Страница 17 из 57
— Попросите г-на Тьера, г-жу Тьер и м-ль Фелиси зайти ко мне.
Когда все почтенное семейство собралось у ее постели, г-жа Дон заговорила:
— Нам не следует дольше оставаться в Париже. Наши противники будут слишком счастливы, демонстрируя нам свою победу. Мы отправимся в большое путешествие по Италии. Вы, Адольф, будучи любителем искусств, сможете посетить музеи, а вы, дети мои, получите возможность расширить свое образование. Затем она отпустила г-жу Тьер и м-ль Фелиси. Когда обе сестры удалились, г-жа Дон, у которой мысль повидать Неаполь и Везувий вызвала жжение в сокровенном месте, принялась ворковать и называть г-на Тьера по имени.
Не говоря ни слова, маленький марселец быстро разделся и прыгнул в кровать, а через несколько мгновений он уже проявлял ту лихорадочную энергию, которая всегда отличала его в подобных обстоятельствах.
Семейство Тьер-Дон провело в Италии четыре приятнейших месяца, затем месяц в Балансе у г-на Талейрана и три недели в Бельгии, заехав по дороге в Лилль, чтобы обнять там г-на Дона.
Нет, конечно, и этот достойный человек приезжал Время от времени в Париж и имел удовольствие заключить в объятия г-на Тьера…
Наконец в начале 1838 года весь квартет вновь собрался в своем доме на площади Сен-Жорж и вступил в бескомпромиссную борьбу с правительством.
Борьбой этой руководила, разумеется, г-жа Дон, которая снова мечтала властвовать над Францией. Намерения ее были так очевидны, что журналисты подвергали ее нападкам, точно какого-нибудь официального политического деятеля. Сам Бальзак писал в «Ревю Паризьен»: «Заговор осуществляется в открытую, при свете дня, а главное — ведется „нянькой“ г-на Тьера. Как я вам уже говорил: dux femina facti… Вы даже не можете себе представить, до какой степени была доведена хитрость упомянутого южанина в соединении с тонким умом этой буржуазки».
Титул «няньки» г-на Тьера очень не понравился г-же Дон, и отныне она воспылала жесточайшей ненавистью к романисту.
Она впала в еще большую ярость, когда узнала, что мать Адольфа, которую слугам было приказано не впускать в отель Сен-Жорж, называла ее «г-жа Плутовка». Доходило, впрочем, немало и других слов, сказанных старой г-жой Тьер. Покинутая, почти без средств к существованию, несчастная старуха жила на каком-то жалком чердаке, в двух шагах от пышного особняка своего сына. Однажды, когда кто-то при ней стал говорить о честности Тьера, она рассмеялась:
— Честность у Адольфа? Послушайте меня: те, кто позволит ему встать на запятках их кареты, вы слышите, на запятках, могут быть уверены, что очень скоро он займет их место внутри кареты…
Неистовый карьеризм маленького марсельца был, это надо признать, объектом всеобщего презрения. Как-то раз Тьер, выпячивая грудь и распрямляясь в своих маленьких башмачках, сказал Арману Каррелю:
— Я знаю, что меня ждет. Я погибну от удара ножа на улице или на эшафоте.
— Вы, мой маленький Тьер, вы никогда не умрете иначе как от пинка ногой в ж…
Все эти истории, с удовольствием сообщавшиеся прессой, приводили в отчаяние г-жу Дон. Но среди всех историй была одна, от которой она позеленела: в какой-то газете утверждалось, что во время оргии в Гранво у графа Вижье г-н Тьер, открыв окно, развлекался тем, что показывал прохожим свой зад между двумя горящими свечами…
Напрасно Адольф отрицал этот факт и божился, что такого не было. Г-жа Дон, прекрасно знавшая пристрастие своего любовника к эксгибиционизму, затаила в своей душе ужасное сомнение.
И все же Тьер и его мегера одержали верх над своими недоброжелателями. После двух лет эпической борьбы, 1 марта 1840 года, Луи-Филипп снова поставил во главе правительства своего «маленького председателя». Последний немедленно вошел в контакт с ведущими лидерами политических партий. Однако все отказались с ним сотрудничать. В конце концов ему пришлось обращаться к парламентариям второго порядка и формировать то, что журналисты окрестили «кабинетом министров из прислуги».
Альфонс Карр, а вечно ироничной судьбе захотелось сделать постоянным противником Тьера полемиста по имени Карр, опубликовал в своей газете следующий комментарий:
«I марта 1840 года королевский ордонанс, опубликованный в „Мониторе“, оповестил Францию, что отныне ею управляет новый кабинет министров в следующем составе:
Председатель Совета и глава министерства иностранных дел — г-н Тьер.
Глава военного министерства — г-н Тьер под именем г-на де Кюбьера.
Глава министерства общественных работ — г-н Тьер под именем г-на Жобера.
Глава министерства финансов — г-н Тьер под именем г-на Пеле де ла Лозера.
Глава военно-морского министерства — г-н Тьер под именем г-на Руссена.
Глава министерства внутренних дел — г-н Тьер под именем г-на де Ремюза.
Глава министерства юстиции и культов — г-н Тьер под именем г-на Вивьена.
Глава министерства торговли — г-н Тьер под смешным псевдонимом г-на Гуэна.
Снова оказавшись в своем председательском кресле, Тьер решил, что ему все позволено. Для начала он, уже имевший для собственного ублаготворения трех жен, взял себе еще одну любовницу. Каждую неделю, в назначенный час, он отправлялся провести с ней время в ее маленькой квартирке на улице Вожирар. И ничего удивительного, что королю об этом немедленно доложила его собственная тайная полиция. Однажды, когда в Тюильри ждали прибытия г-на Тьера, Луи-Филипп сказал, смеясь, г-ну де Мальвилю:
— Он сейчас находится на улице Вожирар в доме номер такой-то. Поезжайте и постарайтесь вытащить его оттуда.
Мальвиль немедленно вскочил в карету и отправился по указанному адресу. Подъехав к нужному дому, он попал в затруднительное положение, потому что не знал имени дамы, у которой находился председатель совета министров. Поэтому он стал кричать:
— Адольф! Адольф!
На четвертом этаже приоткрылось окно, и из него выглянул совершенно голый Тьер:
— Я спускаюсь, — сказал он.
Через полчаса он появился в Тюильри.
— Г-н председатель совета, вы опаздываете, — сказал ему король.
Тьер опустил голову:
— Приношу вам свои извинения, Ваше Величество, но я готовился к заседанию. Луи-Филипп расхохотался:
— Ну, тогда я сожалею, что побеспокоил вас в ваших приготовлениях!
В течение многих месяцев выражение «быть в приготовлениях» означало в Париже самое сладостное из всех занятий.
Этим выражением пользовались все, но не г-жа Дон, которая была очень уязвлена…
В особняке Сен-Жорж инцидент на улице Вожирар был обойден всеобщим молчанием.
«Лишь г-жа Дон, — сообщает Дидье Сентив, — ограничилась прозрачным намеком, давая понять г-ну Тьеру, что все в доме осведомлены о его недостойном поведении и добровольно закрывают на это глаза».
Разговор происходил за обедом, на котором присутствовал отставной офицер наполеоновской армии, без устали расточавший похвалы достоинствам и заслугам Наполеона. Г-жа Дон тут же воспользовалась этим, чтобы провести параллель между маленьким корсиканцем и собственным маленьким марсельцем.
— Он обладал природным красноречием, присущим всем южанам, — заявил старый гусар.
— Как г-н Тьер, — мягко сказала г-жа Дон.
— У него был такой певучий выговор!
Г-жа Дон улыбнулась:
— Как у г-на Тьера!
— Он был человеком, крайне умеренным в пище!
Г-жа Дон сделала легкий жест рукой:
— Как г-н Тьер!
— Он повсюду возил за собой походную кровать!
Г-жа Дон подмигнула:
— Как г-н Тьер!
— Он обожал лошадей!
Г-жа Дон вдохнула:
— Как г-н Тьер!
Несколько раздраженный гость сказал наконец:
— У него на улице Отвиль была никому не известная любовница!
И тут г-жа Дон сказала спокойно:
— А это далеко от улицы Вожирар?
Г-н Тьер, покрасневший как рак, едва не подавился, и теперь он, еще мгновение назад желавший, чтобы диалог между любовницей и гостем длился вечно, поспешил сменить тему…