Согдиана

Явдат Ильясов

Согдиана

КНИГА ПЕРВАЯ. СЫН БОГА АММОНА

ПРОЛОГ. СТАРУХА ИЗ КАТАНЫ

Эй, черепаха! Что внутри ты делаешь?

Я шерсть сучу и нить пряду милетскую.

А твой потомок отчего погиб, скажи?

С коней блестяще-белых в воду бросился.

Перекличка афинских девушек

Эта старуха была известна всей Катане. По рассказам гречанок, она попала сюда из какой-то восточной страны. Как подлинно зовут азиатку никто не знал. Черепаха — вот кличка, на которую оборачивались попрошайка.

Каждое утро, вытянув морщинистую шею и неуклюже перебирая кривыми ногами, Черепаха ковыляла у закрытых ворот и долго, жалобно и скрипуче умоляла подать ей кусок хлеба. Но вместо хлеба нищенку часто угощали палкой. Дети бросали ей в спину огрызки плодов. Псы обрывали края и без того дырявого клетчатого плаща. Старуха заискивающее улыбалась в ответ на угрозы, потому что хотела есть.

Уже много лет бродила она по каменистым улицам чужого ей приморского города и покорно сносила побои и оскорбления. Но порой, особенно при восточном ветре, с ней случалась резкая перемена. Черепаха уходила к заливу и бесконечно — час, второй и десятый — следила, окаменев, за работой пенистых волн, гулко обрушивающихся на берег. Очи бездомной старухи излучали недобрый свет; попрошайка взмахивала клюкой и начинала рассказ о гневном солнце юга, о сыпучем песке, о священных плясках вокруг неугасимых костров, и голос дряхлой женщины напоминал тогда рычание леопардов, обитающих на ее далекой родине.

Она повествовала о страшных набегах, погонях и засадах. Она без трепета произносила имена грозных персидских царей. Она утверждала, что была женой великого человека. Но ей, конечно, никто не верил.

А ведь старуха говорила правду.

ВЕТЕР, ХЛЕБ И НАДЕЖДА

Дети — с отцами, с детьми — их отцы

сговориться не смогут.

Чуждым станут приятель приятелю,

гостю — хозяин.

Больше не будет меж братьев любви,

как бывало когда-то.

Гесиод, "Труды и дни"

Эпоха Перикла была временем наивысшего расцвета Афин.

Спору нет, Перикл опирался на граждан среднего достатка. Но государство не обходило своей заботой и последнего бедняка: оно платило жалование гребцам и солдатам, безработным находило работу, бесплатно раздавало голодающим хлеб и отводило землю безземельным. Везде — в мастерских, на стройках и полях — трудился раб, поэтому у свободного человека оставалось больше досуга: он учился, проникал в тайну всего живущего, наблюдал движение звезд, предсказывал затмения солнца, измерял пространства, украшал храмы и дворцы. Могучей державой стала Аттика; она возглавила союз многих греческих государств и прибрала к рукам всю торговлю на Эгейском море.

Казалось, не видеть конца благоденствию афинян. Однако на юге — там, где Пелопоннес, — подобно тучам, скапливающимся у горизонта, уже назревала и крепла сила, враждебная республике. То было Спарта — второе по силе государство в раздробленной Элладе. Пелопоннес, этот полуостров, овеянный теплым ветром, принадлежал раньше племенам ахейского корня. Потом из Эпира сюда нагрянули дворяне. Они покорили ахейцев, заняли узкую, но плодородную долину Эврота и основали Спарту. Каждый спартиат жил за счет порабощенного ахейца, которого брезгливо называли илотом, "взятым в плен". Чтобы ахейцы не застигли их врасплох, победители держались тесно сплоченной общиной. Спартиат не пахал, не торговал, не занимался ремеслом или наукой. Он сражался, когда не охотился, он охотился или готовился к походу, когда не сражался. Спартиаты подчинялись царям и Совету знатных старейшин.

Так как илоты, по примеру афинского народа, хотели изгнать богачей и установить свою власть, Спарта не терпела республику, завидовала Афинам и боялась их могущества. Посланцы спартиатов бегали, высунув язык, по стране и уговаривали правителей аристократических государств объединиться против общего врага. Так возникло два греческих союза. На стороне Пелопоннесского выступали Беотия, города Коринф, Мегары, Сиракузы, Тарент и полуостров Халкида. За Афинскую морскую державу ратовали Фессалия, острова Лемнос, Эвбея, Киклады, Спорады, Лесбос, города Милет, Эпидамн, Кротон и Месана.

Вспыхнула жестокая война.

После кровопролитных сражений победила Спарта. Измена союзников, опрометчиво низведенных республикой до положения угнетаемых поданных, неблагоразумное пренебрежение к нуждам беднейших селян, что вызвало у них неприязнь к жителям столицы, месть рабов, бежавших двадцатитысячной толпой на сторону противника, — все это и привело афинян к разгрому. Их заставили сдать флот, кроме двенадцати сторожевых кораблей, срыть укрепления, распустить морской союз и отменить народное управление.

Война! Она причинила не только Аттике и Спарте, но и всей Элладе тысячу и сто невиданных бед. Никогда прежде греки не разрушали так много домов, не уничтожали так много людей. Вдобавок случалось землетрясение небывалой силы. То, что уцелело на полях после вражеских нашествий, выжгла засуха. Страну опустошал голод, пожирала чума. Ростовщик или хлеботорговец, нажившийся на войне, скупал землю и строил себе дворец. Бедняку же стало вовсе невмоготу. Если раньше не было нищих и никто не позорил свой род выпрашиванием подаяния, то сейчас по улицам разгромленных городов скиталась бездна людей, не имеющих денег на пропитание. Они убивали богатых и делили их имущество между собой. Элладу раздирали смуты.

Стадо передравшихся быков забывает о волке, а волк, хищный зверь, свирепо глядит на добычу сквозь чащу лавра. Так смотрели на греков их соседи македонцы.

Македония — страна утесистых гор и дремучих лесов. Люди там живут охотой, рубят сосны, занимаются пастушеством, кое-где сеют хлеб. Македонцы изъясняются на варварском языке. Их всего пятьсот тысяч, но зато они выносливы и хорошо владеют оружием. Народом, как и в Спарте, правил раньше Совет родовых вождей.

При царе Архелае македонцы стали перенимать обычаи греков; эллины строили варварам укрепления для защиты от еще более диких фракийцев, обучали их войско боевому порядку. Македония особенно возвысилась в годы царствования Филиппа Второго, — Филипп, как заложник, долго жил у фиванского полководца Эпаминонда и получил образование на греческом языке; вернувшись домой, молодой царь покорил местных князей и стал единым правителем государства. Он создал хорошее войско, захватил немало греческих поселений у Геллеспонта[1] и обратил свой ненасытный взор на Элладу.

Греки не подчинились бы власти северных дикарей, но внутри самой Эллады не было единства: горожане среднего достатка и бедняки не желали прихода македонцев, — они хотели сохранить народное управление, обычай раздач, закон об уплате жалования, неприкосновенность свободнорожденного человека; выступили против царя Филиппа и хлеботорговцы, боявшиеся потерять Геллеспонт, через который они плавали к Боспору за скифским зерном, и оружейники — война обещала им прибыль. Оратор Демосфен стал вождем народа и боролся против царя Филиппа и хлеботорговцы, боявшиеся потерять Геллеспонт, через который они плавали к Боспору за скифским зерном, и оружейники — война обещала им прибыль. Оратор Демосфен стал вождем народа и боролся против царя Филиппа; зато другие ораторы — Сократ и Эсхин, — а также толстосум Эвбул и вся шайка их приверженцев, богатых купчишек и земледельцев, подкупленных врагом, с пеной у рта кричали на площадях и перекрестках, что спасение Эллады от внутренних смут и раздоров в руках Филиппа.

Пока эллины спорили между собой, Филипп двинул войска в Беотию; под городом Херонеа произошла битва, македонцы разгромили соединения греческих войск, и Эллада признала власть македонского царя. Правда, после убийства Филиппа эллины подняли мятеж, но юный царь Александр подавил его, срыв до основания стены священных Фив. Вот уже три года, как Эллада несет на себе ярмо македонского ига.

1

Геллеспонт — ныне пролив Дарданеллы