Киллер навсегда

Через минуту Сергей придвинул к себе телефон и набрал номер «убойщиков» того района, на территории которого скончался Варламов.

— Приветствую, коллега. Волгин беспокоит.

— Кто?

С опером, который поднял трубку, они виделись несколько дней назад.

— Волгин, из Северного. Помнишь, я приезжал?

— По Варламову? У вас там девку какую-то завалили?

— Локтионову.

— Ну, помню. Чего хотел? Злые дяди, державшие финишную ленточку, развернулись и стали убегать от Волгина.

— Вас некий Свешников интересует? Паша. Помнишь, мы о нем говорили, только его данных ни у кого не было.

— Минуту, — коллега прикрыл микрофон ладонью и спросил у кого-то, находившегося рядом с ним: — Вадик, нас Свешников интересует? Тот, которого установить не могли…

Ответ был Волгину не слышен, но уже через несколько секунд собеседник возвестил:

— Нас Свешников не интересует. А что?

— Он у меня. Нет желания у него в хате поковыряться? Там много чего интересного может быть.

— А самому чего, лень?

— Мне обыск не дали. Если вам подпишут, по вашему делу, я с удовольствием присоединюсь. Машина есть…

— Не в этом дело. Слышь, тебя как звать?

— Сергей.

— Серега, извини, но такая лабуда получилась… Короче, мы этого Свешникова сами установили, дней пять назад, и на обыске у него были. Ничего интересного. Я хотел тебе позвонить, но, блин, телефон твой куда-то заныкал. Уборщица, наверное, бумажку выкинула… Вспоминал, вспоминал — хоть убей, не помню, из какого ты района, и фамилия из башки вылетела. Бывает.

— Бывает, коллега. Обыск, наверное мально делали?

— Как тебе сказать…

— Понятно. Кассеты никакие не изымали?

— Кого?

— Видеокассеты.

— Нет. А зачем?

— Была одна мыслишка.

— Нет, Серега, не изымали. Но у него, их там до хрена, как сейчас помню. Ты уж прости, что так получилось. Бывает.

— Бывает.

— А второй раз мне санкцию никто не даст, сам понимаешь.

— Было бы желание… Коллега не расслышал.

— Что? Погоди минутку, ко мне тут пришли…

Волгин положил трубку.

Плохо. Все плохо, и сам виноват. Почему так?

Свешников сидел в коридоре и был все так же невозмутим. Волгин прошел мимо него в туалет, потом — обратно, встряхивая мокрыми руками. Дверь в кабинет толкнул коленом, закрывал ее тоже ногой, и закрылась она неплотно, осталась щель, через которую Свешников видел, как опер сел за стол, вытерся полосатым полотенцем и придвинул телефон.

— Але, Юра? Привет! — Волгин говорил негромко, но в здании стояла тишина, и Свешников слышал каждое слово. — Ну чего, я освободился… Ну… Да какой, к черту, обыск? У него уже делали три дня назад, все перелопатили и ни черта не нашли, так что я не поеду. Тем более что прокурор уперся, не дает мне санкции… Ага, я же от работы отстраненный. Да ну их в баню! Слышь, Юра, давай через сорок минут пересечемся, пивка попьем? Да где обычно, на Испытателей! Ты как? И у меня полтинник есть. Чтоб нализаться, нам хватит. Все, давай!

Закончив разговор, Волгин устало потер виски ладонями и посмотрел на дверь. На лице его было написано: как вы меня все задолбали!

— Свешников! — крикнул он. — Заходи! Как и следовало ожидать, последняя попытка результата не принесла. Посредник Паша на контакт не пошел.

Заехав домой; Волгин привел себя в порядок и пообедал, часик вздремнул и отправился в отделение, на территории которого проживала Татьяна: следователю потребовалось его срочно допросить.

Допрос занял немного времени. Расписавшись в протоколе, Волгин покинул следственный отдел и зашел к операм.

— Кофе будешь?

Ему налили чашку, отломили кусок сладкого батона с орешками.

Грязноватый кабинет с разнокалиберной мебелью, поставленной на баланс хозуправления году в восемьдесят пятом. На сейфах расставлена изъятая радиоаппаратура, под сейфами и в мусорных корзинах — пустые бутылки, на столах — горы бумаг, где секретные справки перемешаны с заявлениями потерпевших. На стенах — рекламный плакатик, календарь и несколько фото-роботов по громким преступлениям, имеющих с преступниками столько же сходства, сколько и портрет Председателя, написанный художником-авангардистом в телефильме «Приключения принца Флоризеля». Большое, непонятно чем оставленное пятно на стене полузакрыто картой железнодорожных дорог СССР. Сбоку от карты — листок с набранным на компьютере изречением: «Отсутствие у Вас судимости — не Ваша заслуга, а наша недоработка», приписываемым всем подряд, от Дзержинского до начальника городского УВД… В подобных кабинетах, с небольшими различиями — где-то есть компьютер и офисные столы, а где-то не хватает даже сейфов — сидит весь розыск страны, от Выборга до Владивостока.

И лица… Лица у всех одинаковые — разные, но одинаковые. Наверное, из-за взгляда.

— Чужой, я так понял, до сих пор бегает? — спросил Сергей.

— Бегает. Хрен знает, где его ловить. Несколько адресов проверили — без толку, как в воду канул…

— В воду канул другой, — вмешался еще один опер. — Стенли помнишь? Того, который нападение на твою жену организовал?

— Помню, конечно. Нашли?

— Опознали. В морге.

— Совесть замучила?

— Ага, совесть. Свернула ему шею и бросила в водоем. Не у нас, в соседнем районе. Местные до сих пор думают, возбуждать дело или попробовать на тормозах спустить. Сам понимаешь, из-за такой падлы «глухаря» себе вешать никто не спешит.

— И что мы имеем на сегодняшний день?

— Мы имеем, что нас имеют каждое утро. Извини, не в твой огород камень, других дел хватает. Брут сидит плотно, Парамошу, я так чувствую, скоро отпустят, уж больно папаша у него прыткий, знает, какие кнопки нажимать. Мы там, правда, придумали кое-чего, глядишь, Парамоша и человеком станет… Девка сидит, хотя на кой черт ее закрывать было? Чужой, как ты уже слышал, бегает. Эти двое, которые пока у нас, твердят в один голос: Стенли дал наколку, сказал, что баба обеспеченная, можно хорошо поживиться. О том, что она твоя жена, не предупреждал.

— Бывшая жена…

— Я и говорю, бывшая. Знаешь, я им почему-то верю. По-моему, действительно случайный налет… В любом случае, единственный, кто знал правду, уже ничего не скажет.

— Одно совпадение не нравится: Чужого последний раз я задерживал.

— Из совпадений вся жизнь состоит… Время незаметно подбиралось к пяти. Один из оперов достал литровую бутылку виски, водрузил на середину стола:

— Есть два предложения: первое и второе. Запирайте дверь.

— Не рано начинаем?

— Мы ж не всё. По чуть-чуть, и хватит. Плохо, закуски нет. Серега, ты как?

— Не, я пас. У меня люди вызваны, надо двигать, — Волгин встал.

— Ну, пятьдесят-то грамм никому не мешали. — Одной рукой скручивая пробку, опер достал из тумбочки стопку одноразовых пластмассовых стаканчиков. — Давай, за единение. Нам тоже вечером работать…

Приемное время в больнице давно закончилось, но купюра с портретом американского президента, как всегда, решила вопрос, и Лену Шарову к Хмарову пустили. В палате она пробыла недолго, выйдя на улицу, быстро осмотрелась и уверенно направилась к черной «тойоте лэндкрузер», с включенными фарами стоявшей посредине парковочной площадки.

Валет сидел за рулем. Филин, как всегда, расположился на заднем сиденье, за креслом водителя. Негромко играла магнитола, любимый Филином Coco Павлиашвили пел про охватившую его весной «парануйю».

Лена села рядом с Валетом, и тот, не дожидаясь команды, выехал со стоянки. Остановился через несколько кварталов в темном месте, выключил двигатель.

— Погуляй, — распорядился старший. Валет покинул джип, справил нужду и принялся вышагивать вперед-назад по тротуару, приглядывая за окрестностями.

— Хорошая погода. Тепло, — сказал Филин, глядя через окно на расписанную «графитчиками» фабричную стену.

Выглядел Филин очень импозантно. Лет тридцати пяти, высокого роста и крепкого сложения, с мужественным лицом, украшением которого служили трижды переломанный нос и шрам на подбородке. Русоволосый и слегка лохматый, со «шкиперской» бородкой, он был одет в дорогущий черный костюм и белую косоворотку с бриллиантовой заколкой, в руках перебирал янтарные четки. Говорил тихо, с большими паузами между словами: