Враги

Клеопатра. Ну, что... что, доктор?

Становой (Левшину, тихо). Ты! Пошел!

Левшин (тихо). Иду. Зачем толкать?

Клеопатра (негромко). Убили?

Полина (Клеопатре). Моя дорогая...

Клеопатра (негромко, зло). Подите прочь! Ведь это ваше дело... ваше!

Захар (подавленно). Я понимаю... вы поражены... но зачем же... зачем же так?

Полина (со слезами). Вы подумайте, дорогая, как это страшно!..

Татьяна (Полине). Ты уйди... Где же доктор?

Клеопатра. Это вы убили его вашей проклятой дряблостью!

Николай (сухо). Успокойтесь, Клеопатра! Захар

Иванович не может не сознавать своей вины перед нами...

Захар (подавленный). Господа... Я не понимаю! Что вы говорите? Разве можно бросать такое обвинение?

Полина. Какой ужас! Боже мой... так безжалостно!

Клеопатра. А, безжалостно? Вы натравили на него рабочих, вы уничтожили среди них его влияние... Они боялись его, они дрожали перед ним... и - вот! Теперь они убили... Это вы... вы виноваты! На вас его кровь!..

Николай. Довольно... не надо кричать!

Клеопатра (Полине). Плачете? Пусть она из глаз ваших потечет, его кровь!..

Урядник (идет). Ваше благородие!..

Становой. Тише, ты!

Урядник. Рыжие готовы!

(В глубине сада идет генерал, толкая перед собой Коня, громко хохочет.)

Николай. Тише!.. Клеопатра. Что, убийцы?

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Лунная ночь. На земле лежат густые, тяжелые тени. На столе в беспорядке набросано много хлеба, огурцов, яиц, стоят бутылки с пивом. Горят свечи в абажурах. Аграфена моет посуду. Ягодин, сидя на стуле с палкой в руке, курит. Слева стоят Татьяна, Надя, Левшин. Все говорят тихо, пониженными голосами и как будто прислушиваясь к чему-то. Общее настроение - тревожного ожидания.

Левшин (Наде). Все человеческое на земле - медью отравлено, барышня милая! Вот отчего скучно душе вашей молодой... Все люди связаны медной копейкой, а вы свободная еще, и нет вам места в людях. На земле каждому человеку копейка звенит: возлюби меня, яко самого себя... А вас это не касается. Птичка не сеет, не жнет.

Ягодин (Аграфене). Левшин и господ учить начал... чудак!

Аграфена. Что ж? Он правду говорит. Немножко правды и господам знать надо.

Надя. Вам очень тяжело жить, Ефимыч?

Левшин. Мне - не очень. У меня детей нет. Баба есть - жена, значит,- а дети все померли.

Надя. Тетя Таня! Почему, когда в доме мертвый, все говорят тихо?..

Татьяна. Я не знаю...

Левшин (с улыбкой). Потому, барышня, что виноваты мы перед покойником, кругом виноваты...

Надя. Но ведь не всегда, Ефимыч, людей... вот так... убивают... При всяком покойнике тихо говорят...

Левшин. Милая,- всех мы убиваем! Которых пулями, которых словами, всех мы убиваем делами нашими. Гоним людей со свету в землю и не видим этого, и не чувствуем... а вот когда бросим человека смерти, тогда и поймем немножко нашу вину перед ним. Станет жалко умершего, стыдно пред ним и страшно в душе... Ведь и нас так же гонят, и мы в могилу приготовлены!..

Надя. Да-а... это страшно!

Левшин. Ничего! Теперь - страшно, а завтра - все пройдет. И опять начнут люди толкаться... Упадет человек, которого затолкают, все замолчат на минутку, сконфузятся... вздохнут - да и опять за старое!.. Опять своим путем... Темнота! А вот вы, барышня, вины своей не чувствуете: вам и покойники не мешают, вы и при них можете громко говорить...

Татьяна. Что нужно сделать, чтобы жить иначе?.. Вы знаете?..

Левшин (таинственно). Копейку надо уничтожитьсхоронить ее надо! Ее не будет,- зачем враждовать, зачем теснить друг друга?

Татьяна. Это - всё?

Левшин. Для начала - хватит!..

Татьяна. Хочешь пройтись по саду, Надя?

Надя (задумчиво). Хорошо...

(Они идут в глубину сада; Левшин - к столу. У палатки появляются генерал. Конь, Пологий.)

Ягодин. Ты, Ефимыч, и на камне сеешь... чудак!

Левшин. А что?

Ягодин. Напрасно стараешься... Разве они поймут? Рабочая душа поймет, а господской это не по недугу...

Левшин. Девчоночка-то хорошая. Мне про нее Митяйка Греков сказывал...

Аграфена. Может, еще выпьете чаю?

Левшин. Это - можно.

(Молчат. Слышен густой голос генерала. Мелькают белые платья Нади и Татьяны.)

Генерал. Или протянуть через дорогу веревку... так, чтобы ее не видно было... идет человек и вдруг - хлоп!

Пологий. Приятно видеть, когда человек падает, ваше превосходительство!

Ягодин. Слышишь?

Левшин. Слышу...

Конь. Сегодня этого нельзя ничего - покойник в доме. При покойнике не шутят.

Генерал. Не учить меня! Когда ты умрешь, я плясать буду!

(К столу идут Татьяна и Надя.)

Левшин. Стар человек!

Аграфена (идет к дому). Уж так он озорничать любит...

Татьяна (садится к столу.) Ефимыч, скажите, вы - социалист?

Левшин (просто). Я-то? Нет. Мы вот с Тимофеем ткачи, мы - ткачи...

Татьяна. А вы знаете социалистов? Слышали о них?

Левшин. Слыхали... Знать - не знаем, а слыхали, да!

Татьяна. Вы Синцова знаете? Конторщика?

Левшин. Знаем. Мы всех служащих знаем.

Татьяна. Говорили с ним?

Ягодин (беспокойно). О чем нам говорить? Они - наверху, мы - внизу. Придешь в контору, они нам скажут, что им директор велел... и всё! Вот и знакомство.

Надя. Вы, кажется, боитесь нас, Ефимыч? Вы не бойтесь, нам интересно...

Левшин. Зачем бояться? Мы ничего худого не сделали. Нас вот позвали сюда для охраны порядка,- мы пришли. Там народ, который разозлился, говорит: сожжем завод и всё сожжем, одни угли останутся. Ну, а мы против безобразия. Жечь ничего не надо... зачем жечь? Сами же мы строили, и отцы наши, и деды... и вдруг - жечь!

Татьяна. Вы не думаете ли, что мы расспрашиваем вас с каким-нибудь злым умыслом?

Ягодин. Зачем? Мы зла не желаем!

Левшин. Мы так думаем - что сработано, то свято. Труды людские ценить надо по справедливости, это так, а не жечь. Ну, а народ темен - огонь любит. Обозлились. Покойничек строгонек был с нами, не тем будь помянут! Пистолетом махал... угрожал.

Надя. А дядя? Он - лучше?

Ягодин. Захар Иванович?

Надя. Да! Он - добрый? Или он... тоже обижает вас?

Левшин. Мы этого не говорим...

Ягодин (угрюмо). Для нас все одинаковы. И строгие и добрые...

Левшин (ласково). И строгий - хозяин, и добрый - хозяин. Болезнь людей не разбирает.

Ягодин (скучно). Конечно, Захар Иванович человек с сердцем...