Оживление

И вот уже я скачу на лошади рядом с прекрасной дамой вдоль Ленинградского проспекта, ветер раздувает волосы и платье, ноги дрожат, мимо проносятся фонари и деревья, и все ближе мост через пути рядом с Белорусским вокзалом. На улице нет ни души, и только какой-то грязный бомж неожиданно отделяется от чугунной ограды моста и бросается нам навстречу. Лишь бы он не испачкал мой фрак. От них всегда так ужасно воняет, и герцогине это будет неприятно.

Они выехали из-за деревьев и стремительно приближались к мосту. Шлейф ее длинного платья развевался за нею на несколько метров, ее черные волосы сливались с лошадиной гривой. Она летела вперед, но лошадь двигалась в каком-то замедленном темпе. Рядом ехал какой-то придурок в длинном фраке. Выждав еще мгновение, я бросился им наперерез. Дальше все произошло так быстро, что я не понимал, что делаю.

Она заметила меня, но останавливаться не собиралась, поравнявшись со мной, она вдруг выхватила небольшую плетку и ударила меня по лицу. Я вскрикнул от боли, она уже уходила вперед, к Маяковскому, но ее спутник еще был рядом, я успел ухватиться за уздечку его коня, столкнул всадника с лошади и вскочил как Гойко Митич в седло на его место. Горячая кровь заливала мне лицо, левый глаз ничего не видел, но впереди раздавался цокот копыт ее лошади, я пришпорил своего коня и понесся за ней. Она даже не оглянулась и неслась все дальше и дальше.

А Вы участвовали когда-нибудь в гонках по ночной Москве? Когда я буду губернатором города, в первую же ночь с субботы на воскресение устрою торжественные скачки по улицам Москвы. Зрители должны будут стоять на тротуарах со свечками и фонариками. Факелами пользоваться нельзя - это напоминает фашизм. Всю рекламу на время скачек отключим, она не будет сочетаться с благородным духом старинных состязаний. Про маршрут надо еще подумать, а вот форма одежды может быть только маскарадная, и ни в коем случае не спортивная. При чем тут спорт? Это будет скорее духовно-историческая процессия, или скачки за девушками. Да, именно скачки за девушками - это прекрасно и возвышенно. Всадник, поймающий беглянку, объявляется ее рыцарем на весь год до следующего заезда. Это приведет к развитию и подъему наших конных заводов, так незаслуженно забытых в это тяжелое время. Подымится также производительность труда, увеличится рождаемость и понизится смертность. Люди объединятся вокруг скачек, рыцари будут выбирать короля, и здоровый дух раннего средневековья воцарится над пошлой купеческой Москвой.

У Маяковского она свернула направо и поскакала по Садовому кольцу. Нас разделяло всего несколько десятков метров, но останавливаться сейчас нельзя она легко могла бы укрыться в переулках около Патриарших прудов. Пока я не думал, что буду делать с ней дальше, лишь жажда погони иссушала мое горло и голову. Вряд ли она готовит мне новую ловушку, с меня уже взять нечего, скорее, мой новый богатый соперник, которого я скинул у Горького, должен был стать очередной жертвой подземных козней. Зачем только она меня ударила плеткой? Наверное, решила, что я - какой-нибудь пьяный бродяга с вокзала. Неужели она меня все-таки не узнала? Придется теперь прикинуться маньяком, насильником или вором. Вид у меня теперь подходящий, и, пользуясь этим преимуществом, я мог бы многое узнать у нее. Возьму вот и придушу ее для начала, или укушу ее за грудь.

Она неслась впереди, шлейф вытянулся почти горизонтально и повторял в воздухе ее плавную траекторию. Вдруг ее прозрачная косынка отделяется от нее и повисает на мгновение в воздухе. Я успеваю поймать ее на лету. Левый глаз ничего не видел, и я приложил косынку к ране, чтобы остановить кровь.

На Смоленской площади она чуть замедлила ход, оглянулась, и снова погнала лошадь вперед, к Парку Культуры. Вокруг никого не было, и даже на освещенном Арбате было тихо, как никогда. Куда она направляется на этот раз? Хорошо, что не на кладбище, а то там ее покойные покровители опять дадут мне яду или засунут в деревянный ящик.

В школе я занимался лыжным спортом. Нас гоняли по десятикилометровому кругу в любую погоду. Зимой рано темнело, и гонки происходили в серебристом свете уличных фонарей, стоявших вдоль дорожек парка. В нашей секции было несколько девочек моего возраста, и больше всего мне нравилось, когда одна из них, Марта, оказывалась впереди меня на лыжне. Эти преследования сквозь сверкающий иней, шипящий снег и черные круги в голове от усталости и отравления кислородом на всю жизнь отпечаталось в моей бедной памяти, но главным, конечно, были ее синие рейтузы, обтягивающие прекрасные ножки, вызывающие у меня прилив сил и второе дыхание. Я шел за ней полчаса, и, наконец, измученный видом ее фигуры, обгонял ее на ходу, ударяя по ее напряженной попе. Она пыталась в ответ ударить меня палкой, но было уже поздно, впереди стоял тренер и следил, как мы скользим и отталкиваемся. Я разгонялся, делал рывок, мимо проносился тренер, позади оставалась Марта, еще несколько минут, и все силы кончались. Это были самые лучшие гонки в моей жизни, такие легкие и романтичные, как все в школе. Цель была так близка, кругла и упруга, радость от ее достижения так проста и естественна, и, главное, тренировки проходили три раза в неделю, иногда бывали соревнования, иногда даже в секцию приходили другие девушки с прекрасными фигурами, синими глазами и хвостиками, торчащими из-под лыжных шапочек. Через год я бросил секцию, так и не поговорив, к счастью, с Мартой ни разу.

Может, она скачет к Донскому монастырю, там тоже есть кладбище, значит, пока не поздно, надо догнать ее раньше, около Крымского моста. И когда между нами оставалось всего несколько метров, когда стук копыт уже отражался от чугунной ограды и справа показалось колесо обозрения, она вдруг резко свернула вправо, ее лошадь легко перемахнула через барьер и через несколько секунд послышался плеск черной воды. Вот вам и нечистая сила! Тут уже я не стал изображать из себя Гойко Митича, а добрался до лестницы, соскочил с коня и скорее спустился вниз пешочком. Ей-то все равно, кровь-то, наверное, у нее холодная, да и разбиться можно. В темноте у берега белый шлейф ее платья развернулся по свинцовым волнам Москвы-реки. Она молча плыла к берегу. Я протянул ей руку со ступенек, спускающихся прямо к воде. Все-таки жалко девушку, хоть она и ведьма. Я даже не подумал о том, что она может утащить меня на дно как русалка. Выбравшись на ступеньки, она отцепила тяжелый шлейф и осталась в одном платье, с которого стекали ручьи черной воды. Ее лошади не было видно и слышно, ну прямо как испарилась куда-то. А может, ее и не было?