Киллер навсегда

— Господи! — До участкового, впервые попавшего в переделку, только сейчас дошло, чем могла кончиться погоня за казенным имуществом. — Твою мать, он же мог…

Жена начальника впустила их без разговоров. Участковый, которого от пережитого стресса пробила икота, хотел помочь Волгину, но Сергей, руководствуясь проверенным правилом: лучше действовать в одиночку, чем с неизвестным напарником, — его отстранил. Сам себя не подведешь, а если и подведешь, то пожалеть об этом не успеешь, в то время как дилетант за спиной — потенциальная причина больших и малых бед, переживать которые будешь до конца жизни либо в инвалидной коляске, либо на его могиле.

— Вот, табуреточку возьмите, — спохватилась хозяйка, когда опер уже перемахнул подоконник и стоял на козырьке.

— Спасибо, не надо…

— Надо было броник надеть, — посетовал участковый.

Сергей отмахнулся. При выстреле в упор легкая «кора» не удержит картечь, а вот помешать, когда потребуются скорость и точность движений, может серьезно.

Все закончилось очень быстро. Ангелов прозевал появление Волгина, и, когда попытался в очередной раз прицелиться, опер был уже рядом, вцепился в ствол обеими руками, дернул на себя и в сторону, потом толкнул обратно, целясь прикладом в морду. В последний момент Ангелов успел нажать на спуск, в результате чего и получил в лоб с удвоенной силой. Картечь ушла в облака, стрелок опрокинулся на спину, а Волгин поскользнулся и невыносимо долгое мгновение балансировал на краю козырька, глядя на замершие фигуры коллег внизу. Устоял и, под общий вздох облегчения, влетел в комнату. Ангелов лежал не шевелясь, но Сергей, мысленно уже переживший свое падение, дважды от души долбанул его ногой в подбородок. Лежачих не бьют? Бьют — те, кто стоят, тоже ведь люди.

Сергей обошел квартиру и, никого больше не обнаружив, вернулся в комнату, где надел на задержанного наручники. В дверь давно уже стучали, но Сергей сначала тщательно отряхнул брюки и только потом открыл многочисленные замки.

Ворвались Бешеный Бык в бронежилете и с пистолетом в вытянутых руках, постовые с автоматами, участковый без фуражки, районное и городское начальство с большими звездами на погонах: всем было интересно.

— Живой, бродяга? — Катышев пытался похлопать Волгина по плечу, но тот увернулся, прошел на кухню и, сев к столу, закурил сигарету. Вошли начальник районного штаба и полковник из главка, которым срочно потребовалось что-то обсудить. Сергей закрыл глаза и на несколько минут, кажется, задремал.

Ангелова увезли, начался осмотр места происшествия и опрос свидетелей. Из руководства остался лишь Катышев, который метался между квартирой и улицей, стараясь озадачить каждого подвернувшегося сотрудника. Его голос слышался со всех сторон:

— Пройдись по той лестнице… Перепиши номера машин — вечером всех опросим… Вы двое — бегом в магазин…

В какой-то момент он залетел в кухню, увидев бездействующего опера, открыл было рот, чтобы и его отправить кого-нибудь допросить, но одумался и сказал другое. Самое, на его взгляд, важное:

— Видал, Григорьев из главка?

— И что теперь?

— Сказал, все в приказ попадем!

— Все?

— А ты как хотел, один? Мы сильны коллективом!

— Нет, Василич, мне в приказ нельзя. У меня выговор висит. Не снятый.

— Не переживай. Сейчас его и снимем досрочно.

Сергей представил, как будет выглядеть приказ о поощрении. Поощрят не менее двадцати человек, героически ловивших Ангелова, начиная с первого заместителя начальника главка, а вот про самого Волгина могут и забыть. Не то чтобы очень хотелось — но противно. Хотя и привычно.

— Поеду я, Василич, в отдел.

— Давай. Можешь сто грамм принять, для снятия стресса. Я разрешаю.

— Ну, спасибо, отец родной.

Катышев оглянулся на дверь, убедился, что никто вольности подчиненного не слышал, вздохнул и испарился. Но уехать Сергей не успел — давешний участковый перехватил его в коридоре и доложил:

— Там, в соседнем подъезде, старушка одна любопытная есть. Не хотите поговорить?

— Вообще-то я неразговорчив. Есть о чем?

— Она подозревает убийство.

Старушка звалась Анной Ивановной. Ее уже опрашивал Катышев, прознавший о проблеме невесть как. То ли сам замолотил «мокруху», то ли бросил в карман участковому пару «жучков». Поигрывая радиотелефоном, он нависал над сидевшей за столом бабушкой, занимая собой ровно треть объема малогабаритной кухни. Под его начальственным взором Анна Ивановна робела и была уже не рада, что связалась с милицией.

— Инна ее зовут, Валерьевна, кажется. Фамилию подзабыла. Муж у ей в фирме работает, с машинами. В командировки часто ездит. А она, как только он за ворота, мужиков всяких в дом тянет. Уж сколько их прошло всяких! И белых, и… черных. Один раз, представьте, даже негр был.

ББ шевельнул бровями, подумал и уточнил:

— Кавказец?

— Да нет, черный!

— Ага.

— Сегодня среда? — продолжала Анна Ивановна. — Так вот, муж у ей в субботу уехал. В командировку опять, значит. Он всегда с одним и тем же чемоданом ездит. В тот вечер тишина была. А в воскресенье уже всю ночь гуляли, я пять раз вставала корвалол пить — здесь же такая слышимость! И в понедельник шумели, но недолго. До часу, наверное. А потом — тишина. Нехорошая такая тишина. Я забеспокоилась, к окну подошла. И что же я вижу?

— Что? — напрягся ББ.

— У Инны в квартире, значит, дверь как хлопнет! Железная у них дверь. А потом из подъезда во двор парень выбегает. Выскакивает, значит, и к машине своей. Машина рядом стояла, белая такая. Я и раньше ее много раз видела. Бежит, а сам все на Инкины окна оглядывается, и лицо у него — белое… Может, чайку вам поставить?

— На службе не употребляем. С воскресенья, получается, вы Инну не видели.

— Не видела. И в воскресенье не видела. И в субботу, кажется, тоже. Но так и тишина с тех пор! Ни одного звука.

— Звонить туда не пробовали?

— Нет, зачем? Сами пробуйте.

— Давайте. — Под диктовку Анны Ивановны Катышев принялся нажимать попискивающие кнопки радиотелефона. Потянулись гудки…

— Все равно я бы услышала, если бы дверь открывали…

— Тише! Да, в натуре, никто не отвечает. У вас ключей от их квартиры случайно нет?

— Откуда? Никогда мне не оставляли. У сестры ейной, может, и есть.

— Сестра?

— Да, Лариса. Она иногда заезжала.

— А про любовников ее муж знал?

— Эдуард Анатольевич-то? Догадывался, наверное. Но сталкиваться им, например, не приходилось. Может, и прощал. Видно было, как он ее любит.

— Окна не смотрели? Закрыты? Лейтенант, проверь! По жизни вскрывать квартиру у вас оснований пока нет. Надо искать родственников.

— По жизни-то основания как раз есть, — заметил Волгин. — Их по закону нет.

— Надо искать родственников, — Катышев задумчиво постучал радиотелефоном по столу. — Или ждать, пока муж вернется. Не замечали, он надолго у нас пропадал?

— Дней на пять, на неделю.

— Значит, скоро появится… Ну, что там, лейтенант?

— Все закрыто. Ничего не видать. Но свет, кажется, горит.

— Вот! — Анна Ивановна перекрестилась. — А что я говорю? Надо техника звать. Там дверь такая, что вам не сломать будет.

Катышев хмыкнул и передернул плечами.

— Пошли, глянем. Глядели все вчетвером.

— Да, конкретно сработано, — уважительно протянул ББ, бухая кулаком по стальной, выкрашенной шаровой краской двери, более уместной в хранилищах форта Нокса, чем на лестничной площадке в российской глубинке. А может, и наоборот…

Участковый протиснулся вперед, присел перед замочной скважиной, втянул носом воздух.

— Что там, лейтенант?

— Показалось.

На звонки, как и следовало ожидать, никто не отозвался. Катышев хотел вернуться к соседке, чтобы сесть и подумать, когда Волгин потрогал ручку. Она неожиданно легко повернулась, а вслед за тем лязгнула, опускаясь, вертикальная запорная планка, и дверь начала открываться.

— О-па, не заперто, — удивился лейтенант, а в руке у ББ мгновенно оказался радиотелефон с воинственно торчащей антенной. Чертыхнувшись, он сменил «трубку» на пистолет и двинулся вслед за Волгиным, уже вошедшим в квартиру.