Хождение в Москву

Даже теперь, когда стройка завершалась, не смолкают голоса тех, кто убежден в том, что монумент, задуманный при жизни Сталина и Хрущева не нужен демократической России Ельцина. Но сегодня особенно становится очевидно: памятник Победы следовало создать не только из чувства патриотизма и благодарности к подвигу предков, как это принято во всем мире. Мемориал на Поклонной горе нужен нам, современникам, нашим детям, чтобы противостоять наступающей со всех сторон неправде о минувшей войне, чтобы потомки умерших ветеранов могли жить не во лжи. Для этого необходим столь значительный музей, собравший в залах и хранилищах миллионы экспонатов, память о минувшей войне: документы, оружие, боеприпасы, обмундирование, книги, картины, рукописи, письма, листовки и плакаты, наши и германские, всю правду, какая бы горькая она ни была.

Мало кто верил, что к Маю 1995 года, пятидесятилетию Победы, Поклонная гора станет местом встречи глав государств и правительств мира, что мимо памятника Победы пройдут парадным строем войска, пролетят в небе самолеты. Но это произошло. И если в труднейших условиях промышленного спада, инфляции и других бед, выпавших на долю страны, у нее нашлись силы довести дело до конца, начатое десятки лет тому назад, при прежнем строе, в сравнительно благоприятные годы, то это говорит о том, что Россия выстоит, победит и в тех испытаниях, какие выпали на долю в конце XX века.

ВИД НА МОСКВУ С ХРАМА ХРИСТА

Теперь очевидно: все утверждения, что якобы в старой Москве существовал царский запрет ничего не строить выше колокольни Ивана Великого, относятся к легендам.

Выше кремлевского великана была колокольня Андроникова монастыря, выше поднималась и другая - Симонова монастыря. "Его высокая колокольня около 90 метров, построенная в 1835-1839 годы по проекту николаевского любимца Тона, видна издалека", - писал в 1924 году В. Никольский в изданной Брокгаузом и Эфроном книжке "Старая Москва". Нет их давно в силуэте города, сломали колокольни в те же лихие сталинские годы, когда взорвали храм Христа. Теперь верю, и эти исчезнувшие доминанты опять встанут над Москвой, потому что на Волхонке сияют золотые купола самого высокого собора Русской Православной Церкви.

Да, светят, горят ярким огнем в ясную погоду, оправдывая давние определения Москвы - златоглавая, золотая. Последний эпитет трижды повторяется в строчках недавно принятого гимна города в словах: "Дорогая моя столица, золотая моя Москва".

Спешу успокоить ревнителей народной копейки, золота на воссозданных куполах сравнительно мало, всего двенадцать килограммов. В прошлом веке на их позолоту пошло свыше 400 килограммов высокопробного золота, точнее 25 пудов 31 фунт и 47 золотников. Этот золотой дождь сыпался на медную кровлю громадных луковиц площадью свыше трех тысяч квадратных метров. Как пишет историк П. Лопатин, "рабочие стояли у горнов, ворочая листы меди и растирая по ним золотистую амальгаму для купола храма". Им приходилось дышать парами ртути, процесс был вредный для здоровья людей.

Нет сегодня на куполах ни медных листов, ни пудов золота, потому что в конце XX века есть высокие технологии, новейшие методы, позволяющие вызвать золотое сияние, но без горнов, медных листов, ртути и амальгамы.

Летом прошлого года патриарху Московскому и всея Руси показали на Волхонке золотистые листы, предложенные уральским заводом военно-промышленного комплекса. В тот же день шеф банка "Столичный" прилюдно передал святейшему слитки золота для храма. Оно пойдет на его украшение, но не на купола, потому что выбор сделан в пользу новейшей технологии. Не только потому, что экономится масса золота. Золотые листы способны сиять в небе полвека, в то время как купола, покрытые сусальным золотом, выдерживают срок в три раза меньший. Через пятнадцать лет в лучшем случае их снова требуется оклеивать тончайшими золотыми листочками.

Я провел рукой по тонкому (0,5 миллиметра) стальному гибкому листу такого же цвета, как мое обручальное кольцо. На уральском заводе этот раскатанный металл покрыли нитридом титана, потом на него таким же способом, как мне сказали, на "молекулярном уровне", нанесли, распылив, золотой слой, превративший купола храма Христа в пять солнц в московском небе.

Куда теперь ни пойдешь, видишь неожиданно храм, и самому можно убедиться, насколько несправедливы были оценки, выставлявшиеся этому архитектурному колоссу в минувшем XIX веке, после того как закончилось строительство, длившееся три царствования, насколько необъективны были критики, зачислившие здание в разряд таких, какими Москва могла бы и пренебречь.

Автор упомянутой мною книжки В. Никольский писал: "Ярким образцом тоновского стиля служит московский храм Спасителя (1839-1881). Это русифицированный Исаакиевский собор, гораздо более холодный и мертвый, чем его петербургский образец. Ни Византии, ни древней Руси здесь нет и следов".

В книге, представлявшейся "Бедеккером по Москве", выпущенной солидным издательством Сабашниковых в 1917 году под редакцией либерального профессора Н. Гейнике и трех его коллег, утверждается, что Константин Тон не выказал достаточного таланта, здание не поражает ни величественностью, ни стройностью линий, более того, холодом веет от его высоких, преднамеренно гладких стен.

Поэт и художник Тарас Шевченко, воспитанник Петербургской академии художеств, также метнул стрелу в голову нового кафедрального собора:

"Храм Спаса вообще, а главное купол в особенности, безобразен. Крайне неудачное громадное произведение. Точно толстая купчиха в золотом повойнике остановилась напоказ посреди белокаменной".

Для чего цитирую эти давние мнения? Не для того, чтобы показать, как ошибались многие люди, своими приговорами поспособствовавшие разбойникам с большой политической дороги, тем, кто подписал смертный приговор храму в 1931 году. На нем стоят подписи Сталина, Молотова, Орджоникидзе, Кагановича, Булганина...

Меня волнует другое. Почему так расходится реальность с ее отражением в зеркале, присвоившим себе право называться общественным мнением? Что это за такое кривое зеркало, долговечнее каменных храмов, почему не разбивается оно вдребезги ни в эпоху царизма, когда храмы строили, ни при тоталитаризме, когда их взрывали, ни во время демократии, когда те же храмы собирают по кирпичу?

Отчего большой мастер Константин Тон заслужил столь суровые приговоры? Его сооружения, не только храм, непременно представлялись бездарными творениями, в то время как всем известный созданный им восхитительный Георгиевский зал Большого Кремлевского дворца, да и сам дворец вызывают при посещении чувства, какие способны пробуждать только произведения истинного искусства. Кто их видел, со мной согласится.

Вскоре собор распишут, отделают мрамором из Саян по проекту Тона внутри и снаружи. Но и сегодня ясно, что сравнивать храм нельзя было с купчихой, хотя бы потому, что пять глав нет ни у кого из людей. Сравнивать можно было со строем сказочных богатырей в золоченых шлемах, с крепостью из пяти башен, возвышающихся над всем городом. Это и делали любившие Москву писатели, такие, как Петр Боборыкин, лучше всех знавший город.

"Храм Спаса занял теперь особое положение в панораме Москвы... Едва ли есть в Западной Европе хоть один храм, который бы стоял на столь близком расстоянии так выгодно и красиво, как храм Христа".

И в наши дни есть знатоки, с ним солидарные. Один из них, Е. Кириченко, много лет исследовала историю собора и выпустила замечательную книгу "Храм Христа Спасителя в Москве" еще до того, как правительство Москвы решило его воскресить.

Другой знаток напечатал на днях такой отзыв:

"Похоже, что восстановление храма Христа Спасителя против всяких ожиданий может стать градостроительной удачей. Когда идешь по Театральной площади или даже по Бородинскому мосту, вдалеке возникает купол собора, и чувствуешь, как он притягивает к себе город, неизбежно становится его символом. Мысль о продолжительности истории, о преемственности времен все в большей степени начинает управлять центром Москвы..."