Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 23



"Суета сует и всяческая суета. Все как сто лет назад. Ох, моя молодость! Вот парочка. Как ее зовут? Ясно, она льнет к парню. Он ей нравится. И она не сможет ни в чем ему отказать. Болтай, девушка, болтай. Что он говорит, этот парень?

- Это сплетники, неужели тебя только они интересуют?

Э, парень, ты совсем не туда, в высокие материи полез. Тебе сейчас надо обнять ее, посадить, сказать, что любишь. И главное, время не теряй и говори хорошие слова.

- И это все, что тебя интересует?

Парень, опять не туда. Ты ее обнимай, обнимай, на то она и девка. И девка вдруг заплакала. Конечно, заплачешь с таким пнем. Эх, я, бывало, в молодости!.. Ох, наконец-то он ее сажает! Так, обнимает. Нет, отодвигается.

- А откуда ты, Зина?..

Дурак ты, парень. В мое время..."

Леший сплюнул травинку и исчез в кустах.

ГЛАВА X

ВОВКИНО ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ

В воскресенье утром решили: идем купаться. Андрианов мрачно заметил, что ему, дескать, надо в город. "В воскресенье, утром, в город? Дурак!" Долго уговаривали: зачем ехать, толкучка, пыль, жара, лучше утром покупаться, позагорать, а свои дела в городе всегда успеются. Андрианов слушал, чувствовал, что ребята правы, но в город поехал.

Пока доплелся до автобусной остановки, Вовка трижды пожалел о своем решении, но возвращаться в общежитие ему было уже неудобно.

Автобус, дымящийся пылью, присел на один бок, В него карабкалась очередь. Наконец автобус лязгнул дверцами и, стиснув застрявшую чью-то руку и ногу, пополз.

Всю дорогу Вовка гадал: кто стоит на его ботинке? Разобраться было трудно, так как он сам полулежал на чем-то тощем и ужасно ворчливом. Но его плотно подпирали два пиджака. Оставалось лишь смотреть вбок и думать, как хорошо сейчас купаться в холодной реке.

У самого окошка, защищенный сиденьями и поэтому вполне жизнерадостный, мальчишка, на коленях у отца, задавал разные глупые вопросы. Отец отвечал охотно и нес дикую ересь. Скандалил кондуктор.

Так доехали до центра. Очутившись на мостовой, Вовка еще раз вспомнил о купании и взглянул на свой ботинок. Да, видно, здесь работал опытный товарищ, специалист по отрыванию подметок. Как это ему удалось - Вовка не понимал. Но дело было сделано.

Благо конура сапожника оказалась неподалеку. Сапожник плюнул на руки и стал колдовать над ботинком. Подошел какой-то его старый знакомый, присел. Вовка от нечего делать наблюдал и слушал.

Сапожник, рыжий инвалид, остриженный так коротко, что его лицо казалось квадратным, шмыгал добрым шишковатым носом и вспоминал:

- Пил я в последний раз с одним знакомым. Да, он молодец (ругательство): еврей, а пьет - вот удивительно!

- Да, - согласился собеседник, - удивительно.

- Так вот. С пятнадцатого числа я уже месяц как не гулял. А до этого сразу недели две. Брат приехал, дрова купил... магарыч. Как кончили, сразу в театр... в буфет.

- Пиво?

- Какое пиво, водкой нахлестались...

Ботинок был готов. Сапожник достал старую банку из-под ваксы. Долго не мог открыть. Наконец открыл. Она оказалась пуста. Инвалид не смутился поскреб ножичком, густо поплевал на щетку и стал тереть ботинок.

Вовка расплатился и отправился к почте, обдумывая услышанное.

Можно сказать, у Вовки было равнодушное отношение к семитскому вопросу, хотя он вспомнил, что всегда обижался, когда во дворе Хирса обзывал его "жидом". Хирса обзывал так всех, кто не давал ему денег в долг. Долгов Хирса никогда не отдавал, но Вовка выскребал свои последние рубли, потому что в его представлении слово "жид" - нехорошее, равносильное жадине, жмоту.

И вдруг его поразила мысль: Юра Лосев, его бригадир, самый лучший грузчик, - еврей. И как он раньше не догадался? Конечно, еврей. И слегка картавит. Странно: еврей - и грузчик! Расскажи кто-либо другой - не поверил бы. Это, по словам одного Вовкиного знакомого, не типично.

Но тут Вовка вынужден был прервать свои размышления, потому что очутился у почты.

Через минуту он вышел снова на улицу. Пожалуй, сейчас бы он не вспомнил, о чем думал минуту назад. Он был ошеломлен. Как? На десять писем и телеграмму, в которых он писал только одно: приезжай, - ни письма, ни строчки, ни слова? Черт знает что, Люся, его Люся, и ему не отвечает.

Он остановился посредине тротуара и стал почему-то разглядывать огромный деревянный плакат, где на фоне намалеванной женщины и курорта выделялась надпись:

В сберкассе денег накопила,

Путевку на курорт купила.

Эх, если бы у него были деньги! Телеграфом перевод "Вылетай на самолете. Долго ли мне без тебя мучиться?" И завтра Люся здесь. Да, будут у него деньги! Когда? А они нужны. Очень. И дойдет ли до Люси телеграмма? Может, кто-то скрывает Вовкины письма?

Вовка шел по многолюдной воскресной улице мрачный, злой, толкая прохожих, огрызался, когда его пытались усовестить, чуть было не угодил под единственное городское такси и вообще вызывал всем своим поведением замечания, вроде: "И где паренек успел так нализаться?"

Он возвращался в поселок пешком. Долгая дорога в жару по пыльным улицам совсем его измучила.



Одно происшествие изменило его настроение.

Дебоширил пьяный. Возможно, Вовка не обратил бы на него внимания, но пьяный кричал:

- Еврей! Гад!

Голос был знакомый: высокий, резкий. И длинная унылая фигура черным циркулем вычерчивала по мостовой.

Вовка остановился, заинтересованный. Крик относился к тоненькому молодому человеку. Вовка присмотрелся и удивился. Лицо у молодого человека было "самым отъявленным" русским. Только по прическе Вовка догадался, что это, наверно, студент.

- Узкие брюки надел! - вопил пьяный. - Стиляга! Попадись ты мне на просеке, убил бы.

Студент уходил, подчеркнуто равнодушный, безразличный. Пьяный поспешил за ним, но его понесло в другую сторону, и он налетел на очередь у остановки автобуса.

- Мы кровь за них проливали, а они? Они в узких брюках ходят! гаркнул пьяный и вдруг промычал, зловеще спросил: - Кто меня толкнул, а? Кто меня толкнул? Ты?!

Пьяный двинулся к двум мужчинам, что стояли первыми. Один из них отвернулся, другой заверил пьяного, что он его не толкал и "лучше пошел бы ты, брат, проспался".

Вмешалась женщина:

- Показалось тебе. Никто не толкал, а ты озорничаешь. Пойди домой, успокойся!

- Я, мамаша, кровь проливал. Я не позволю себя толкать. Если я тебя обидел, - извини, мамаша. Я... Нет, извини, мамаша. А ему я покажу, как толкаться. Ты меня толкнул? Ты? Ты?

Пьяный пошел вдоль очереди и наскочил на Вовку.

- Эй, мужик, что раскричался! - остановил его Вовка.

Люди в очереди все повернули головы.

- Кто меня толкал?

- Ну, а если я?

- Меня? Да я тебя...

- А в зубы хочешь?

Пьяный пошел на него. Вовка небрежно ударил его с левой. Пьяный закачался, быстро завертел головой. Казалось, он протрезвел:

- Васька! Заводной! Хлопцы, сюда! Наших бьют! Дави его, гада!

Подошел автобус. Очередь торопливо карабкалась на подножку.

Вовка оглянулся. Кто-то бежал. И, наверно, это бежал человек просто так, по своим надобностям. И, наверно, в другую сторону. Но в тот момент Вовка не раздумывал. Несколько ударов, сильных, точных, - и пьяный лежал на мостовой.

Вовка вскочил в автобус, и за ним захлопнулась дверь.

* * *

Ну вот попробуй, поговори с ребятами. Целый день их не видел, купался и обедал без них. А они? Нет чтобы поинтересоваться: что, мол, Вовка, ты сегодня делал? Куда там! Бомба взорвись, они и то не услышат.

Почему? "Козел", обыкновенный "козел"!

Переводя на общепринятый язык, ребята режутся в домино. Играют четыре пары, на вылет.

Первый. Следующий!

Стук костяшек. Начали.

Первый (весело). Порядок! Ходи.

Второй. Поехали (пока бодро).

Четвертый. А мы им фигу!

Первый. Дай убью его четверку.