Страница 10 из 44
— Скажи мне, Ранис, что привело тебя сюда? О том, что ты потерпел неудачу, я уже знаю.
Ранис не сумел скрыть своего изумления, однако у него хватило ума не спрашивать горца о том, откуда же он знает о поединке в Квартале Шорников, — ведь Тамур мог услышать об этом не только от людей Хаумы.
— Я этого так не оставлю — это дело чести.
Якуб ничего не стал говорить о чести того, кто, бросив своих истекающих кровью товарищей, спасается бегством. Вместо этого он улыбнулся своей очаровательной улыбкой и тихо прошептал:
— Я всегда знал, что ты человек благородный. Но скажи мне — как же ты хочешь совладать с киммерийцем? Люди говорят, что встреча с ним означает верную смерть!
— Они говорят так неспроста. Я видел его в бою уже дважды. Но, клянусь богами, этот варвар — такой же человек, как и мы с тобой; стало быть, справиться можно и с ним! Ты только подумай — он уже дважды оскорбил и меня, и моего господина!
"Вон оно как выходит, — подумал Якуб, — он не считает зазорным бежать с поля боя, сам же оскорбляется на каждом шагу". Он взмахнул своим посохом и с одного удара перешиб шею соратнику Раниса. Возвратным движением он хотел подсечь самого Раниса, но тот, успев подпрыгнуть, отскочил влево. Якуб подставил посох под удар меча и, не дав сопернику опомниться, опустил окованный железом наконечник ему на череп. Ранис зашатался, отступил к стене и медленно осел наземь.
Присев на корточки, Якуб прикрыл веки поверженным врагам и вложил им в руки оружие, оказав им тем самым последнюю честь. Был у него на это и иной резон: теперь все выглядело так, будто воины убили друг друга в пьяной драке.
Вне всяких сомнений, случай этот привлечет внимание Мишрака. Но к тому времени, когда трупы будут доставлены к нему, они уже начнут разлагаться, и понять что-либо по их виду будет уже невозможно. Сам же он задерживаться в Аграпуре не собирался. В горах его будут встречать как героя.
— Что делать, вы теперь знаете, — сказал Конан. — Вопрос у вас может быть только один: когда и где я буду с вами расплачиваться.
Все четверо мужчин улыбнулись. Старший покачал головой и смущенно сказал:
— Это нас особенно не беспокоит. Ты лучше ответь мне на такой вопрос: должны ли мы убивать тех, что позарятся на твое имущество?
— Господин, которому я сейчас служу, предпочитает живых свидетелей мертвым. Мертвому язык развязать непросто…
— Ну, тогда все понятно, — с облегчением вздохнув, сказал тот же мужчина. — Мертвому язык не развяжешь живого же человека всегда можно превратить в мертвеца. Как ты думаешь, твой господин поручит нам и эту работу?
— Чего не знаю, того не знаю. Я постараюсь рассказать ему обо всем, решать же все равно придется ему. Еще вопросы будут?
— Городская пища не по нам, — заговорил молодой. — Мы ведь не женщины и не дети.
— Придется потерпеть. Если же эти припасы закончатся, я позабочусь о том, чтобы вам привезли что-нибудь поосновательнее. Клянусь тем, что ведомо душе моей, но недоступно устам!
Мужчины поклонились Конану, и он, подхватив крайне заинтригованную спутницу под руку, вышел из стойла. Когда они оказались на площади перед гостиницей, Раина с интересом посмотрела на киммерийца.
— Если не ошибаюсь, это были гирканцы?
— Ну и что из этого?
— А то, что не пройдет и дня, как они растащат все наши вещи.
— Ты ошибаешься, Раина. С этим племенем меня связывают особые узы: некогда мы сражались на одной стороне.
— Говорят, что гирканцы никогда не предают своих друзей. Это правда?
— Да, это так.
Дальнейших расспросов не последовало, и Конан вздохнул с облегчением. Борьба с Культом Судьбы, в которой ему помогало гирканское племя, давно закончилась, но рассказывать о ней прислужнице Мишрака, пусть она и была на удивление мила, ему не хотелось.
Раина пересекла площадь и, гордо выпрямив спину, вошла в гостиницу. Поднимаясь вслед за ней по лестнице, Конан услышал звон монет в ее кошельке.
— Сколько у тебя денег осталось? — спросил он. Услышав ответ Раины, он покачал головой и пробормотал: — Совсем немного. Боюсь, коней в горах нам уже не купить.
— Мишрак говорит, что мы сможем найти их на заставах.
— Ты хочешь сказать, что его люди есть и там! Впрочем, для нас это дела не меняет. Заставы лучше обходить стороной. Если там есть люди Мишрака, то почему там не может быть людей Хаумы?
— Конан, ты меня поражаешь.
— Просто я не хочу умирать до срока, Раина. Кстати говоря, будь Мишрак пощедрее, нам не пришлось бы рисковать жизнью. Можешь сказать об этом и своей госпоже.
Они стояли у дверей в комнату Илльяны. Золота Мишрака хватило не только на то, чтобы купить коней и сбрую, но и на то, чтобы снять отдельные комнаты в одной из лучших гостиниц Аграпура Вне всяких сомнений, враг знал, что они находятся здесь, но для того, чтобы проникнуть в гостиницу, ему пришлось бы преодолеть сопротивление стражей, денно и нощно несших службу у входа, что придало бы делу ненужную огласку. Да и к чему нападать на зверя в его логове, если ты знаешь, что в скором времени он покинет его?
— Доброй ночи, Раина, — сказал Конан, глядя, как спутница его открывает свою дверь. Его вновь бросило в жар. Раина, словно почувствовав это, взяла его за руку и повлекла за собой.
— Ты пожелал мне доброй ночи, Конан. Не так ли?
5
— Во имя Митры, войди! — сказал Иврам.
Жрец распахнул перед Борой дверь и вслед за ним вошел в комнату. В центре ее стояла сложенная из кирпича печь. Бора почувствовал запах свежевыпеченного хлеба и мясной похлебки, напомнивший ему о том, что он не ел с самого утра.
Вокруг печи были разложены черные овечьи шкуры и неброские, мастерски сработанные ковры. Еще несколько ковров висело над резным шкафом, на котором стояла небольшая фигурка Митры.
Из внутренних покоев доносились нежные звуки флейты. Это играла Мариам, «племянница» жреца, совершавшая вечернюю службу. Называя ее «племянницей», обитатели Горячего Ключа не могли удержаться от улыбки. Игре на флейте Мариам, скорее всего, выучилась в тавернах Аграпура.
— Сядь, сын Рафи, — сказал Иврам. Он хлопнул в ладоши, и флейта тут же замолкла. — Мариам, у нас гость.
Женщина, появившаяся из второй комнаты, была вдвое моложе жреца. В руках она несла медный поднос, накрытый льняным полотенцем, на котором лежали медовые булочки и нарезанная тонкими ломтиками копченая баранина. Мариам поставила поднос перед Борой. Кожа ее была смуглой и нежной…
— Может быть, ты хочешь вина?
Ее низкий голос был исполнен меда. Бора почувствовал, что еще минута, и он забудет о том, зачем пришел в этот дом, и, кашлянув, обратился к хозяину:
— Простите меня за дерзость, но прежде я хочу посоветоваться с вами именно за этим я к вам и шел.
— Уши и сердце мое открыты для тебя, — торжественно произнес Иврам. В его устах эта ритуальная фраза казалась чем-то естественным. Селяне прощали ему и обжорство, и «племянницу» именно за то, что он умел слушать их, как никто другой. Советы он давал не часто, но людям становилось легче уже потому, что они могли раскрыть перед ним свою душу.
— Мне ведома тайна горных демонов, — сказал Бора. — Но я боюсь, что люди не поверят моему рассказу. Я уже пробовал говорить с ними. Одни считают меня вралем, другие — безумцем. Нашлись и такие, что стали обвинять меня в намеренном запугивании нашего люда. Они рассуждают так: чем больше они будут знать об этой пагубе, тем скорее она посетит их дом.
— Глупцы! — засмеялся Иврам. — Они не могут простить тебе того, что ты — мальчишка — опередил их, взрослых мужчин.
— Так, значит, вы мне верите?
— Нечто действительно поселилось в наших горах. Нечто грязное и страшное. Любые сведения об этом, сколь бы странными они ни казались пойдут нам на пользу, — ответил жрец, взяв с подноса очередную булочку.
Поднос опустел уже наполовину.
— Мариам, — сказал Бора, — теперь я не откажусь и от вина.