Росмерcхольм

Брендель. Фру пасторша угадала. Время от времени я принужден вступать в борьбу за существование, давать маленькое сраженьице. Неохотно я это делаю, но... enfin!..* настоятельная необходимость...

Росмер. Дорогой господин Брендель, не позволите ли вы мне помочь вам чем-нибудь? Так или иначе - хочу я сказать...

Брендель. Ха! Такое предложение! Ты бы хотел осквернить те узы, которые связывают нас? Никогда, Йуханнес... никогда!

Росмер. Но что же вы думаете предпринять в городе? Поверьте, вам нелегко будет...

Брендель. Предоставь уж это мне, мой мальчик. Жребий брошен. Перед тобой человек, который выступает в длительный поход. Более длительный, нежели все мои прежние набеги вместе. (Ректору.) Дозволено будет спросить господина профессора, - unter uns, * - имеется ли в вашем почтенном городе сколько-нибудь приличная респектабельная и поместительная зала для сходок?

Кролл. Самая поместительная - в Союзе рабочих.

Брендель. Имеет ли господин доцент какое-либо осязательное влияние в этом, без сомнения, полезном союзе?

Кролл. Я не имею к нему никакого отношения.

Ребекка (Бренделю). Вам надо обратиться к Педеру Мортенсгору.

Брендель. Pardon, madame, - это что за идиот?

Росмер. Почему вы непременно полагаете, что он идиот?

Брендель. Разве не слышно сразу по имени, что это плебей?

Кролл. Такого ответа я не ожидал.

(*758) Брендель. Но я превозмогу себя. Делать нечего. Раз мой жизненный путь дошед теперь до поворотного пункта... Решено. Я вступлю в сношения с указанной особой... завяжу переговоры....

Росмер. Вы серьезно дошли до поворотного пункта? Брендель. Разве мой мальчик не знает, что до чего бы ни дошел Ульрик Брендель, он дошел до этого серьезно? Да, видишь ли, я хочу облечься в нового человека. Покинуть выжидательное положение, которого доселе держался.

Росмер. Как?..

Брендель. Хочу воздействовать на жизнь - сильной и деятельной рукою. Выйти на арену. Выступить. Настало время бурь, солнцеворота. И я хочу возложить свою лепту на алтарь освобождения.

Кролл. И вы?..

Брендель (ко всем). Известны ли публике более или менее подробно мои разбросанные литературные творения?

Кролл. Нет, должен откровенно признаться...

Ребекка. Я кое-что читала. У моего приемного отца они были.

Брендель. Прекрасная хозяйка дома, вы потратили ваше время даром. Потому что все это одна труха, скажу я вам.

Ребекка. Вот как?

Брендель. То, что вы читали, - да. Самых важнейших моих произведений никто не знает, никто, кроме меня самого.

Ребекка. Почему же?

Брендель. Потому что они не написаны.

Росмер. Но, дорогой господин Брендель...

Брендель. Тебе известно, Йуханнес, что я чуточку сибарит Feinschmecker. * Всегда был таков. Я люблю наслаждаться в одиночестве. Тогда я наслаждаюсь вдвойне, вдесятерне. Видишь ли, когда ко мне слетали золотые грезы творчества... окутывали меня своей дымкой... когда новые, головокружительно смелые мысли рождались в моей голове, обвевали меня своими крылами... тогда я сплетал их в поэму, в образы, картины. То есть в общих чертах, понимаешь.

Росмер. Да, да.

(*759) Брендель. И как я наслаждался на своем веку! Загадочное блаженство творчества, - в общих чертах, как я уже сказал, - одобрение, благодарность, славу, лавры - все это я загребал дрожащими от радости руками. Насыщался в своих тайных мечтах радостью, блаженством. Витал на седьмом небе!

Кролл. Гм...

Росмер. Но ничего не заносили на бумагу?

Брендель. Ни слова. Это вульгарное бумагомарание всегда возбуждало во мне тошноту. И с какой стати было мне профанировать мои собственные идеалы, когда я мог наслаждаться ими во всей их чистоте один? Но теперь приходится ими пожертвовать. Поистине, я испытываю при этом такое чувство, как мать, которая сдает своих юных дочерей с рук на руки мужьям. Но я все-таки принесу их в жертву... на алтарь освобождения. Ряд мастерски составленных лекций... Я объеду с ними всю страну!..

Ребекка (с живостью). Это будет крупная жертва, господин Брендель. Вы отдаете самое дорогое, что есть у вас.

Росмер. И единственное.

Ребекка (многозначительно глядя на Росмера). Многие ли это сделают? Дерзнут сделать!

Росмер (обмениваясь с ней взглядом). Кто знает?

Брендель. Собрание растрогано. Это проливает бальзам на мое сердце... и укрепляет волю. И засим я, следовательно, перехожу к делу... Только вот что... (Ректору.) Не скажете ли вы мне, господин наставник, имеется в городе общество трезвости? Общество абсолютной трезвости? Само собой, есть?

Кролл. Да, к вашим услугам. Я сам председатель.

Брендель. Мне так и сдавалось! Ну, в таком случае весьма возможно, что я явлюсь к вам записаться в члены - на недельку.

Кролл. Извините... мы не принимаем недельных членов.

Брендель. Ala bo

Ребекка. Не выпьете ли на дорогу, чтобы согреться?

Брендель. Чего, всемилостивейшая?

Ребекка. Чашку чаю или...

Брендель. Благодарю высокощедрую хозяйку дома. Но я неохотно пользуюсь частным гостеприимством. (Делая прощальный жест рукой.) Будьте здоровы, господа! (Дойдя до дверей, оборачивается.) Ах да, вот что!.. Йуханнес... пастор Росмер... не окажешь ли ты своему бывшему учителю одолжение ради многолетней дружбы?

Росмер. Готов, от всей души.

Брендель. Хорошо. Так одолжи мне... на день, на два... свежую крахмальную сорочку.

Росмер. Только-то?

Брендель. А то, видишь ли, я по образу пешего хождения - на этот раз. Багаж мой придет попозже.

Росмер. Хорошо, хорошо. Но, может быть, еще что?

Брендель. Да, знаешь, если бы у тебя нашелся лишний подержанный летний сюртук...

Росмер. Да, да, найдется, конечно.

Брендель. Да к нему бы еще пару приличных сапог...

Росмер. Все, все найдется. Сообщите только адрес - все будет вам выслано.

Брендель. Никоим образом! Никаких хлопот из-за меня! Я возьму эти безделицы с собой.

Росмер. Хорошо, хорошо. Так не угодно ли пожаловать наверх.