Избранник

волосы, видит ее лицо - более отчетливо, более резко, чем обычно; свет режет ему глаза, ему больно смотреть, и он глаза закрывает.

Он закрывает глаза - она поворачивается к нему: после того, как Валера что-то тихо говорит ей, она поворачивается и подходит... Она садится на постель; глаза ее внимательно смотрят на больного. - "Вы ему кто, брат?" "Нет, приятель". - "Вы врач? - "Да."

- Какая была с р а з у температура, когда это началось?

- Тридцать восемь и девять.

- Так, измерим температуру. - Ее глаза внимательно смотрят на Сергея, а руки готовы для совершения необходимых манипуляций.

Термометр поставлен; врач "Скорой помощи" сидит на стуле и не двигается; в комнате стоит почти полная тишина, но в воздухе словно присутствует особый звук - звук болезни, звук напряженно-мучительного д л е н и я, звук натянутой струны, физического ощущения боли и чего-то с о в е р ш а ю щ е г о с я, что указывает на степень серьезности того, что именно происходит.

- Так... посмотрим... Да, температура высокая... - Валера незаметно оказывается за спиной женщины-врача, и смотрит на градусник.

Она замечает это и как-то неожиданно и резко поворачивается к нему.

- Ну, что вы, как врач, скажете?

- Не знаю. - Лицо Валеры принимает землистый оттенок; ему не удается казаться спокойным. Пальцы его правой руки в кармане до боли впились в ткань.

- Вы делали болеутоляющее? - Валера неопределенно кивает, что может означать и "да", и "нет".

- Ну, что ж, послушаем сердце... - Она достает трубку и приставляет к груди больного.

- Дышите. Так... Еще, еще... Еще!.. Ну, что казать? Нужно его срочно госпитализировать.

- Что бы вы на моем месте?.. - Валера молчит.

- Вы слышали мой вопрос?

- Да, я слышал. Больной в полном сознании, и он сам должен решить, ехать ли ему в больницу. Никто не имеет права его силой туда доставить...

- Разумеется... Но я думаю, что здесь нет никакого сомнения в том, что больному требуется срочная госпитализация. Его надо немедленно в больницу. Вы согласны? Понимаете это?

- Да, да, понимаю.

- Вы поднимитесь сами? Вы в состоянии подняться? Вы сможете в машину?

- я.. я... никуда не поеду...

- Вам нужно немедленно в больницу!

- ...не...все ли равно... Какая разница, где умирать? Я хочу умереть здесь...

- Что вы хороните себя заранее? Вы будете жить еще сто лет. Нужно постараться встать, мы вас отвезем, и там вас будут лечить. А тут - что вы будете лежать? Ни анализов, как следует, ...ни лечить вас, как следует, невозможно... Ну, нужно одеться и поехать с нами... Ну, давайте же.

- Никуда я не поеду... Делайте мне обезболивающее. Ну, сделайте что-нибудь, чтобы унять эту боль... Если бы вы знали...

- Ну, что делать с этим больным? Я первый раз вижу такого!

- Валера!.. Есть ли у меня шанс? Скажи! М о г у ли я?!

- Это...очень трудно решить... - Лоб Валеры покрывается капельками пота.

- Дело в том, что... в общем, не знаю. Могу только...

- Что это за разговоры такие?! Что, в больницу - это так страшно? Как будто больница - это неизвестно что... Всех лечим и никого не убиваем. Я говорю, что надо ехать в больницу, потому что знаю, что именно там в состоянии оказать нужную помощь, дать все необходимое лечение. В таком состоянии...

- Сережа! Боюсь, что у нас просто нет иного выхода. Это очень серьезно. Ты должен сам чувствовать, каково твое состояние. Но сделать тут действительно ничего нельзя. И лечить тебя в домашних условиях, откровенно говоря, невозможно. Мы можем только надеяться, надеяться со всей силы...

В наступившей тишине слышно только тяжелое дыхание Кини.

Врач из "Скорой помощи" делает Сергею укол.

- Ладно...Хорошо...Я ... поеду... Может быть... это последний шанс. Надо использовать его. Использовать. Последний шанс... Ладно... Так получалось... Не волнуйтесь, ребята... Ничего не поделать... Я сам принял решение. Валера! Я попробую встать... И поеду.

Сергей сел на постели, и Валера помогает ему одеться. Врач из "Скорой помощи" ждет. Она стоит, облокотившись на косяк двери, и наблюдает. За окном зажигаются все новые и новые огни близлежащих домов.

И вот Сергей стоит, уже полностью одетый, и Киня с Валерой поддерживают его. Сергей окидывает последним взглядом комнату, все в ней, и, словно не торопится уходить, и только по осунувшемуся его лицу, по глубоким теням на лице можно догадаться, какие муки он терпит.

Внезапно дверь открывается - и в нее входят Синя и Болван. Застигнутые увиденной сценой, они застывают на пороге. Валера, Киня и Сергей, все трое, без слов, молча выходят из квартиры, провожаемые безмолвными взглядами остальных.

Во дворе, у подъезда, стоит " Скорая помощь", машина "'Скорой помощи". Но что-то в ней кажется странным. Странным представляется в горячей голове Сергея и то, что эта машина так долго стоит - хотя это закономерно. Ему просто кажется, что шестым чувством он уловил: вначале была другая машина. Киня также смотрит на машину - и видит, что она абсолютно чистая внизу, в то время как тогда, когда он выглядывал в окно, он заметил, что нижняя часть машины вся заляпана грязью. Двое - Киня и Комар - садятся с Сергеем в машину; остальные стоят у подъезда. Врач открывает дверцу, чтобы сесть рядом с шофером. Она уже заносит ногу, но вдруг, дрожа всем телом, отшатывается. Однако - видя недоуменные лица Валеры и Болвана, готовых поспешить к машине, - она садится в кабину и захлопывает дверь. Машина трогается.

Боли у Сергея назавтра не исчезают. Он корчится на больничной койке, его лоб мокр от пота. Медсестры аккуратно приносят лекарства и следят за их приемом, не уходя до тех пор, пока он их не выпьет. Он пьет все, чувствуя, что должен пить, что иного выхода нет. Он должен выжить!

Иней за окном появляется на гофрированной жести крыш, на ветвях деревьев, на подоконниках. Воздух в палате остывает. Утром холод пробирается под одеяла, покрывает лбы, руки, лежащие на пододеяльниках. Ржавые, давно не крашенные, секции батарей, облезлые грязные стены с потеками поверху, заржавленные спинки старых и скрипучих, неприятных кроватей - все, кажется, излучает холод... Но страшнее холода, страшнее всего - эта тупая, изматывающая, беспредельно утомляющая боль. Ни суровый, скупой больничный паек, оставляющий смутное, неисчезающее чувство голода, ни этот холод по утрам - ничто не может быть хуже этой невыразимой боли.