Страница 4 из 143
2. Многие дискуссии патристического периода в той или иной степени вращаются вокруг философских вопросов, понятных лишь тем читателям, которые знакомы с философскими спорами того периода. Сейчас лишь некоторые студенты, изучающие христианское богословие знакомы с идеями, содержащимися в диалогах Платона, тогда как в патристический период эти идеи подверглись значительному развитию и критике в средиземноморском мире. Средневековый платонизм и неоплатонизм существенно отличаются друг от друга с одной стороны, и от первоначальных идей Платона — с другой. Незнание многих философских идей и концепций того периода представляют собой еще одним препятствием на пути его изучения, затрудняя студентам, делающим свои первые шаги в христианском богословии, понимание того, о чем шла речь в некоторых патристических дискуссиях.
3. Патристический период отличается чрезвычайным доктринальным разнообразием. Его вполне можно охарактеризовать как время постоянного движения, в течение которого еще только складывались такие ориентиры и стандарты, как Никео — Цареградский символ веры и догмат о двойственной природе Христа. Эта черта патристического периода часто вводит в смущение студентов, знакомых с относительной стабильностью других периодов в развитии христианских доктрин (таких, как Реформация, в котором личность Христа не включалась в число основных вопросов).
4. Этот период стал свидетелем крупного разделения, возникшего по политическим и лингвистическим причинам, между восточной грекоязычной церковью и западной латиноязычной церковью. Многие исследователи усматривают заметное различие в богословском темпераменте между богословами Востока и Запада: первые в большей мере были склонны к философии и богословскому умозрению, в то время как последние часто враждебно относились к вторжению философии в христианское богословие и считали эту дисциплину исследованием доктрин, изложенных в Священном Писании. Примером этой позиции может послужить знаменитый риторический вопрос Тертуллиана (ок.160–ок.225): "Что общего между Афинами и Иерусалимом? Или Академией и Церковью?"
Ведущие богословы
В ходе настоящей книги будут делаться многочисленные ссылки на значительное число богословов патристического периода. Следующие шесть авторов, однако, имеют особое значение и заслуживают того, чтобы выделить их для особого упоминания.
Иустин Мученик (ок.100–ок.165)
Иустин, по всей вероятности, выделяется как величайший из апологетов — христианских писателей второго века, которые отстаивали христианское вероучение перед лицом сильной критики со стороны языческих авторов. В своей "Первой апологии" Иустин утверждает, что следы христианской истины можно обнаружить у великих языческих писателей. Его доктрина о logos spermatikos ("семя несущем слове") позволила ему утверждать, что Бог подготовил путь для своего окончательного откровения во Иисусе Христе посредством намеков на эту истину в классической философии. Иустин представляет для нас ранний пример богослова, который пытается соотнести благую весть Евангелия и мировоззрение греческой философии — тенденция, которая в первую очередь связана с Восточной Церковью.
Ириней Лионский (ок.130–ок.200)
По преданию, Ириней Лионский родился в городе Смирне (расположенном на территории современной Турции), хотя впоследствии он обосновался в Риме. Около 178 г. он стал епископом города Лиона и занимал эту кафедру до своей смерти, которая произошла спустя два десятилетия. Ириней Лионский известен в первую очередь своей последовательной и настойчивой защитой христианского ортодоксального вероучения перед лицом серьезной угрозы со стороны распространяющегося гностицизма. Его наиболее значительная работа "Против всех ересей" ("Adversus omnes Haereses") представляет собой энергичную защиту христианского понимания спасения и особенно роли предания в сохранении верности апостольскому свидетельству перед лицом его нехристианских, гностических толкований.
Ориген (ок.185–ок.254)
Один из крупнейших защитников христианского вероучения в третьем веке, Ориген заложил основу для дальнейшего развития восточно — христианской мысли. Он внес крупный вклад в развитие христианского богословия в двух важных областях. В области толкования Библии Ориген разработал понятие об аллегорическом толковании, утверждая, что поверхностный смысл Священного Писания следует отличать от его более глубокого духовного значения. В области христологии Ориген положил начало традиции разграничения между понятием о полной Божественности отца и меньшей Божественности Сына. Некоторые исследователи полагают, что арианство появилось в качестве естественного следствия подобного подхода к христологии. Ориген также с большим энтузиазмом принял идею об апокатастасисе (apocatastasis), согласно которой все творение — включая и человечество, и сатану — будет в конце концов спасено.
Тертуллиан (ок.160–ок.225)
Тертуллиан происходил из языческой среды и был язычником из североафриканского города Карфагена. Он обратился в христианство, когда ему уже было более тридцати лет. Благодаря огромному воздействию, которое он оказал на Западную Церковь, его часто называют отцом латинского богословия. Он энергично отстаивал единство Ветхого и Нового Заветов против Маркиона, который утверждал, что они относятся к разным богам. В ходе защиты этого единства он заложил основание доктрине Троицы. Тертуллиан выступал против того, чтобы христианское богословие или апологетика зависели от внебиблейских источников. Он занимает место среди наиболее упорных и последовательных ранних сторонников принципа достаточности Священного Писания, осуждая всех тех, кто обращался к светским философским системам (таким, например, как философские идеи Афинской Академии) в поисках истинного знания о Боге.
Афанасий Великий (ок.296–ок.373)
Значение Афанасия Великого связано в первую очередь с христологическими вопросами, которые приобрели большую важность в четвертом веке. Возможно, еще не будучи тридцати лет от роду, Афанасий написал трактат "De incarnatione" ("О воплощении") — мощную защиту идеи о том, что Бог принял человеческую природу в Личности Иисуса Христа. Этот вопрос оказался центральным в арианском споре, в который свой крупный вклад внес Афанасий Великий. Афанасий указывал, что если, как утверждал Арий, Христос не являлся полностью Богом, то из этого вытекает целый ряд разрушительных выводов. Во — первых, Бог не смог бы таким образом искупить человечество, так как одно тварное существо не может искупить другое. Во — вторых, из этого следовало бы, что вся христианская Церковь виновна в идолопоклонстве, так как все христиане регулярно поклонялись и молились Иисусу Христу. Ввиду того, что "идолопоклонство" можно наиболее точно определить как "поклонение плоду человеческой деятельности или божественного творения", то из этого следовало, что такое поклонение относится к идолопоклонству. Эти рассуждения впоследствии взяли верх и привели к отрицанию арианства Церковью.
Августин Гиппонийский (354–430)
Обращаясь к рассмотрению личности Аврелия Августина, известного как "Августин Гиппонийский" или "блаженный Августин", мы сталкиваемся, вероятно, с одним из величайших и влиятельнейших умов всей христианской истории. Привлеченный к христианской вере проповедью епископа Амвросия Медиоланского, Августин пережил драматический опыт обращения. Дожив до возраста тридцати двух лет и не удовлетворив своего пламенного желания познать истину, Августин, находясь в одном саду в городе Медиоланум (современный Милан), мучительно размышлял над великими вопросами человеческой природы и судьбы. Ему показалось, что он услышал где‑то поблизости детские голоса, поющие "Tolle, lege" ("возьми и прочти"). Чувствуя, что это Божественное повеление, он взял первый попавшийся новозаветный документ — как оказалось, Послание Павла к Римлянам — и прочел судьбоносные слова: "облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа" (Рим.13:14). Этот отрывок послужил последней соломинкой для сознания Августина, который уже с трудом мог переносить свое язычество. Как он впоследствии вспоминал: "Свет определенности вошел в мое сердце, и исчезла всякая тень сомнений". Начиная с этого момента, Августин посвятил свои огромные интеллектуальные способности обоснованию и консолидации христианского вероучения. Стиль его творений был одновременно страстным и интеллектуальным, обращаясь и к сердцу, и к разуму.