Страница 77 из 143
Взгляды Августина на Троицу оказали большое влияние на последующие поколения, особенно в период средневековья. Работа Фомы Аквинского "Трактат о Троице" представляет собой в основном лишь элегантное изложение идей Августина, а не какое‑либо изменение и исправление их недостатков. Точно так же, "Наставления" Кальвина главным образом прямо повторяют подход Августина к Троице, что указывает на установившееся в этот период единомыслие в западном богословии. Если Кальвин в чем‑то и отходит от Августина, так это в связи с "психологическими аналогиями". "Я сомневаюсь, могут ли здесь быть полезны какие‑либо аналогии, проведенные с вещами человеческими" — сухо отмечает он, говоря о внутритринитарных разграничениях.
Значительные изменения в доктрину о Троице в западном богословии были внесены в XX в. Рассмотрим несколько различных подходов, начав с наиболее значительного, предложенного Бартом.
Карл Барт
Барт помещает доктрину о Троице в начале своего труда "Догматика Церкви". Это простое наблюдение важно, поскольку при этом он полностью изменяет порядок, принятый его оппонентом Ф. Д. Э. Шлейермахером. С точки зрения Шлейермахера, упоминание о Троице должно стоять последним в рассуждениях о Боге; для Барта, это должно быть сказано прежде, чем вообще можно говорить об откровении. Поэтому, она помещена в начале "Догматики Церкви", поскольку ее предмет делает эту догматику возможной вообще. Доктрина о Троице лежит в основе божественного откровения и гарантирует его актуальность для грешного человечества. Она, по словам Барта, — "объяснительное подтверждение" откровения. Это экзегеза факта откровения.
"Бог открывает Себя. Он открывает Себя через Себя. Он открывает Себя". В этих словах (которые, как я обнаружил, невозможно сформулировать по — другому) Барт устанавливает границы откровения, которые приводят к формулировке доктрины о Троице. Deus dixit; Бог сказал Свое слово в откровении — и задача богословия — выяснить, что это откровение предполагает и подразумевает. С точки зрения Барта, богословие представляется не более чем "Nach‑Denken", процессом "осмысления задним числом" того, что содержится в Божьем Самооткровении. Нам следует "тщательно исследовать связь между нашим знанием Бога и Самим Богом в Его бытии и природе". С помощью подобных утверждений Карл Барт устанавливает контекст доктрины о Троице. Что можно сказать о Боге, при условии, что божественное откровение действительно имело место. Что может реальность откровения сказать нам о бытии Божьем? Исходной точкой для рассуждений Барта о Троице служит не доктрина или идея, а реальность того, что Бог говорит, и Его слышат. Поскольку как можно услышать Бога, когда грешное человечество неспособно услышать Слово Божье?
Вышеприведенный абзац не более чем пересказ некоторых разделов первого полутома труда Барта "Церковная догматика", озаглавленного "Доктрина о Слове Божием". Здесь сказано очень много и сказанное нуждается в пояснении. Следует четко выделить две темы.
1. Грешное человечество изначально проявляло неспособность услышать Слово Божье.
2. Тем не менее, грешное человечество услышало Слово Божье, поскольку Слово позволило ему осознать свою греховность.
Сам факт того, что откровение имеет место, требует пояснений. С точки зрения Карла Барта, это подразумевает, что человечество пассивно в своем процессе восприятия; процесс откровения, от начала до конца, подчиняется власти Бога. Для того, чтобы откровение действительно было откровением, Бог должен быть способен передать Его грешному человечеству, несмотря на греховность последнего.
После осознания этого парадокса, можно проследить общую структуру доктрины Барта о Троице. В откровении, утверждает Барт, Бог должен быть показан в божественном Самооткровении. Должно существовать прямое соответствие между Открывающим и откровением. Если "Бог открывает Себя как Господь" (характерно бартианское утверждение), то Бог должен быть Господом "вначале в Себе". Откровение представляет собой повторение во времени того, чем Бог является в вечности. Таким образом, существует прямое соответствие между:
1. открывающимся Богом;
2. Самооткровением Божьим.
Переводя это утверждение на язык тринитарного богословия, Отец открывается в Сыне.
Что же можно сказать о Святом Духе? Здесь мы подходим к тому, что представляется, вероятно, наиболее сложным аспектом доктрины Карла Барта о Троице: идее об "открытости" ("Offenbarsein"). Исследуя это, прибегнем к примеру, не использованному самим Бартом. Представим себе двух людей, прогуливающихся возле Иерусалима весенним днем около 30 г. от Р. Х. Они видят распятие трех людей и останавливаются посмотреть. Первый из них, указывая на центральную фигуру, говорит: "Вот обычный преступник, которого казнят". Другой, указывая на того же человека, отвечает: "Вот Сын Божий, Который умирает за меня". Сказать, что Иисус Христос стал Самооткровением Божьим, недостаточно; должно существовать какое‑то средство, с помощью которого Иисуса Христа можно признать Самооткровением Божьим. Именно признание откровения откровением и составляет идею об "Offenbarsein".
Как же достичь этого узнавания? В этом вопросе Барт однозначен: грешное человечество неспособно сделать это без посторонней помощи. Барт не собирается признавать за человечеством какой‑либо положительной роли в толковании откровения, считая, что таким образом; божественное откровение подчиняется человеческим теориям познания. (Как мы уже видели, он подвергся за это суровой критике со стороны тех, кто, как, например, Эмиль Бруннер, иначе могли бы сочувственно относиться к его целям). Истолкование откровения как откровения должно быть само по себе делом Божьим — точнее, делом Святого Духа.
Человечество не становится способным к слышанию слова Господнего (сарах verbi domini), а затем слышит его; слышание и способность слышать даются одним действием Святого Духа.
Все это может навести на мысль, что Барта можно уличить в модализме, рассматривающем различные моменты откровения как различные "формы бытия" Одного и Того же Бога. Следует сразу же отметить, что существуют люди, которые обвиняют Барта именно в этом грехе. Однако, более взвешенные размышления заставляют отказаться от подобного суждения, хотя и дают возможность подвергнуть доктрину Барта критике в другом. Например, Святой Дух освещен в изложении Барта достаточно слабо, что можно считать отражением слабых сторон западного богословия в целом. Однако, какими бы ни были его слабости, общепризнанно, что рассмотрение Бартом доктрины о Троице вновь утвердило важность этой доктрины после долгого периода его забвения в догматическом богословии.
Роберт Джексон
Занимая лютеранские позиции, но обладая глубокими познаниями в области богословия Реформации, современный американский богослов Роберт Джексон представил свежий и творческий взгляд на традиционную доктрину о Троице. Во многом, взгляды Джексона можно считать развитием позиции Карла Барта с ее характерным акцентом на необходимости оставаться верным божественному Самооткровению. Его работа "Триединая личность: Бог согласно Евангелию" (1982 г.) дает нам фундаментальную точку отсчета для рассмотрения доктрины в период, ставший свидетелем возобновления интереса к вопросу, который прежде вызывал мало интереса.
Джексон утверждает, что "Отец, Сын и Святой Дух" является правильным именем Бога, Которого христиане знают в Иисусе Христе и посредством Его. Бог должен обязательно, утверждает он, иметь собственное имя. "Тринитарные рассуждения представляют собой попытку христианства определить Бога, Который призвал нас. Доктрина о Троице содержит как собственное имя, "Отец, Сын и Святой Дух"…, так и подробное развитие и анализ соответствующих определительных описаний". Джексон указывает, что Израиль существовал в политеистической среде, в которой термин "бог" нес в себе относительно мало информации. Необходимо назвать интересующего нас бога. С аналогичной ситуацией столкнулись и новозаветные авторы, стремившиеся определить бога, находящегося в центре их веры, и провести различие между этим богом и множеством других богов, которым поклонялись в этом регионе, а особенно в Малой Азии.