Страница 43 из 143
Эти идеи были с энтузиазмом подхвачены в Королевском Обществе, самой значительной организации по содействию научным исследованиям и образованию в Англии. Многие его члены были поклонниками Кальвина, знакомыми с его произведениями и их потенциальным значением для их областей исследования. Так, Ричард Бентли (1662–1742) в 1692 г. прочитал ряд лекций, основанных на работе Ньютона "Principia Mathematica" в которых упорядоченность вселенной, обнаруженная Ньютоном, истолковывается как свидетельство единого замысла. Здесь присутствуют недвусмысленные намеки на кальвиновское определение вселенной как "театра славы Божьей", в котором людям отведена роль благодарных зрителей. Детальное изучение творения ведет к еще большему осознанию мудрости Творца.
Но именно второй крупный вклад Кальвина представляет для нас здесь особенный интерес. Жан Кальвин устранил серьезное препятствие на пути развития естественных наук — библейский буквализм, который продолжает пользоваться влиянием в фундаменталистских кругах по сей день. Кальвин утверждал, что не все библейские утверждения, касающиеся Бога или мира следует воспринимать буквально, ибо они приспособлены к возможностям своих слушателей. Священное Писание, недвусмысленно говоря о вращении солнца вокруг земли, приспосабливалось к мировоззрению своих слушателей, а не делало научные утверждения о вселенной. Рассуждения Кальвина о взаимоотношениях между научными открытиями и утверждениями Библии считаются одним из его наиболее ценных вкладов в христианскую мысль. Воздействие этих идей на процесс построения научных теорий, особенно в XVII в., стало значительным. Например, английский автор XVII в. Эдуард Райт отстаивал гелиоцентрическую теорию Коперника против библейских буквалистов, утверждая, во — первых, что Священное Писание не интересуется физикой, а во — вторых, что его манера изложения "приспособлена к пониманию и образу речи простых людей, как няни приспосабливают свою речь к способностям маленьких детей". Оба довода восходят непосредственно к Кальвину, который, можно сказать, внес в этом вопросе основополагающий вклад" в возникновение естественных наук.
Пристрастность и беспристрастность в богословии
До какой степени богословы должны быть "привержены" христианству? Или, ставя вопрос особенно остро, может ли христианское богословие преподаваться человеком, который сам не христианин? Является ли приверженность христианской вере необходимым качеством для тех, кто хочет преподавать или изучать христианское богословие?
Этот вопрос вызывал жаркие споры на всем протяжении христианской истории. Обычно считается, что они достигли полного своего раз маха в двенадцатом веке, после основания Парижского университета. Началась публичная конфронтация между мыслителями, которые считали, что богословие должно быть заинтересованной защитой христианской веры (Бернар Клервоский), и теми, кто настаивал на том, что богословие относится к академическим дисциплинам, требующим от тех, кто занимается ими беспристрастности (Пьер Абеляр). Интересно отметить, что представители первого направления базировались в монастырях, в то время как представители второго — в университетах.
Спор остался нерешенным, поскольку каждый подход имеет ряд аргументов в свою пользу. Ниже даны основные доводы, приводимые каждой из сторон.
Вначале, рассмотрим два довода, выдвинутые в пользу беспристрастности и нейтральности.
1. В процессе поиска истины от исследователя требуется полная беспристрастность. Если ученый уже привержен какой‑то теории (например, об истинности христианства), это привнесет элемент предвзятости в его оценку исследуемого материала. С эпохой Просвещения пришла идея о том, что "приверженность" и "истина" взаимно несовместимы. Судить о христианской вере имеет интеллектуальное право лишь тот, кто относится к ней нейтрально.
2. Богословие должно быть готово ставить сложные вопросы о своей интеллектуальной достоверности, методах и идеях. Критическая среда современных университетов вынуждает богословов задавать эти вопросы, которые иначе могли бы остаться незаданными. "Если бы богословию сейчас пришлось исчезнуть из университетов по причинам, которые поддерживает множество людей (что оно по сути своей связано с авторитетом и следовательно может считаться ненаучным), то это нанесло бы серьезный ущерб христианскому пониманию истины" (Вольфхарт Панненберг). То, что Дэвид Трейси подчеркивает необходимость для христианства обосновать свои претензии на истинность с помощью общепринятых методов доказательства, так же ясно говорит об этом.
Рассмотрев эти два довода в пользу нейтральности, обратим внимание на три довода в поддержку приверженности.
1. Латиноамериканские представители богословия освобождения подвергли суровой критике идею об "академической отрешенности", считая ее серьезным препятствием делу достижения социальной справедливости и политических преобразований. Если нечто можно назвать истиной, разве не должен человек быть ему предан? Основываясь частично на марксистских принципах и частично на некоторых достаточно традиционных христианских идеях, богословы освобождения утверждают, что не существует никаких противоречий между истиной и приверженностью: более того первая требует последнего.
2. В самой природе науки заложена предубежденность, осознает ли сама наука это или нет. Например, утонченный анализ природы теорий в физике и психологии, предложенный Роем А. Клоузером в своей работе "Миф о религиозной нейтральности" наводит на мысль, что предубежденность играет важную, хотя может быть и скрытую, роль в этих областях. Будучи далеко не "нейтральными", эти дисциплины, оказывается, несут в себе скрытую предубежденность. Не следует ли то же сказать и о богословии? Иными словами, даже те, кто претендует на отрешенность, в действительности действуют как рабы своих скрытых предубеждений.
3. Христианское богословие возникает как отклик на веру сообщества. Оно представляет собой, используя известную фразу Ансельма Кентерберийского "fides quaerens intellectum" (верой, ищущей понимания). Вера предусматривает приверженность. Изучать христианское богословие как чисто академический предмет, с незаинтересованной точки зрения, значит терять из виду тот факт, что христианство представляет собой провозглашение, молитву и поклонение. Если эти действия порождают богословие — и если богослов не провозглашает веру, не молится Богу и не поклоняется воскресшему Христу, он или она не могут по — настоящему понять, что же такое богословие.
Каждый из этих доводов в пользу или против нейтралитета имеет свои сильные и слабые стороны. Рассмотрим, например, предположение, что лишь тот, кто находится вне христианства, может достоверно судить о его идеях — то есть, не христианин лучше всего подходит для написания работ по христианскому богословию. Такое предположение имеет свои сильные стороны. Сторонний наблюдатель скорее всего будет ставить трудные вопросы, делать критические суждения и обращать внимание на вещи, которые самим представителям христианской веры кажутся очевидными. То, что сторонний наблюдатель не может понять внутреннею динамику христианства — например, жизни в молитве и поклонении — он не сможет уразуметь богословских явлений. Критический взгляд достигается ценой недостаточного понимания.
По этим причинам, спор о нейтральности в богословии зашел в тупик. В последние десятилетия, однако, богословие стало все больше изучаться не в университетах, а в семинариях, то есть в пристрастном окружении. С зарождением в Западной Европе, Северной Америке и Австралии мультикультурализма в светских кругах, стало все больше высказываться недовольство по поводу привилегированного положения христианского богословия в университетах. Почему особый статус должна иметь христианская — а не иудейская или исламская — богословская мысль?
Результатом этих событий в США стало появление "факультетов религии" или "факультетов религиоведения", в которых упор делается на изучении целого ряда конкретных религий или религии в целом, а не одного лишь христианства. Поскольку большинство изучающих христианское богословие делают это с целью рукоположения, такая тенденция привела к массовому исходу студентов в семинарии, где преподается христианское богословие. Так, значительное число крупных богословов — включая таких видных европейских римско — католических богословов как Ганс Урс фон Бальтазар и Ив Конгар — вообще никогда не преподавали в университетах. Точно так же, многие современные американские евангелические богословы предпочитают оставаться в семинарской среде, а не работать на факультетах "религиоведения" светских университетов.