Маленький большой человек

Вот значит как Амелия преподнесла ей мой отъезд на охоту.

— Вы непременно расскажете мне об этом, — голос ее стал чуть суше, — но сперва давайте разберемся с более насущными вопросами. Дело в том, — и ее длинные передние зубы обнажились в деланной улыбке, — что, если воспитанница прекращает занятия по истечение более чем двух недель с начала семестра, мы не возвращаем денег за обучение.

Я подавился чаем и едва не уронил блюдце на пол.

— Амелия сбежала, — подумал я вслух, и сердце мое упало.

Мисс Уомсли издала вежливое хихиканье, напоминавшее кошку, раздирающую шелковую занавесь.

— Ну что вы, милейший мистер Кребб! Экий вы, право, шутник. Наша дорогая Амелия собирается выйти замуж. К несчастью, мы не смогли известить вас раньше ни по телеграфу, ни письмом, поскольку…

— За кого? — еле выговорил я, нащупывая револьвер, чтобы немедленно отправиться и пристрелить негодяя. Я был почему-то абсолютно уверен, что любой, покусившийся на мою малышку Амелию и пусть даже пожелавший жениться на ней, — разумеется, только для виду, — самый последний, самый гнусный, самый прожженный мерзавец. Должно быть, у меня просто из головы не шло, с какого дна я ее вытащил, и я боялся, что при первом же срыве она вернется назад, пустив прахом все сделанное для нее.

— В этих стенах правит скромность, мистер Кребб, — ответила мисс Уомсли, — однако в данном случае сама справедливость требует безоговорочно одобрить помолвку Амелии. Выпускницы моей школы часто попадают в самые благородные семьи нашей страны, и я…

— За кого?! — рявкнул я, поскольку никак не мог понять, к чему она ведет, и испугался, что весь этот словесный поток преследует одну-единственную цель — смягчить удар.

И тут, клянусь вам, она назвала имя одного сенатора. Речь же шла о его сыне, молодом адвокате из Канзас-Сити, которого мисс Уомсли наняла для процесса по делу о неуплате «Академии» ежегодного опекунского воспомоществования. Собирая материал, юноша часто посещал школу, где, по выражению моей собеседницы, «его сердце и пронзили стрелы Купидона». Ухаживание длилось всю зиму, а свадьбу назначили на май. Поэтому-то мисс Уомсли и беспокоилась насчет денег — семестр заканчивался только в июне. Внесенных мною денег осенью семьдесят первого хватило только на его половину, и с начала семьдесят второго достойная леди содержала мою племянницу в кредит, поскольку ничуть не сомневалась, что «столь знаменитый исследователь и ученый», как я, охотно заплатит за все.

Ошарашенный услышанным и чувствуя вину за свои слишком поспешные выводы, я щедро расплатился с ней. От такого головокружительного взлета по социальной лестнице у меня даже заложило уши. Я всегда мечтал о достойном муже для моей малышки, но никак не ожидал, что это произойдет так быстро. Близкая свадьба Амелии застала меня, как говорится, врасплох.

Получив деньги, старая ворона послала за Амелией и со словами: «Не буду вам мешать» — поспешно удалилась.

Девушка вошла, скромно потупив глазки, и села передо мной, положив руки на колени. Боже, как напоминала она в этот момент миссис Пендрейк!

— Надеюсь, дядюшка, ваше путешествие было успешным, — произнесла Амелия ангельским голоском.

— Мисс Уомсли сказала мне, что ты выходишь замуж.

В ее глазах мелькнуло что-то похожее на испуг, и я поспешно добавил:

— Я не возражаю, дорогая. И рад, что в твою жизнь вошла большая любовь.

Маска смирения на ее лице сменилась более знакомым мне выражением, не то чтобы циничным или наглым, а просто реалистичным.

— Ты ведь никогда на самом деле не верил, что я действительно твоя племянница? — спросила она. — Если я ошибаюсь, это просто ужасно.

Знаете, можно жить долгие годы, стараясь не смотреть правде в глаза. Когда же кто-нибудь решит вдруг конкретизировать понятия, становится просто тошно. Я знавал немало горьких пьяниц, которые цеплялись за жизнь только потому, что отказывались верить в свою безвозвратно загубленную судьбу. Вот и я считал Амелию своей кровной родней, намеренно забывая о том, что девица в ее положении запросто могла просто пойти на поводу у случайного клиента и сказать ему именно то, что он хотел от нее услышать. В конце концов, играть роль моей племянницы — куда более легкая и приятная работа, чем та, от которой я ее оторвал.

Эта мысль не раз приходила мне в голову, но я старательно ее гнал. Почему? О сэр, все очень просто: всей своей нелегкой жизнью я заработал право самому решать, кто является моим родственником, а кто — нет. У меня были две семьи, и обе я потерял при трагических обстоятельствах. И когда Амелия предложила себя в качестве моей племянницы, я был слишком счастлив, чтобы подвергать ее слова тщательному анализу.

— Понимаешь, — продолжала она, — я давно искала шанс изменить свою жизнь, и, когда появился ты, я сказала себе: вперед, дурочка, лови момент! — Она взяла меня за руку и тихо добавила: — Если ты теперь пошлешь меня к черту, я совершенно не обижусь. Но все-таки хочу сказать тебе правду. Когда мне было двенадцать, моя мать сбежала с гарнизонным барабанщиком, а отец допился до смерти через пару лет. Это произошло в Сент-Джо. Оттуда я и попала сюда. Один парень, часто заглядывавший к Долли, много рассказывал мне о мормонах, поэтому-то моя история и звучала правдоподобно.

Она грустно улыбнулась мне.

Знаете, сэр, когда все сказанное улеглось в моей бедной голове, я почувствовал прилив подлинной гордости за себя. Да, мне грустно было сознавать, что скоро, очень скоро я навсегда расстанусь со своей «племянницей», но ведь именно я, и никто другой, так резко изменил жизнь этой девушки! Если уж мне самому не суждено прорваться в верхние слои общества, то я, по крайней мере, смог помочь в этом другому. Воистину на такое самопожертвование способен только белый человек.

— Амелия, — сказал ей я, — вовсе необязательно быть с человеком в кровном родстве, чтобы считать его членом своей семьи. Мой родной брат, например, разбавляет виски и настаивает его на змеиных головах. Ничего, кроме презрения, я к нему не испытываю. Большинство тех, о ком я заботился в своей жизни, по рождению не имели ко мне никакого отношения. И я пришел к выводу, что истинную родню каждый из нас выбирает себе сам, и если она к тому же связана с нами узами крови, то это скорее исключение, чем правило. Поэтому ты — моя племянница, и наплевать, что данное слово значит на самом деле. Я люблю тебя и не намерен посылать к черту. Но если ты хочешь быть на свадьбе сиротой, что полностью соответствует правде, дело твое. Я мешать не стану.