Скрипка синьора Орланди

Спустив воду, Володя вернулся в круглую комнату, где Решетов уже стоял со скрипкой и подкручивал колки, настраивая её. С благородным инструментом в руках он выглядел ещё более неказисто, невзрачно - до того нелепо смотрелась скрипка в его руках! Володя почти ничего не слышал, но по его губам и по жестам Решетова он догадался, что тот предлагает ему усесться на стул, который был выставлен на середину комнаты. Так он и сделал. Сидел он с нарочито глупым лицом, желая полностью уверить коллекционера в том, что никаких тайных планов не имеет, да и вообще очень сомневается в особых способностях инструмента. Но вот Решетов, произнеся ещё несколько фраз, на которые Володя отреагировал кивками головы и ещё более глупой улыбкой, поднес скрипку к подбородку и стал водить смычком.

Володя музыку слышал, она долетала до него через плотную восковую преграду, но мальчик различил мелодию. Он, признаться, никогда не слышал её раньше, и она внезапно захватила его и очаровала. "Я обязательно узнаю, что это за соната! - с восторгом думал Володя. - Разве рок может сравниться с этой дивной, божественной музыкой?! Боже, как я люблю эту музыку!"

Его сознание стало обволакиваться каким-то туманом, во рту появился металлический привкус. Володя понимал, что инфразвук проникает сквозь его тело, хоть он почти и не слышит скрипки. "Упасть в обморок мне никак нельзя! - сказал себе Володя твердо. - Иначе все насмарку! Я могу лишь притвориться потерявшим сознание. Ну, садист, смотри, ты уже добился своего!"

Он покачнулся на стуле, схватился обеими руками за уши, стал что-то стонать, просить остановить игру. Мельком взглядывая на коллекционера, он видел, что тот продолжает играть и улыбается, выставляя напоказ свои отвратительные острые зубы. И вот уже Володя повалился на пол, стараясь упасть так, чтобы не больно ушибиться. Сквозь воск он уже не слышал ничего, и он понял, что Решетов кончил играть.

Володя нарочно упал так, чтобы была видна большая часть комнаты. Сквозь неплотно закрытые веки он видел, что хозяин вначале сел на диван, положив скрипку рядом с собой. Посидев и посмотрев в сторону Володи с каким-то умиленным выражением лица, он вдруг поднялся и вышел в коридор. Медлить было нельзя, и Володя, как ванька-встанька, вскочил на ноги, метнулся к скрипке и бросился с нею в коридор, очень надеясь на то, что коллекционера там не будет. Он схватился рукой за один замок - открыл его, за другой, но тут даже сквозь восковые пробки пробилось язвительное:

- Ах, какие мы, оказывается, притворщики! Ха-ха-ха!

Володя повернулся. Решетов уже не смеялся, а смотрел на него с ненавистью, протягивая вперед руку:

- Ну, отдай же мне её, отдай. Это не твоя вещь. Я заплатил за неё деньги! Отдай, будь благоразумным!

Медленно мужчина наступал на Володю, и в глазах его, линялых и рыбьих, мальчик прочел себе приговор. Можно было, конечно, признав неудачу, бросить ему скрипку, пообещать принести чертеж, но бегущие из зала мужчины и женщины, старики и дети, падающие в обморок, доведенные до истерики и инфаркта, вспомнились Володе, будто он увидел их в этих стеклянных глазах.

Молнией он метнулся в комнату, пока не зная, что в этом дурацком помещении без углов может помочь ему. Здесь царил полумрак, только на столе дрожали огоньки трех горящих в подсвечнике свечей. Бросившись к окну, где стоял мольберт и небольшой столик с палитрой, кистями и красками, Володя увидел бутылку, на которой четкими буквами было написано: "растворитель".

Мозг работал удивительно ясно и спокойно - просто Володя ничего не боялся, даже нападения этого безумца. Таким его сделало то происшествие на лестнице... Он схватил бутылку с растворителем, понимая, что, если не сделает того, что задумал, скрипка навсегда останется у Решетова. Двух секунд хватило Володе на то, чтобы поднести скрипку к радиатору батареи центрального отопления, а другой ударить бутылкой по той же батарее сверху. Пахучая жидкость, осколки стекла пролились на скрипку, облив и Володину руку. Две другие секунды были потрачены мальчиком на то, чтобы подскочить к подсвечнику и сунуть корпус скрипки прямо в пламя.

- Не надо-о! - заорал Решетов, протягивая вперед руки со скрюченными пальцами, но в одно мгновение скрипка превратилась в факел, гудящий и яркий.

- Я убью тебя! - потрясая руками, закричал коллекционер, и Володя сквозь воск расслышал его угрозу.

Схватив со стола нож с длинным и узким лезвием, служившим, наверное, для резки хлеба, коллекционер стал подходить к Володе. Несбывшиеся надежды, ненависть ко всему миру, к тому, кто лишил его власти над людьми, отчетливо отразились сейчас в его перекошенном лице. Размахивая перед лицом коллекционера факелом, Володя пытался выйти из комнаты. Дважды Решетов почти дотянулся до Володи ножом, но с криком отдергивал обожженную руку. Пятясь, приблизился Володя к двери, все ещё размахивая горящей скрипкой синьора Орланди. Не отрывая глаз от коллекционера, он левой рукой стал нащупывать не открывшийся в прошлый раз замок. Третьего замка на двери не было. Скрипка горела уже не так ярко, как прежде. Растворитель выгорел, и теперь пылало лишь дерево. Погасни оно, нож Решетова достал бы Володю.

...Он буквально вывалился на площадку, потому что дверь открылась неожиданно. Вопль разочарования, тоски и злобы пронзил тишину лестничной клетки, но Володя уже бежал вниз, не обращая внимания на то, что держал за гриф обугленные останки инструмента колдуна Орланди. Лишь на улице он почувствовал, что в его руке что-то зажато. Взглянул - и бросил обгоревший труп страшной скрипки у входа в подъезд, а потом быстро пошел к троллейбусной остановке. В его голове все пел, надрывно и томно, прекрасный, но очень печальный мотив услышанной в башне сонаты.

"Что-то знакомое, только никак не вспомнить, - с болью подумал Володя. - Нужно обязательно узнать, что это за соната. Мама, наверное, знает..."

* * *

Когда Вероника Мефодьевна увидела Володю в архиве, то вскинула вверх свои тонкие желтые руки и прогудела:

- Ах, это так нобиле, так нобиле, что значит "благородно"! Как благородно, что ты пришел навестить меня, Володя! Не хочешь ли позаниматься документами?

- Очень хочу, - сказал Володя и развязал тесемки принесенной с собой папки. Конверт из вощеной, чуть желтоватой бумаги лег на стол перед Вероникой Мефодьевной.

- Это что такое? - даже испугалась женщина, но Володя сразу услышал в её восклицании игру и притворство.

- Письмо и чертеж. Я украл их из вашего архива, но они были мне очень нужны...

- О, для чего нужны, не рассказывай. Мне это неинтересно. А впрочем, как-нибудь с удовольствием выслушаю, что с тобой происходило все это время. Ну что... нашел скрипку? - спросила она совсем уж приглушенным голосом.

- Нашел, - кивнул Володя, - но я... сжег её. Так было нужно. Иначе ею воспользовались бы... не по назначению. Я знаю, вы читали это письмо и знали о том, что оно пропало.

Женщина сделала вид, что сердится:

- Ну, читала ли я его или нет - не твое дело. Главное - ты принес его назад. Впрочем, я и не сомневалась в этом. Ты ведь чудесный мальчик, умный, но немного... того...

Она покрутила в воздухе рукой, и Володя не понял, что она имела в виду, поднялся, собираясь идти, а Вероника Мефодьевна будто вспомнила:

- Ах да! Скрипку-то нашли!

- Как нашли? - чуть не лишился языка Володя.

- А так - в фондах! Не пропавшую скрипку, конечно, а другую, ей взамен. Повесили на место и даже прилепили старую этикетку - скрипка Страдивари, великого итальянского мастера. Если и её украдут, то разыщут другую, да и повесят на прежнее место, такие, Володя, нынче времена. - И женщина вздохнула.

Володя легонько пожал её сухую в морщинах руку, а потом, быстро нагнувшись, поцеловал её и побежал наверх. На душе было легко и очень-очень адажио.