Страница 129 из 143
В христианском богословии существовала устоявшаяся традиция рассматривать крещение как христианский эквивалент обрезания. Развивая эту идею, Цвингли утверждал, что крещение мягче, так как не вызывает боли или пролития крови и представляется более широким, так как охватывает не только мальчиков, но и девочек. Далее, Цвингли подчеркивал, что крещение — это знак принадлежности общине — Церкви. То, что ребенок не осознает этой принадлежности, не имеет особого значения: он член христианского сообщества, и крещение — публичная демонстрация этого членства. Отличие от Лютера в этом очевидно.
Аналогично, присутствие на евхаристии представляет собой постоянную публичную декларацию приверженности Церкви. Цвингли разрабатывает это значение евхаристии, используя военную аналогию, взятую из своего опыта армейского капеллана в войсках Швейцарской конфедерации. "Если человек пришивает белый крест, он провозглашает свое желание быть конфедератом. И если он совершает паломничество в Неенфельс и возносит Богу хвалу и благодарение за победу, одержанную нашими праотцами, он подтверждает, что он действительно конфедерат. Аналогичным образом, каждый, кто получает знак крещения, намерен услышать то, что Бог говорит ему, узнать божественные заповеди, и проводить свою жизнь в соответствии с ними. И каждый член общины, который благодарит Бога в воспоминаниях или во время вечери, свидетельствует о том, что он из самих глубин своего сердца радуется смерти Христовой и благодарит Его за нее".
Здесь упоминается о победе швейцарцев над австрийцами в 1388 г. при Неенфельсе, в кантоне Гларус. Эта победа обычно считается началом Швейцарской (Гельветской) конфедерации и отмечается паломничествами к месту битвы каждый первый четверг апреля.
Цвингли говорит о 2–х явлениях. Во — первых, швейцарские солдаты носили белый крест (в настоящее время включенный в швейцарский национальный флаг) как "Pflichtszeichen", публично демонстрирующий их приверженность Швейцарской конфедерации. Аналогичо, христианин публично демонстрирует свою приверженность Церкви, первоначально крещением, а затем участием в евхаристии. Крещение — "видимое вхождение и укоренение во Христе". Во — вторых, воспоминание об историческом событии, приведшем к образованию Швейцарской конфедерации, — знак приверженности этой конфедерации. Аналогично христианин вспоминает историческое событие, которое привело к образованию христианской Церкви (смерть Иисуса Христа) как знак его приверженности этой Церкви. То есть евхаристия — это воспоминание об историческом событии, приведшем к учреждению христианской Церкви, и публичная демонстрация приверженности верующего этой Церкви и ее членам. Это связано с подходом Цвингли к евхаристии как к воспоминанию.
Таинства уверяют нас в божественных обетованиях, данных нам
И вновь, эта функция таинства ассоциируется в первую очередь с деятелями Реформации, которые предавали особое значение вере как человеческой реакции на божественные обетования. Они глубоко сознавали слабость падшей человеческой натуры и знали, что она нуждается в твердых заверениях относительно Божьей любви и верности. Лютер считал смерть Христа знаком как надежности, так и огромной ценности благодати Божьей. Лютер разрабатывал этот вопрос, используя идею о "завете", понимаемом в смысле "последней воли или завещания". Он в полной мере развил его в своей работе "Вавилонское пленение Церкви" (1520): "Завет [завещание] — это обещание, данное человеком, находящимся при смерти, в котором определяется наследство и назначаются наследники. Таким образом, завет предусматривает, во — первых, смерть завещателя, и, во — вторых, обещание наследства и указание наследников… Мы ясно видим это в словах Божьих. Христос свидетельствует о смерти, когда он говорит "Сие есть Тело Мое, отдаваемое" и "Сия есть Кровь Моя, проливаемая". Он определяет наследство, когда он говорит "во оставление грехов". И Он назначает наследников, говоря "за вас и за многих", то есть за тех, кто примет и поверит словам завещателя".
Основная мысль Лютера здесь заключается в том, что завет предусматривает обещания, которые вступают в силу лишь после смерти того, кто дал эти обещания. Литургия евхаристии, таким образом, определяет три жизненно важных вопроса:
1. Она подтверждает обетования благодати и прощения.
2. Она определяет тех, кому эти обетования даны.
3. Она объявляет о смерти Того, Кто эти обетования дал.
То есть, евхаристия торжественно объявляет о том, что обетования благодати и прощения вступили в силу. Это "обетование прощения грехов, данное нам Богом и подтвержденное смертью сына Божьего". Провозглашая смерть Христа, сообщество веры утверждает, что драгоценные обетования прощения и вечной жизни теперь вступили в силу для всех, кто имеет веру. По словам самого Лютера: "Так что вы видите, что то, что мы называем мессой, является обетованием прощения грехов, данное нам Богом и подтвержденное смертью Сына Божьего. Ибо единственная разница между обетованием и заветом (завещанием) является то, что завет предусматривает смерть того, кто дает его… Бог дал завет. Поэтому необходимо, чтобы Бог умер. Но Бог не может умереть, если Он не станет человеком. Так, воплощение и смерть Христа явно присутствуют в одном слове — "завет".
Евхаристия: вопрос о реальном присутствии
Что происходит во время евхаристии? Каким образом во время службы изменяются евхаристические хлеб и вино, если такое изменение вообще происходит? На протяжении веков рассматривался ряд подходов к этой проблеме, из которых следующие имеют особое значение.
Пресуществление
Эта доктрина, формально определенная IV Латеранским собором (1215), покоится на философии Аристотеля, на том, как Аристотель проводит разграничение между "субстанцией" и "акциденцией". Свойством или субстанцией какого‑либо предмета является ее существенная природа, в то время как акциденциями являются его внешние черты (например, его цвет, форма, запах и так далее). Теория пресуществления гласит, что акциденции хлеба и вина остаются в момент освящения неизменными, в то время как их сущность меняется из хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы.
Этот подход был подвергнут критике со стороны протестантских богословов, особенно во времена Реформации, за внесение в христианское богословие идей Аристотеля. Лишь в 1551 г. Тридентский собор в "Декрете о Святейшем Таинстве Евхаристии", изложил позитивную позицию римско — католи — ческой церкви. До этого момента собор лишь критиковал сторонников Реформации, не предлагая какой‑либо связной альтернативной позиции. Этот недостаток был теперь исправлен. Декрет открывается энергичным утверждением реального сущностного присутствия Христа: "После освящения хлеба и вина Господь наш Иисус Христос истинно, реально и сущностно присутствует в почтенном таинстве святой евхаристии под видом этих физических вещей". Собор энергично отстаивал как доктрину, так и терминологию пресуществления. "Благодаря освящению хлеба и вина происходит изменение всей сущности хлеба в сущность Тела Христова и всей сущности вина в Кровь Христову. Святая католическая церковь правильно и надлежаще называет это изменение пресуществлением".
В более близкие к нам времена идея о пресуществлении была переработана такими римско — като — лическими богословами как Эдуард Схиллебекс. 2 подобные переработки имеют особое значение. Понятие о "транссигнификации" выражает идею о том, что освящение изменяет в 1–ю очередь значение хлеба и вина. Связанное с ним понятие о "трансфинализации" выражает идею о том, что освящение изменяет конечный результат или цель хлеба и вина. Оба эти понятия основываются на предположении, что сущность хлеба и вина неотделима от их качества или использования — идея, которая находит выражение в произведениях Цвингли.