Пресса

- Значит, паника у него настоящая?

- Как и он сам.

- А его бегство?.. - допытывалась Мод.

- Поживем, увидим.

- Может, для него тут разумный выход? - продолжала она.

- Ах, - рассмеялся он. - Опять ты пальцем в небо?

Но это ее не отпугнуло: у нее уже появилась другая мысль.

- Может, он и вправду свихнулся?

- Свихнулся? О, да. Но вряд ли, думается, вправду. У него ничего не бывает вправду, у нашего милейшего Бидел-Маффета.

- У твоего милейшего, - возразила, чуть помедлив, Мод. - Только что тебе мило, то мне гнило, - и тут же: - Когда ты видел его в последний раз?

- Во вторник, в шесть, радость моя. Я был одним из последних.

- И, полагаю, также одним из вреднейших. - И она высказала засевшую у нее в голове мысль: - Ведь это ты подбил его.

- Я доложил ему, - сказал Байт, - об успехах. Сообщил, как подвигаются дела.

- О, я вижу тебя насквозь! И если он мертв...

- Что - если?.. - ласковым голосом спросил Байт.

- Его кровь на твоих руках.

Секунду Байт внимательно разглядывал свои руки.

- Да, они порядком замараны из-за него. А теперь, дорогая, будь добра, покажи мне свои.

- Сначала ответь, что с ним, по-твоему, произошло, - настаивала она. Это самоубийство?

- По-моему, это та версия, которой нам надо держаться. Пока какая-нибудь бестия не придумает что-нибудь еще. - Он всем своим видом показал готовность обсасывать эту тему: - Тут хватит сенсаций на несколько недель.

Он подался вперед, ближе к ней, и, тронутый ее глубокой озабоченностью, не меняя позы и не снимая локтей со стола, слегка потрепал пальцем по подбородку. Она, все такая же озабоченная, отпрянула назад, не принимая его ласки, но минуту-другую они сидели лицом к лицу, почти касаясь друг друга.

- Мне даже жалко тебя не будет, - обронила она наконец.

- Что ж так? Всех жалко, кроме меня?

- Я имею в виду, - пояснила она, - если тебе и впрямь придется себя проклинать.

- Не премину. - И тотчас, чтобы показать, как мало придает всему это-му значения, сказал: - Я ведь, знаешь, всерьез с тобой говорил, тогда в Ричмонде.

- Я не пойду за тебя, если ты его убил, - мгновенно откликнулась она.

- Значит, решишь в пользу девятки? - И так как этот намек при всей его подчеркнутой игривости оставил ее равнодушной, продолжил: - Хочешь поносить все имеющиеся у него брюки?

- Ты заслуживаешь, чтобы я выбрала его, - сказала она и, вступая в игру, добавила: - А какая у него квартира!

Он ответил выпадом на выпад:

- Цифра девять, надо думать, тебе по сердцу - число муз.

Но эта краткая пикировка со всей ее колкостью, как ни странно, снова их сблизила; они пришли к согласию: Мод сидела, упершись локтями о стол, а ее приятель, слегка откинувшись на спинку стула, словно замер, приготовившись слушать. И первой начала она:

- Я уже трижды виделась с миссис Чёрнер. В тот же вечер, когда мы были в Ричмонде, я отослала ей письмо с просьбой о встрече. Набралась наглости, какой себе ни разу не позволяла. Я заверила мадам, что публика мечтает услышать из ее уст несколько слов "по случаю ее помолвки".

- По-твоему, это наглость? - Байт был явно доволен. - Ну и как? Небось, она сразу клюнула.

- Нет, не сразу, но клюнула. Помнишь, ты говорил тогда... в парке. Так оно и произошло. Она согласилась меня принять, так что в этом отношении ты оказался прав. Только знаешь, зачем она на это пошла?

- Чтобы показать тебе свою квартиру, свою ванную, свои нижние юбки? Так?

- У нее не квартира, а собственный дом, притом великолепный, и не где-нибудь, а на Грин-стрит, в Парк-Лейне. И ванна у нее - не ванна, а мечта, из мрамора и серебра, прямо экспонат из коллекции Уоллеса - не скрою, я тоже видела; а уж нижние юбки - в первую очередь; и это такие юбки, которые тем, кто их носит, показать не стыдно: есть на что посмотреть. И деньгами - судя по ее дому и обстановке, да и по внешности, из-за которой у нее, бедняжки, бездна хлопот, - Бог ее, без сомнения, не обидел.

- Косоглазая? - с сочувствием спросил Байт.

- Страшна, как смертный грех; ей просто необходимо быть богатой; меньше чем при пяти тысячах фунтов такого уродства себе позволить нельзя. Ну а она, в чем я убедилась, может себе что угодно позволить, даже вот такой носище. Впрочем, она вполне-вполне: симпатична, любезна, остроумна - словом, великолепная женщина, без всяких скидок. И они вовсе не помолвлены.

- Она сама тебе так сказала? Ну и дела!

- Это как посмотреть, - продолжала Мод. - Ты и не подозреваешь, о чем речь. А я, между прочим, знаю: с какой стороны посмотреть.

- Значит, тем более: ну и дела! Это же золотая жила.

- Пожалуй. Только не в том смысле, какой ты сюда вкладываешь. Кстати, никакого интервью она давать мне не стала - совсем не ради того меня приняла. А ради того, что куда важнее.

Байт без труда догадался, о чем речь:

- Того, к чему я причастен?

- Чтобы выяснить, что можно сделать. Ей претит его дешевая популярность.

У Байта просветлело лицо.

- Она так и сказала?

- Она приняла меня, чтобы мне это сказать.

- И ты еще не веришь мне, что "жаворонки прилетели". Чего еще тебе нужно?

- Ничего мне не нужно - к тому, что есть; ничего, кроме одного: помочь ей. Мы с ней подружились. Она понравилась мне, а я - ей, - заявила Мод Блэнди.

- Прямо как с Мортимером Маршалом.

- Нет, совсем не как с Мортимером Маршалом. Я с ходу схватила, какая мысль у нее возникла. У нее возникла мысль, что я могу помочь ей - помочь в том, чтобы заставить их замолчать о Биделе, и для этой цели - так ей, видимо, кажется - я к ней просто с неба свалилась.

Говард Байт слушал, но, помедлив, вставил:

- Кого их?

- Как кого? Мерзкие газетенки - твою разлюбезную прессу, о которой мы с тобой все время толкуем. Она хочет, чтобы его имя немедленно исчезло с газетных страниц - немедленно.

- И она тоже? - удивился Байт. - Значит, и ее трясет от страха?

- Нет, не от страха, - вернее, не тогда, когда я последний раз ее видела. От отвращения. Она считает, что все это слишком далеко зашло, и хотела, чтобы я - женщина честная, порядочная и по уши, как она полагает, сидящая в газетном деле - прониклась ее чувствами. И теперь, при наших с ней отношениях, я таки прониклась, и думается, если удастся здесь что-то исправить, мне это будет не в укор. А ты мешаешь исправить и тем самым режешь меня без ножа.

- Не бойся, дорогая, - отвечал он, - кровью я тебе истечь не дам и до смерти не зарежу. - И тут же изобразил, как сказанное искренне его поразило. - Значит, по-твоему, она вряд ли знает?..

- Что знает?

- Ну, о том, что могло и дойти. О его бегстве.

- Нет, она не знала... наверняка не знала.

- И ни о чем таком, что делало бы его бегство вероятным?

- То есть о том, что ты назвал непонятной причиной? Нет, ничего такого она не говорила. Зато упомянула, и в полный голос, что он сам в ужасе - или делает вид, будто так, - от того, как ежедневно треплют его имя.

- Это ее слова, - спросил Байт, - что он делает вид?..

Мод уточнила:

- Она чувствует в нем - так сама мне сказала - что-то смешное. Вот такое у нее чувство, и, честное слово, мне как раз это в ней и нравится. В общем, она не вытерпела и поставила условие: "Заткните им рот, - сказала она, - тогда поговорим". Она дала ему три месяца, но готова ждать все шестъ. И вот тем временем - когда он приходит к тебе - ты помогаешь им орать во всю глотку.

- Пресса, детка, - сказал Байт, - сторожевой пес цивилизации, а на сторожевых псов - тут ничего не поделаешь - бывает, находят приступы бешенства. Легко сказать: "Заткните им глотки"; бегущего зверя окриком не остановишь. Ну, а миссис Чёрнер, - добавил он, - и впрямь персонаж из сказки.

- А что я сказала тебе на днях, когда ты, пытаясь найти обоснование его поступкам, выдвинул предположение - чистая гипотеза! - что дело в такой женщине, какой она, по-твоему, должна быть? Гипотеза претворилась в жизнь, с одной только поправкой - в жизни все оказалось сложней. Впрочем, не в этом суть. - Она искренне отдавала ему должное. - В тебе говорило вдохновение.