прямо признаться себе в этом.

...Наступила осень, потом и зима. На некоторое время в новом году работы по строительству "Дианы" задержались, и это очень беспокоило и огорчало бригаду энтузиастов, особенно Юрия Вишнякова и Клавдия Малыгина. Но корпус яхты был полностью закончен. Предстояло продолжение отделки и оснастки.

Все-таки ни Илья Андреевич, ни экипаж не теряли надежды все закончить к маю и с открытием навигации спустить "Диану" на воду.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Юрий и Людмила возвращались из кино. Было еще рано и расставаться не хотелось. И Юрий позвал Людмилу к себе.

- Надю же тебе когда-нибудь познакомиться с мамой, с моей бабушкой! Они чудесные люди и любят, когда ко мне приходят друзья.

- Даже если эти друзья - девушки?

- А не все ли равно? Пойдем, Люда!

Людмила колебалась.

- Пойдем! - повторил Юрий и, взяв Людмилу под руку, увлек ее за собой. Мама и бабушка будут очень довольны.

Ольга Андреевна, которая уже слышала о Людмиле и о ее увлечении водным спортом, встретила гостью приветливо.

"Милая... - подумала она. - Скромная. А какие глаза! Серые, но удивительно лучистые и живые. Юрка, конечно, влюбится, если уже не влюбился. И хорошо, хорошо!"

И Ольга Андреевна Людмиле понравилась. Юрий как-то неуловимо походил на мать, но в чем было это сходство, Людмила так и не могла угадать. Может быть, в решительности движений, во взгляде и нечастых улыбках, но только не в чертах лица. "Может быть, внешне он похож на отца, - подумала Людмила и глазами поискала на стенах портрет. Но портрета не было. - Наверное, она очень любила мужа. Красивая, интересная даже сейчас... конечно, живет только для Юрия!"

Она, Людмила, тоже будет всегда любить Юрия, красивого и смелого, спокойного, умного. В яхт-клубе его все уважают.

Она мельком взглянула на Юрия. Да, он именно такой, как она о нем думала: сильный, уверенный, внимательный. Она сравнивала его с другими знакомыми парнями и к своей странном, несказанной радости находила, что он не похож на них. Вот хотя бы Вова Ротомский, синоптик, с которым она каждый день встречается на работе. Во всем поза, апломб и высочайшее мнение о себе. Она вспоминала и невольно морщилась, когда Вова говорил: "Нет, несомненно, эта его пьеса не шедевр, - Ротомский называл фамилию и уменьшительное имя драматурга. - В наше время это уже не звучит! Нет, понимаете ли, проникновения в материал. Что-то такое не такое, я бы сказал..."

Юрий не груб и не резок, как тренер парусной секции, выдающий свою грубость за требовательность: "Отставить! Баба, так думаешь и узлы можно вязать бабьи! Распашонки да пеленки вам стирать, а не парусами заниматься!"

Юрию чужды вечные жалобы и нытье мнительного Игоря Хромцова, соседа Людмилы по квартире. Вероятно, полжизни Хромцов проводит в клиниках и поликлиниках, поминутно глотает какие-то таблетки и кричит: "Закройте форточку, пожалуйста. Сквозняк! Нет, нет, мне это противопоказано. Почки, потом расстройство. Нервы, давление вскочит. А лечь все-таки придется. Не бережешься, и вот результат!"

Не был Юрий и говорлив, как Клавдий Малыгин.

"Приветствую несравненную и прекрасную внучку Нептуна! О Людмила! Ходят зловещие слухи, что в вашем волшебном чемодане скрывается батон из семидесятидвухпроцентной муки и полкило докторской колбасы. Я хотя отношения к медицине не имею, но больше жизни люблю докторскую колбасу. Все равно вам недолго осталось скрывать вашу страшную тайну. Уверяю, только до прихода нашего капитана. Могу на короткий рейс уступить свое место на "Звезде". Сегодня мое место как раз в кокпите, поблизости от капитана. Я думаю, что и капитан и пассажирка, виноват, матрос Людмила восхитятся моим самопожертвованием. Ах, у вас не докторская, а чайная. Представьте, я всегда покупаю именно чайную. Еще великий Птахин... А вот и он сам, заслуженный артист без публики! Благодарите Клавдия Малыгина, Дионисий! Вам уготовано сто граммов чайной колбасы! Великое благодарение, Людочка! Ваше место в кокпите! На полчаса!"

"Нет, Юрий не такой, как все эти парни! Но ведь есть же и у него какие-то недостатки?.." Людмила снова незаметно посмотрела на Юрия и тут же отвергла свое мимолетное сомнение. Нет, для нее их нет! Она его любит, она счастлива и для него готова на все!

Было бы сейчас лето, они вскочили бы на яхту, подняли парус и вдвоем, только вдвоем, ушли бы в далекие-далекие просторы, где пиратствует ветер, поднялись в мятеже волны, ливнями угрожают тяжелые тучи. Но властвовать во всем этом мире стихий все равно будут только они - Юрий, Людмила и парус.

Она прищурила глаза и живо представила картину бунтующей реки и гордого паруса над гребнями волн.